Возрождение. Книга 3. Хаос

Глава 19

В тусклом свете свечей Мира разглядывала нарисованный чернилами силуэт Смерти. Ей впервые не хотелось разжигать камин, потому в комнате было непривычно темно и тихо без треска дров.
- «Смерть – старшая дочь Творца и старший пастырь «человеческого стада». Главная обязанность Смерти – пожинать урожай, собирать души умерших с пастбища и направлять их в другой мир, именуемый Новым, где те ждут распределения. Неосязаемая, пастырь приходит в виде дыма без запахов, и забирает умершего с собой, когда время того приходит. Смерть нельзя разжалобить, уговорить или пригрозить ей: если срок вашей жизни вышел, она найдет вас, где бы вы не прятались. 
Смерть характеризуют: справедливость, храбрость, принципиальность, педантичность, открытость ко всему живому и восприимчивость к человеческим эмоциям.
Физические особенности: Смерть не имеет телесной формы, она, как и ее отец, состоит из энергии, имеет образные глаза, образные руки, уши и рот, помогающие ей выполнять столь сложную работу.
Слабости:  не выявлено».
Мира читала эту анкету, наверное, в сотый раз. Ее невообразимо тянуло узнать о Смерти больше. Казалось, именно старшей сестры несносных братьев не хватает, чтобы завершить бессмысленные споры и вернуть все на свои места. Даже в Мире не достает некой детали, а Смерть знает, чем та является.
Все ответы крылись в тех, кто застал сотворение вселенной. Творец мог бы дать больше информации о мироустройстве, но Смерть знала о своей семье даже самые мелкие факты, что было куда важнее. Они не просто обладали всеми фигурами, сама шахматная доска принадлежала им.
Смерть интриговала Миру. Человек не может ощутить всю полноту могущества подобного существа, это попросту невозможно. От одной мысли она ощущала благоговение, смирение и… страх.
Подобие этих чувств в ней вызывал Альб. Вероятно, он сын своей матери больше, чем казалось.
Девушка задумалась об этом.
Альб. Надежный, преданный, сострадающий дядя, готовый не спать сутками, чтобы помочь нерадивым племянникам. Альб, который положил жизнь им под ноги, стал надежной поддержкой и опорой. Мира не замечала, чтобы тот отзывался о Смерти слишком ревностно или выказывал собственнические идеи по поводу их отношений, никто даже не обмолвился, что он относился к ней подобным образом, как Риэль, например. Альб просто чтил ее память и, вероятно, носил в себе невообразимую боль.
Как и Паккиот.
Мысли об их связи со Смертью девушку тоже заботили. Выходит, они любили друг друга, но как это возможно? Старшая из пастырей была неосязаемой и немой, слышали ее только младшие братья и отец. Во что же влюбился лучший воин обоих миров? Почему отдал ей то самое, единственное место в собственном сердце? Сделал ее самым важным существом, хотя знал, что никогда не сможет коснуться или услышать?
Эти вопросы заставили Миру проникнуться к военачальнику искренним уважением. Ею удивительно легко воспринялась такая любовь с его стороны, он будто не мог проникнуться существом из-за его тела или слов, что оно излагало. Будто ему было нужно нечто большее, и он это нашел.
Нашел в той, которую не смог сберечь.
Мира отодвинула ящик столика и достала оттуда чернильную ручку. Уложила книгу на столешницу, провела кулаком по середине загибая страницы, и, примерившись, зачеркнула последние слова. «Не выявлено» разделилось черной полосой. Рядом девушка написала другое. Когда закончила, оставила ручку в стороне и прочитала:
- «Слабости: любовь».
К семье, к жизни и людям, уничтожившим ее.
Пробегая глазами по буквам, написанным Хаосом, Мира припомнила то самое число, что он написал рядом с ее рисунком еще во времена, когда они не знали друг друга. Пансион, зеленый двор, бумага, карандаш в руке, и стеклянная крыша музыкального зала. Воспоминание окутало ее разум теплой дымкой всего на секунду, позволив шелесту листьев заполнить тишину реальности. Рядом, на листке, – тридцать девять, написанное им, либо кем-то другим с его слов.
Мира вновь открыла тридцать девятую страницу первого тома. Давно знакомая сказка «Жнец» начиналась именно оттуда.
- «Жил в далекой деревне одинокий фермер, и был в его владении большой участок земли, который тот засаживал самыми разными культурами. В деревне всегда светило солнце, не было снега и холода, потому зеленело поле круглый год, давая фермеру работу и пропитание.
Не имел фермер семьи, за исключением глубоко пожилого родителя, когда-то посеявшего первые урожаи около дома. Так и повелось: родитель сеет, а ребенок пожинает, беря на себя самую сложную работу. Только вот беда: ухаживать за полями никто из них не умел, потому приняли они решение взять себе помощника, ведь хотели больше доброго урожая. Вскоре привел родитель домой еще одного ребенка. Старший воспитал его, вырастил, и стал тот ухаживать за полями: удобрять, поливать, полоть. Хорошо справлялся средний ребенок, да только мало родителю было его усилий, привел он еще одного. Вновь старший взял на себя все обязанности, вырастил и обучил. Стал и младший ухаживать за растениями: сторожил, от насекомых защищал, да смотрел, чтобы не пожухли листочки.
Родитель садил, средний и младший растили, а старший пожинал – так шли год за годом, пока родитель вдруг не понял, что мало урожая стало, а поля усыхают на глазах. Узнал он причину: скучно стало его младшим детям, начали они вредить растениям, топтать да ломать. Не мог родитель простить вреда стараниям своим, потому наказал детей. Друзья его, жившие в той же деревне, жили за счет спеющих на участке семьи плодов, потому, испугавшись, прогнали всех троих. Старший ребенок не пошел против младших и ушел следом, оставив родителя своего в одиночестве справляться с большой работой.
Начали пропадать многолетние труды, а вернуть детей назад он не решился, как бы тяжело не было. Начали поля его разрастаться, да мешать друг другу и тяжело увядать. Друзья радовались, все брали и брали, а помогать не торопились.
Неподалеку все это время находился только старший из трех детей, ведь привыкший пожинать - пожинать будет, даже когда его работа уже не нужна. Видели все его, да в один момент убить решили. Добрались до всех троих, расправились, а потом зажили спокойной, сытой жизнью.
Вот только разгневалась сама природа. Сказала она: «Вернутся все трое и принесут вам погибель, покуда соберутся вместе».
С тех пор друзья безутешного родителя ждут прихода жнеца и семьи его, из года в год опасаясь, что легенда возродится».
Мира решила проверить тридцать девятую страницу второго тома. Там оказалась другая сказка под настораживающим названием «Пробуждение».
- «В темной пещере, куда забыли путь и люди, и существа, нашло покой крошечное животное. Не то кот, не то паук, не то змея с вытянутыми зрачками. Много лет прожило оно в своем убежище, и принялись люди его обсуждать. Станет есть их этот зверь, когда сил наберется, да подрастет? Одни говорили: «Станет, само собой! Где найти блюдо аппетитнее человечины?». Другие уверяли: «Не станет, право слово, куда вкуснее есть косуль и оленей!». Решили люди не ждать, собрались, да сожгли зверя. Пепел развеяли над лесом, а пещеру снова забросили, так и не отважившись пробраться внутрь. Заросла тропа, стало жилище вновь бесхозным, как много лет назад. Только начали люди вновь судачить, что видели там чьи-то тени, а во тьме горели глаза. «Его глаза», - повторяли люди, - «Вернулся, нечистая сила». Не знали они, что прячется в пещере, потому и боялись. Не могли решить, хороша ли неизведанная жизнь, плоха ли, но ясно ощущали лишь глубинный страх перед ней. Не удивительно было все это – новое не к месту в устоявшемся, закостенелом обществе. Никто не готов к открытиям, если разумы заняты извечными, древними мыслями. Люди стали думать, как прогнать дух существа. Великим спасением, посланным свыше, стал всесильный местный шаман, такой же старый, как и стар был разум каждого его последователя. Сказал он: «Истребить нечистого можно лишь собственной добродетелью, чистотой и душевной силой. Возьмите свечи и осветите ими пещеру, пусть духу не останется места, чтобы спрятаться». Взяли люди свечи, факелы, и отправились в путь. Мириться с вечной жизнью существа они не желали, как и нападать на него, но выбора не имели. Старость разума рождает немощность, избавляет всякое живое существо от гибкости соображений. Пришли они к пещере, пробрались через заросли бурьяна и оказались внутри. Прежних мыслей не осталось в головах людей, едва пещера озарилась светом их свечей. Забытое ими место было прекрасным храмом, расписанным большими, неловкими лапами разумного существа. Стены украшали рисунки, изображающие их жизнь, которой не могло случиться: зверь полол огороды, пытаясь взрастить умершие посевы, играл с детьми и жевал подаренную кем-то зелень. Людей изобразили с заботой и уважением, прорисовали детали народных костюмов, на лица поместили добродушные улыбки. Посмотрели тогда люди друг на друга. Вспомнили собственные озлобленные лица, гадкие оскалы. Извне пришла к ним осознанность, крупица чьей-то огромной любви. Поняли люди, что поступили подло, затушили свечи, желая дать существу место, чтобы укрыться. С того дня стали они приносить дары в пещеру, а ее обитателя прозвали Духом леса».
Эта история, казалось, была написана про Смерть. Только вот в жизни конец оказался не такой радужный, никто из людей так и не осознал ее сути, не признал добрых помыслов.
Мира перечитала историю. По какой-то причине девушка была уверена, что ответ на некий вопрос кроется в двух этих сказках, не просто так ведь некто неизвестный написал именно эту цифру на ее листке? Тридцать девять – делится на три, какое совпадение.
- «Тииноисты будто помешаны на этой цифре, как и все, кто стоит чуть ниже Творца. Сомнительно, учитывая, что Творец все-таки высшее существо, и он един».
Мира посмотрела на свои наработки. Небольшой блокнот мог похвастаться лишь скромными результатами: само число и пометки о его природе. 
В дверь постучали, заставив девушку дернуться в сторону шума. Два коротких стука и один через несколько секунд.
Она оставила обе книги на столе, сама направилась к двери, чтобы впустить гостя. Эвиан вошел спешно.
- Готова? – осмотрев ее, подытожил. – Нет, не готова. Скорее, я подожду.
- Выйди.
- Если буду дежурить у твоей спальни поздним вечером, это будет подозрительно.
- А если Хаос сюда придет и увидит, что я при тебе переодеваюсь, это подозрительно не будет?
Эвиан показательно уместился в кресле, уложив руки на подлокотники.
- После такого и умереть не жалко.
Мира хотела его прогнать, но вовремя вспомнила, что Хаос не придет. Ему незачем навещать ее посреди ночи, к тому же, если он попытается войти, она будет иметь полное право его не пустить. И дело не в Эвиане, Мира не была готова с ним говорить. Охотник просто окажется лишней причиной, по которой она не станет приглашать Правителя в свою спальню.
Девушка взяла необходимую одежду и скрылась в смежной ванной, наглухо заперев за собой. Переоделась быстро, собрала волосы, после чего, готовая, покинула комнату. Эвиана на прошлом месте не обнаружила, от чего замерла на пороге. Предположения крутились не самые приятные. Хаос все-таки пришел и потащил его в темницу самолично или что-то в этом роде, но правда оказалась куда прозаичнее.
Повернув голову влево, она застала охотника за своим столом. Тот оперся рукой о столешницу, а второй, в которой сжимал ручку, водил по строчкам одной из книг. Вид у него был сосредоточенный и серьезный.
- Что ты делаешь? – спросила Мира заведомо недовольно, готовая тот час вырвать свои вещи из рук этого невоспитанного слона.
- Вижу, сказки не такие уж и простые, да? – спросил он, не отвлекаясь от дела. Выписывал какие-то слова на чистую страницу ее блокнота. Явно прилагал усилия, чтобы разговаривать, а в перерывах шепотом считал, перепрыгивая с слова на слово. – Тридцать… Тридцать один… Так, вот оно.
- Что ты делаешь? – настояла Мира, но теперь без той же решимости забрать книги. Подошла, уставилась на написанное. – Это… Как ты это сделал?
- Каждое тридцать девятое слово, выбираем по очереди из обоих рассказов, - бегло поделился охотник. – Ничего сложного, загадка для младенца. Извини, что без спроса, решил, тебе будет полезно.
Девушка покосилась на него с сомнением.
- Давно ты извиняться начал?
- Сегодня. Хочу быть вежливым и приятным, - весело проговорил Эвиан. – Я тебе приятен?
- Когда молчишь.
Он прыснул. Осмотрел получившийся текст, подумал, расставил знаки препинания и, завершив все точкой, убрал ручку в сторону. Блокнот протянул Мире.
- И станет из пепла ребенок его садить новое, топтать старое и мирить друзей прежних. Момент взрастит жнеца извне, - прочитала. Подняла глаза на метиса, тот изогнул бровь и легкомысленно пожал плечами, мол, свою работу я сделал, а что там с интерпретацией сказать не могу. Она вернулась к предсказанию. – Чушь какая-то.
- Почему же? – парень неохотно вздохнул. Всем своим видом показывал, насколько некомфортно подоспевшие соображения ощущаются на языке. – Весьма… Конкретно, если подумать. Просто предположим, - он тут же поднял ладони, предостерегая разногласия, – что речь идет о Правителе. Его ребенок – ребенок Творца. Из пепла посадит новое, затопчет старое, еще и друзей старых помирит. Полагаю, речь идет о победе в войне. А про жнеца… Жнецом называют…
- Смерть, - договорила Мира. – Какой-то момент ее возродит. Но, погоди, - она качнула головой. – Может быть, это о Море? Даже Бириим походит, он ведь тоже в какой-то мере сын Творца.
- Сама веришь в то, что говоришь? – на лице Эвиана появилась неприязнь. Едва заметная, и лишь по причине того, что обычно он весел, а теперь стал похож на забитого заботами, ревнивого демона. – Все возятся с нашим Правителем, все ему подчиняются, считают особенным. Родился с золотой ложкой во рту. Думаешь, здесь говорится не о нем?
- Нельзя быть уверенными.
- Можно. В этом случае точно. Покажешь ему?
- Возможно, как-нибудь позже.
Мира уложила обе книги и свой дневник в ящик стола. Сначала вышла сама, Эвиан спустя минуту, когда она убедилась, что в коридоре чисто. Они вдвоем направились на встречу с Мари и Паккиотом. Сутки прошли, ведьма должна была узнать, что случилось с письмом.
Коридоры выглядели темными и безжизненными. Красноватые отсветы от пламени плясали на темных стенах, делая из бесконечных продолговатых комнат причудливые порталы. Мира и Эвиан шагали торопливо, изредка перекидываясь общими, короткими фразами.
- Еще не слишком поздно, - отметил охотник, сощурившись. – Странно.
- Никого нет, - кивнула Мира. – Согласна.
- Оно и к лучшему.
- Вероятно.
Странный диалог оказался прерван появлением неожиданной компании. Точнее, не всех из них обеспокоенная девушка хотела видеть, а кого-то и вовсе намеренно избегала, что и повторяла себе, встретившись с прозрачно-серыми радужками.
Хаос шагал с противоположного конца коридора в сопровождении Лорель и Теотерона. Часть семейства окружила его с обеих сторон. Беседа между ними складывалась настолько же оживленная, насколько у пары из человека и охотника.
Мира расслышала, как Эвиан глубоко вдохнул, будто пастырь мог перекрыть ему кислород. По виду Хаоса легко можно было подтвердить – он очень хотел это сделать. Хотел настолько, что его глаза заволокло белым за долю секунды, а рот дернулся в устрашающей улыбке. Все быстро вернулось на места.
- Доброго вечера, - радостно поздоровалась Лорель, чем вынудила остановиться проходящих мимо жителей замка.
- Доброго, - натянуто ответила Мира. Ее спутник поклонился Правителю, затем Советнику, столь же глубоко и почтенно. Не скажешь, то ли это был камень в огород Хаоса, то ли искреннее уважение к архидемону. Лорель же удостоилась мягкого поцелуя косточек левой кисти.
Хаос смерил его неприязненным взглядом сверху вниз. Бледные ноздри поджались так, будто от охотника неприятно пахло. Глаза метнулись к руками Миры, точно на тех губы охотника находились перманентно.
- Довольно поздно для прогулок, - отметил он, рассуждая вслух.
- Тогда почему вы здесь? – спросила Мира совершенно беззлобно. Она понимала, что не должна устраивать сцен из-за его встреч с Лорель, тем более, рядом шел Теотерон, а вот ее «свидание» с Эвианом вызывала сомнения. К тому же, ей не хотелось углублять конфликт.
Хаос делал больно все чаще, но отвечать ему тем же у Миры получалось с трудом. Она боялась его ранить, пусть иногда и хотела этого. Физические увечья казались такими незначительными, такими никчемными, а душевные раны он сразу же прятал, не давая рассмотреть.
Она не хотела его обижать. Их отношения остались прежними, а происходящее – просто ссора. По поведению Хаоса можно было уверить – он чувствовал то же самое.
- Я работаю, - признался пастырь теперь уже куда более вовлеченно. Старался оправдаться?
- Я тоже, - выдохнула Мира.
- Неужели? – вскинул брови Правитель. – Могу я узнать, над чем?
- Нет.
- Занятно.
Прозвучало это многообещающе. Девушка поняла, что ей придется кое-перед-кем объясняться.
- Хаос, дорогой, нам уже пора, - напомнила Лорель.
Вновь это обращение хлестануло Миру по телу буквально до физической боли, напомнило обо всем, что он делал в последнее время. 
- Твоя работа тоже довольно занимательна, - едва выговорила она, стараясь не повышать голос от непонимания и обиды. – Не будем отвлекать, у нас еще куча важных дел. Эвиан, идем.
Она открытым жестом подхватила его под локоть, прижавшись к крепкому плечу, и повела дальше. Про себя отметила, что тело у него приятное, не просто так он тренируется с Паккиотом каждый день.
Только вот до форм Правителя ему все равно было далеко.
Сам Эвиан от такого поворота совершенно растерялся. Ему хотелось вырваться, потому что подобные выпады могли стоить жизни, но близость Миры отключала инстинкт самосохранения напрочь. Он смог лишь повернуться, чтобы рассмотреть надутое, раскрасневшееся лицо поближе. 
Хаос проследил за ними, сдерживая позыв поджарить охотника. Видел его взгляд, полный удивления и другого чувства, вполне ясного – симпатии. Когда Лорель попыталась точно так же приблизиться к нему, нахмурился и жестом приказал остановиться.
- Лорель, хватит. Я уже просил тебя оставить эти фамильярные обращения для кого-то другого. Теперь прошу последний раз. Ясно?
Она потупила глаза, как кроткая, послушная овечка. Теотерон молча стоял в стороне, наблюдая за происходящим. Ему ситуация доставляла не меньше дискомфорта, чем всем остальным. Унизительно и больно терпеть такое положение собственного ребенка, но вариантов мало, да и какой выход? Когда пара ушла вперед, Советник махнул идущей за ними служанке, в руках которой покоился поднос с чайным сервизом.
Мира и Эвиан спускались по лестнице.
- Он уже далеко, - тихо оповестил охотник.
- М?
- Хаос далеко, можешь отпускать.
Мира так задумалась, что не заметила, как прилипла к телу Эвиана, будто действительно хотела за него держаться. Осознав, отпрянула.
- Эм. Да. Прости. И… Прости, - повторилась она, имея ввиду саму ситуацию, в которой ей пришлось так нагло схватить его. – И спасибо.
- Не за что, - мягко и, как показалось девушке, печально улыбнулся метис. – Если нужно – я всегда рядом. Правда, давай без перегибов. Либо… Если рубить, то прямо наверняка, чтобы умереть было не жалко.
- Имеешь ввиду, что мне нужно будет при тебе раздеться? – несмело пошутила Мира. Всему причиной чувство вины, именно из-за него больше не получалось злиться на глупые шутки. Тем более, они постепенно становились привычными.
- О большем и просить не стал бы. Думаю, это стало бы самым прекрасным из всего, увиденного мной за жизнь.
Это было брошено так, обыденно, но серьезно, что девушка замерла и потеряла дар речи. Наблюдала, как охотник медленно уходит все дальше, невозмутимо держа руки в карманах, пока она заливалась краской от совершенно очевидного смущения. Хотела бы как-то его осадить, только вот все слова растворились. Очередная острая фраза так и не вылетела из ее рта.
Команда собралась в конюшне. Там редко появлялись посетители, к тому же, можно было запереться изнутри выданным Мире ключом. Когда все оказались в сборе, Мари принялась сооружать алтарь из всего, что принесла. Это заняло не больше десяти минут. Эвиан вызвался ей помочь, пока Мира и Паккиот стояли в стороне, одинаково задумчиво следя за ними.
Мира посмотрела на военачальника. Ее захватили беспокойные мысли.
- «Паккиот ведь рискует не только своим местом, но и жизнью, помогая нам. Даже такие шалости могут выйти ему боком, хотя… Можно ли назвать это шалостью? Наши действия заходят все дальше. Возможно, наступит момент, когда мы зайдем так далеко, что уже не сможем скрываться».
Мира внезапно осознала две вещи: она подвела всех присутствующих под угрозу смертельной опасности, и, что было еще более удивительным, они ведь знали это лучше нее, но все равно пришли.
Она положила руку на сердце, наполнившееся искренней благодарностью, от которой хотелось разрыдаться. Никаких слов не хватило бы, чтобы отблагодарить эту компанию.
- Я готова, - объявила Мари. В центре алтаря лежала салфетка со следами жидкости со лба Ульриха, рядом – ручка и блокнот. – Кто-то должен записывать, пока я буду в трансе. Эвиан?
- Без проблем, - он сел рядом, готовый начать работу.
Мира и Паккиот заняли две свободные стороны от рабочего пространства. Змеиная королева размялась, освободила ладони, одну из них положила на раскрытую салфетку, второй обхватила собственное запястье. Закрыла глаза. Она долго молчала, настраиваясь, будто ловила нужную волну.
- Выкрасть, - кинула неожиданно. Эвиан слушал, но затем вспомнил, что должен записать все бредовые реплики. Паккиот встрепенулся. – Выкрасть? Сумасшедшая? Не смей. Это хороший выход. Тогда мы добьемся желаемого результата. Я хочу оставить замок целым, никакого воровства, - Мари нахмурилась, принялась описывать. – Письмо лежит на столе. Комната большая… Это кабинет Бириима. Его держит Сецейя. Рядом будто еще кто-то есть, но я не могу понять… Очень сильная защита.
- Шинон, - подсказал демон. Мари кивнула.
- Точно он, больше некому.
- Что написано в письме? – подтолкнула Мира. – Ты видишь?
- Не вижу. Я могу пересказать пару мыслей, но дословно прочесть не получится. Что-то про Хаоса и его артефакты. Про какую-то связь с Творцом. Они хотят что-то сделать с Творцом при помощи Хаоса, но не понимаю… - ведьма замолчала, вслушиваясь. – Хотят, кажется, призвать его.
- Творца? – переспросил Эвиан. Троица заметно напряглась.
- Да. Им зачем-то нужен Творец. Риэль рассказал о каком-то артефакте из крепости, который поможет поймать Хаоса. Они рассчитывают провернуть свой план совсем скоро, - она открыла глаза, те были почти полностью черными. Ладонь дрожала, когда Мари спешно прятала ее в рукав теплого пиджака, напоминающего прошитую золотыми нитями шинель. – Письмо пришло Сецейе, не Бирииму. Но он тоже там был, значит, все знает. И подпись, - рвано сглотнула. – Римские три и пять, написанные через тире.
- Что это значит? – Мира, кажется, единственная была не в курсе.
- Порядок рождения детей Смерти, - подсказал Паккиот. – Три – Теотерон, а пять – Риэль.
- Правитель не оповещен об их общении, - иронично продолжил Эвиан. – Печать нужна, чтобы не возникало подозрений, а та старушка – для отвода глаз, - он без капли энтузиазма обратился к Мире. – Ты должна рассказать ему.
Все повернулись на нее, выражая немое согласие, которое, в прочем, давалось им нелегко. О состоянии Хаоса был осведомлен каждый. Девушка не могла отнекиваться, у нее, очевидно, оставалось больше шансов выйти из сложного разговора с минимальными потерями.
- Я расскажу. Мне нужно выложить все?
- Все, - настоял Паккиот быстрее, чем Мари попыталась выставить рамки. – До последнего, каждое свое действие.
- Поняла.
- Я буду ждать снаружи, - поддержал военачальник следом. – Лучше сделать это днем. Пойдешь завтра.
На том компания разделилась. Паккиот проводил Миру в ее комнату, Эвиан попытался проделать то же с Мари, но она ясно дала понять, что в отсутствие супруга никаких особей мужского пола рядом с ней быть не должно. Хотя, все понимали, что дело в другом - Мари просто не переваливала прилипчивость и самоуверенность охотника, которую тот всегда подкреплял неуместным флиртом.