Моя Фиалковая Зависимость | 18+

Истязание одиночеством

Трек к главе — Tommee Profitt and Fleurie — Noble blood

***

Было тихо и темно ещё, как минимум, сутки. Или же время растянулось так для меня потому, что вслушивалась в каждый тихий прерывистый вдох и выдох любимого? Эти тяжёлые вдохи и стали отныне для меня своеобразным, жутким тиканьем часов отмеряющих время.

Желудок все чаще сжимался от голода,  жажда заставляла думать, что нас так и оставят тут умирать, забытыми и запертыми.

Затем, тяжёлые мысли сменились страхами за отца, маму и брата. Я вспомнила с каким ужасом и остервенением Эрион вырывался из-под контроля отца, как пытался рвать на себе магические путы ловчей, рассекая руки до крови и не унимался, пока мать не бросилась к нему, умоляя не гневить Градоса, как сама позже молила нового короля Мидера отпустить нас.

Чувства , что испытала от смерти Варгов, страдания близких, снова заставили неприятно поёжиться то ли от холода, то ли от скорби. Голова стала кружиться, хоть и ран на теле было не много, лишь ссадины на запястьях от того, что кандалы изранили кожу пока я рвалась к мужу изо всех сил. Но пить оставшийся Эликсир, способный излечить Эрбоса, не собиралась. Я ждала пока он очнется и тогда я смогу передать ему небольшой флакон, сейчас припрятанный в вырезе моего истерзанного наряда.

Ещё бы хоть каплю света увидеть. Кромешная тьма не только мешала видеть и планировать, она угнетала. Особенно меня. С детства ненавидела темноту и все тени мира. Даже будучи ребенком, часто засыпала при горящей свече и монотонных рассказах отца о волшебных существах, якобы обитавших в лесу.

Внезапно слева, в дальней части коридора, отделяющего бесконечный ряд камер по обеим сторонам, словно по моему желанию, вспыхнул свет. Я прищурилась, даже тусклая вспышка далёкого факела, заставила поёжиться от боли в чувствительных глазах, привыкших к тьме.

Глаза мгновенно стали отыскивать силуэт любимого в камере напротив. Цепи и кандалы у потолка теперь висели пустыми, не сковывая, как прежде, своего пленника. Это дало понять, что Эрбоса, скорее всего, освободили и бросили на пол.

Мои цепи брякнули, когда встала, цепляясь за прутья решётки. Голова ещё больше пошла кругом, а желудок сжался от тошноты, когда рассмотрела Эрбоса, лежащего на животе на голом камне пола в полутьме. Спина его была исковеркана полосами глубоких ран, а кровь растекалась вокруг израненного тела багровой лужей.