MGPD Preferences №4 (Кирилл Гречкин)

17. Пение

— Кирилл! — в который раз говоришь ты и, нисколько не сдерживаясь, толкаешь Гречкина в плечо.

Тот, уже полчаса внимательно что-то изучающий в телефоне, поднимает на тебя растерянный взгляд, потирая ушибленное место, и хмурится:

— Чего толкаешься?

— Я к тебе уже раз пять обратилась, — раздраженно отзываешься ты. — Что там такого интересного у тебя в телефоне, что ты его не выключаешь?

Кирилл закатывает глаза, но телефон все-таки откладывает, выжидающе глядя на тебя. Вы сидите бок о бок на диване в гостиной большого дома Гречкиных. Тебе быть здесь все еще немного неловко, ты до сих пор так и не смогла привыкнуть к проживанию вместе с Кириллом, но его отец, вроде бы, уже не против твоего присутствия, к тому же вы редко с ним пересекаетесь, поэтому постепенно становится гораздо проще.

Да, в вашу первую встречу с отцом Кирилла тот явно не был впечатлен. Нисколько не стесняясь, он сразу дал понять, что тебе в их доме совсем не место, но теперь он, кажется, смирился.

— Кисунь, ну не ворчи, — отвечает Кирилл. — Чего ты хотела?

Ты хмуришься и хочешь ответить что-то едкое, но вместо этого сдаешься и продолжаешь чуть более спокойно.

— Мне нужно, чтобы ты послушал мой номер на экзамен по вокалу.

Кирилл страдальчески вздыхает и мотает головой.

— Кисунь, я в этом ведь вообще ничего не понимаю. Может, не надо?

Ты складываешь руки на груди, неподвижно глядя на Кирилла, и тот, немного помолчав, сдается:

— Ладно. Только не злись на меня потом.

Тебе почему-то кажется, что он не хочет тебя слушать совсем не потому, что сомневается в собственной компетентности. На лице его скепсис, он, кажется, изо всех сил старается подготовить себя к чему-то ужасному, и тебе даже немного обидно. Пусть это, возможно, тебе только кажется.

Вообще-то ты нервничаешь. Прежде тебе редко приходилось петь при ком-то, и тот единственный раз, когда ты спела родителям, самым близким на тот момент людям, закончился насмешками. Папа пошутил, что кто-то наступил на хвост кошке, а мама, рассмеявшись, добавила, что твои низкие ноты похожи больше на дверной скрип, чем на человеческий голос, а ты стояла перед ними, глотая слезы и обещая себе больше никогда и ни при ком не петь.