божьи коровки молчат

10.внутрений голос может завистливо шептать

Божьи коровки молчат
10. Внутренний голос может завистливо шептать

      Рена Руж не ладила с Котом Нуаром.

      Она понимала, что он не виноват в немоте Маринетт, что Ледибаг умерла бы, если бы Кот ее не защитил… но, черт возьми, он не мог это сделать, не умирая? Чтобы Маринетт не пришлось отдавать голос в обмен на его жизнь?

      Но больше всего ее выводил из себя тот факт, что Маринетт просила ни о чем ему не рассказывать. Делать вид, что Рена Руж понятия не имеет о том, что случилось. Чтобы Коту не стало известно, на какую жертву пошла Ледибаг ради него.

      Ведь потерей голоса дело не ограничивалось.

      Алья считала это несправедливым, ведь Маринетт заслуживала того, чтобы Нуар знал. Чтобы весь Париж знал, что Ледибаг оставила геройский пост не ради мимолетной прихоти.

      Что, даже лишившись возможности превращаться в героиню, она продолжала защищать город.

      Ведь облако божьих коровок, устраняющих причиненный злодеем вред, черпало энергию не из магии квами, а из ее собственных сил.

      И чем больше требовалось восстановить разрушений, тем большую усталость чувствовала после этого Маринетт. Пусть она и утверждала, что больно ей было лишь в первый раз, когда через квагатаму магия связала ее душу с серьгами, Алья знала: ощущения Маринетт испытывала далеко не из приятных. Иной раз, когда город ликовал и радовался тому, что вновь все чудесным образом исцелилось, она, обессилевшая, не имеющая возможности позвать на помощь, лежала в каком-нибудь пыльном подвале, где даже Рене Руж не сразу удавалось ее найти.

      А вот сейчас Рена нашла ее на удивление быстро, хотя в данный момент искала акуманизированного, а не подругу.

      — Вот черт! — ругнулась она, с крыши заметив, как Маринетт внизу оглядывается в поисках укрытия, а в ее сторону направляется человек-синтезатор.
  
***

      Дверь в подвал заперта, до пожарной лестницы не получалось даже допрыгнуть (акума побери тех, кто размещает их так высоко от земли!), а клавишный приспешник злодея мог обнаружить ее в любую минуту. Трупом, что ли, притвориться, чтобы врага в заблуждение ввести? Ведь если Маринетт сделают частью оркестра фриков, то о «Чудесном Исцелении» после победы над злодеем Парижу придется забыть.