Глава III: Москва

18 6 2
                                    

Утро. Солнце освещает нашу комнату. Я просыпаюсь. Потягиваюсь в теплой постели. По телу моему разливается сладкая истома. Я тихонько зеваю. Затем сажусь и вновь потягиваюсь. Выспался на славу.
Я поглядел на Облонского. Он уже не спал. Сидел на постели, глядя в окно и куря сигару.
Я слегка улыбнулся:
—Доброе утро. Давно не спишь?
Облонский поглядел на меня:
—Доброе. Давно. Не люблю долго спать, тем более бессонница мучает.
Я выдохнул:
—Не спал всю ночь получается? Верно?
Облонский пожал плечами:
—Почему же не спал всю ночь? Я встал только, когда рассвет наступал.
Я поглядел на него. Выдохнул. Затем переоделся в белый мундир с эполетами, такого же цвета брюки. Облонский уже был переодет.
Внезапно к нам заходит здешний полковник, говоря строгим тоном:
—На улицу. Бегом.
Я и Облонский переглянулись, не понимая, что происходит. Мы встали и вышли за полковником на улицу. Там стояли уже Николай, Родион и Павел. Никто не понимал, что происходит.
Мы встали все в одну шеренгу.
Полковник убрал руки за спину:
—Вас всех ожидают в Москве. Прознали про вашу авантюру. Там вам выговор будет. Да и не только! Еще и приговор вынесут. Бесстыжие. Не стыдно вам? За спиной государя.. Да при таком чине... Такие проворачивать аферы... Махинации... Да это... Измена государству! России! Родине! Из ума вы что ли повыходили совсем?! При таком чине и уважении к вам смеете затевать такое!
Мы молча стояли, не смея перечить.
Полковник зло поглядел на нас. Затем сказал солдатам:
—Уведите их в кибитку. Не желаю всех их пятерых видеть. Предатели они.
Они кивнули. Затем вывернули нам руки и посадили в кибитку. Трое с одной стороны и с другой. Меня посадили с Цеткиным. Облонский сидел с Николаем и Родионом. Двое солдат сели на лошадей. Один - на козлы. Кибитка тронулась.
Мы ехали молча, глядя друг на друга. Голова моя немного разболелась. Я прикрыл глаза. Неужели Цеткину тоже попадет? Неужели он не предатель... И мы ошибались? Не знаю...
С этими мыслями я вскоре заснул.
Резко кибитка остановилась. Я и не заметил, как вскоре мы приехали в Москву. Мы вышли.
Нас схватили и, опустив наши головы в пол, привели в кабинет к полковнику. Я не видел толком поместья, в которое нас завели. Лишь видел пол, который застелен был красным бархатным ковром.
Только в кабинете нас отпустили, а после разрешили поднять головы. Он был небольшой совершенно. Пол также был застелен красным ковром. Посередине стоял деревянные стул и стол письменный белого цвета. Более ничего в комнате из мебели не было. Позади стола, прямо, было окно. Картин не висело. Полковник здешний не любил живопись, искусство, литературу. Странный, конечно, но это его право. Стены были бежевого цвета. Потолок - белый.
Сидел полковник (среднего телосложения невысокий мужчина лет 50 с кудрявыми седыми волосами, также у него были бакенбарды; глаза у него были светло-голубые, похожие на небо; одет в черный мундир с эполетами, брюки такого же цвета и сапоги; взгляд у него был уставший слегка, будто не выспался; морщины были местами; его звали Фёдор Михайлович) за столом и сзади него, около окна, близнецы-подполковники (среднего телосложения высокие парни лет 20-30 с светло-русыми, зачесанными назад, волосами, на лбу была одна кудрявая прядь, которая выбилась из колеи, не хотев возвращаться в «стаю»; у одного из них были серые глаза, у другого голубые. Странно, конечно, это. Они хоть и похожи, как две капли воды, но все же есть различие. Близнецы были одеты в чёрные мундиры с эполетами, такого же цвета брюки и сапоги. С серыми глазами звали — Елисей Романович, с голубыми - Роман Романович) при отце Облонского, так как не смог приехать сам, больно занятой.
Мы встали в шеренгу. Первый - Облонский, второй - Николай, третий - я, четвертый - Родион, пятый - Цеткин.
Фёдор Михайлович поглядел на Елисея. Тот молча кивнул.
Затем подошел к нам:
—Полковники прознали про ваше скрытое общество, желающих революции. Слава Богу, до императора это не дошло. Но знайте, вам это просто с рук не сойдет. Сухими из воды вы не выйдите. Вам должно быть однозначно стыдно за подобную махинацию, ведь тем самым предаете свою Родину, свою Россию. Никаких поблажек не будет. Вы предатели для государства. Подобная авантюра ваша является изменой. Вы мешаете интересам государства. Пытаетесь создать движение против самого императора. Это недопустимо при вашем чине.
Что же касается наказания... Цеткина Павла Михайловича - казнить...
Павел обомлел.. Побледнел... Затем упал в обморок. Я и другие резко поглядели на него.
Мы поглядели ошеломлено на Елисея.
Он взял бумагу и заглянул в неё:
—Прошу прощения. Этот приказ был отменен. Ошибся. Прошу прощения еще раз.
Цеткин лежал без сознания, бледный, как белая стена.
Елисей выдохнул:
—Было принято решение Облонского Александра Григорьевича высечь плетью за то, что является лидером данного общества бунтовщиков, а после всех разослать по разным местам служения. При Облонском лишь оставить Несветаева Алексея Родионовича. Они останутся в Москве. Обломова Николая Алексеевича - в Петербург. Цветаева Родиона Александровича - в Чернигов. Цеткина Павла Михайловича - на Кавказ. Прошу всех покинуть временно кабинет, кроме Облонского.
Я вежливо спросил:
—Можно я также останусь?
Елисей кивнул головой.
Цветаев и Обломов ушли.
Елисей нахмурился, крикнув им:
—А товарища Цеткина? Забирать не будете? К чему он нам дохлый здесь?
Николай посмеялся:
—Не заслужил он. Вернемся за ним когда-нибудь потом.
Роман, брат Елисея, слегка усмехнулся:
—Балагур, забери-ка лучше Цеткина, а не лясы точи. Понимаем, что шуток у тебя не перебрать, но сейчас не до них.
Николай и Родион взяли Цеткина. Обломов за ноги, Цветаев за руки и потащили. Вышли, еле пройдя в двери.
Елисей и Роман переглянулись.
Я остался стоять с Облонским.
Елисей выдохнул. Затем отошел к стене.
Фёдор Михайлович выдохнул и поглядел на Облонского:
—Всегда знал, что вы юноша с прогрессивными взглядами. По вам отчетливо это видно. Вы юноша с большими амбициями... Знаете откуда прознали о том, что именно ваша особа является лидером этого общества?
Александр Григорьевич промолчал, глядя спокойно в пол.
Фёдор Михайлович сложил руки в замок:
—А оттого, что вы, Александр Григорьевич, очень умный стратег. До такого плана бы другие не додумались. Вы крайне умны. Не по годам умны. Нам попали в руки бумаги. Хоть и не вы писали, но идеи ваши. По сравнению с вами.. Многие здесь пустое место. Не все додумаются до такого. Вы крайне умны. Многие здесь только могут мечтать о такой смекалке. Причем и прекрасный из вас лидер. Вам можно доверить вести всех за собою. Но более всегда меня восхищали ваш ум, ваш язык, ваша смекалка, ваша начитанность, ваш критический взгляд на мир и дела, ваша память. Как только увидели бумаги - сразу поняли, кто во главе стоит. Не стыдно вам? При вашем-то чине, уважении - такие выворачивать аферы..? Не стыдно?
Облонский гордо и высоко поднял голову:
—Ни в коем случае. Мне не стыдно. Я стараюсь лишь в интересах государства. Прогресс России необходим. По-иному император не воспримет всерьез данную идею. Не додумается до дворцовых переворотов. Разве вы не желаете лучшего для России? Каждый хочет только лучшего Родине - но совершенно с разных сторон, совершенно по-разному. Мне не должно быть стыдно ничуть за это. Я хочу, чтобы Родина моя процветала. Разве дурны мои намерения?
Фёдор Михайлович обомлел:
—Не смейте мне перечить. Я понимаю, что желаете лишь лучшего, но революция лишь разобьет всё. Лучше следовать старым порядкам. Понимаю ваши амбиции, но придержите себя. Не стоит.
И, право, Облонский был прав. Даже здесь сидят консервативные червяки, которые просто бояться перемен, бояться сдвинуться с места, привязаны к старым порядкам. Такие же сидят и у власти. Облонский, будто в воду глядел, когда вечером говорил нам...
Фёдор Михайлович выдохнул:
—Надеюсь, что после наказания вы прийдете в себя. Нет смысла стегать остальных. Если прийдет в себя лидер - то и все общество падет. Они там без вас, Александр Григорьевич, ничто. Пустое место. Трусливые шакалы. Это очевидно. Вы нам очень ценный человек, Александр Григорьевич. Мы не можем позволить вам подобных махинаций.
Облонский поглядел в сторону, не смея перечить.
Фёдор Михайлович кивнул:
—Уведите Облонского.
Я стиснул зубы. Мне жутко было неприятно за него. Крайне неприятно.
Елисей и Роман схватили Облонского и увели.
Я поглядел вслед им. Слегка губы мои сжались. Как же мне было больно осознавать, что я не способен остановить...
Крайне больно.
Фёдор Михайлович сидел, глядев пустым взглядом в стол.
Я стиснул зубы и крикнул:
—Послушайте меня! Оставьте в покое Облонского! Накажите лучше меня! Он этого не заслуживает! Облонский старается лишь для Росиии! Вы не понимаете его!
Фёдор Михайлович поглядел на меня:
—Юноша, не стройте из себя героя. Решение было принято. Тем более я вроде объяснил, почему именно Облонского наказывают. По сравнению с ним - вы все пустое место. Не побоюсь в открытую вам всё это высказать.
Затем свистнул Елисея и Романа:
—Уведите и Несветаева.
Они меня схватили, вывернув руки и увели.
Я пытался вырваться, но все оказалось бесполезно. Абсолютно.

Зимняя КровьМесто, где живут истории. Откройте их для себя