Зимняя Кровь

Глава VII: В пути в деревню.

Ранним утром мы собрались: умылись, переоделись, позавтракали - и поспешно решили уехать.
К нам подошла мать Облонского, увидев, что собирались уезжать:
—Куда вы?
Облонский убрал руки за спину:
—По важному делу из города в деревню надобно.
Она протянула руку Александру Григорьевичу:
—Даже не попрощаешься?
Облонский молча взял и поцеловал её руку, после прислонившись лбом к ней.
Она спокойно глядела на него:
—Ты надолго?
Облонский ответил сухо:
—Нет.
Она посмеялась:
—Надеюсь... новых фокусов не обещается? А то уже мы с отцом знаем, какого амбициозного до революции и свержения власти вырастили. Устали уже с отцом краснеть за тебя и твои аферы.
Облонский промолчал. Отпустил молча руку матери. Отошел от неё. Кивнул головой в знак прощания, затем развернулся ко мне. Мы вышли на улицу.
Слуга вывел наших коней. Вскоре и подошли солдаты, которые вместе с нами должны везти фортепиано. Их буквально человек четыре-пять. Не больше.
Облонский сел на коня. Затем спокойным шагом вперед всех. Я сел на коня быстро и догнал Облонского. Мы ехали молча.
Вскоре выехали из города.
Я поглядел на Александра Григорьевича. Пряди его чёрных, как мгла, волос падали на глаза. Сам же он пустым взглядом глядел вдаль. Даже не знаю.. На что именно смотрел? Хотя... Думаю, Александр Григорьевич просто задумался.
Я ехал на коне, поглядывая по сторонам.
Почему-то всё время... Думаю о Цеткине... Неужели и правда он нас предал в тот раз? Но зачем? Зачем он предал нас? Неужели не разделяет с нами желание лучшего для Родины? Или... У него другие есть предложения? Не понимаю.. Или вообще он нам враг? Вдруг ему кто-то платит за то, что подслушивает планы нашего общества?...
Не знаю даже, что и думать на него, честно говоря.
Не хотелось бы, чтобы он вновь нас предал...
Внезапно с нами поравнялась черная бричка. Оттуда выглянул полковник (мужчина лет 50 с русыми жидкими короткими волосами, которые будто маслом были обмазаны, светло-карими глазами; у него были бакенбарды, усы сбриты;
он был одет в черный мундир с эполетами, бежевые брюки; на его руках были белые перчатки; на ногах чёрные сапоги) и сказал нам:
—Вы из Москвы путь держите?
Я кивнул головой, вежливо улыбнувшись:
—Да. Мы из Москвы.
Он усмехнулся:
—Садитесь в бричку тогда.
Александр Григорьевич холодным тоном спросил:
—А фортепиано? Нам велели его довезти в целостности и сохранности вам, Пётр Степанович.
Он поглядел на Облонского с легкой ухмылкой:
—Солдаты сзади нас его повезут. Коней сзади к телеге привяжем. Они вроде смотрю смирные у вас. Мы будем ехать медленно, чтобы солдаты с пути не сбились.
Александр Григорьевич слез с коня. Тон его остался холодным:
—К чему же такая милость?
Он усмехнулся:
—Облонский, разве вам неизвестно, что людям вашего статуса соответствуют совершенно иные поездки?
Александр Григорьевич убрал руки за спину:
—Вас не должен касаться мой статус. Я остаюсь подполковником на службе, значит здесь не играет роли моя принадлежность.
Он выдохнул с улыбкой:
—Мой товарищ был прав. Вы достаточно склочный и холодный человек. Садитесь. Меня попросил подполковник вас подождать.
Александр Григорьевич привязал коня своего сзади к телеге с фортепиано.
Я слез с коня. Затем тоже привязал его к телеге, рядом с конем Облонского.
Мы сели в бричку на правый диванчик, так как на левом сидел Петр Степанович.
Облонский отвернулся к окну, подперев голову рукой, локоть положил на подлокотник.
Я поглядел на него.
Честно... Александр Григорьевич показал себя в Москве совершенно с другой стороны... Я никогда не подумал бы, что он настолько склочный.. холодный человек. Знал, что бывает порой вспыльчивый, но... Настолько...
Может ранее не замечал особо этого... Скорее всего. Но Александр Григорьевич не такой доброжелательный и понимающий, как был ранее... Или он всегда таким, просто не так заметно было?... Или я почитал его лучше, чем есть в самом деле?... Или чего-то не понимаю?...
Я выдохнул и отвёл взгляд.
Пётр Степанович поглядел на меня. Голос его был вежливый:
—Тебя что-то тревожит? Как-то неспокойно сидишь.
Я поглядел на него, робко слегка ответив:
—Нет... Всё хорошо...
—Точно?
—Да.
Настала минута молчания.
Пётр Степанович выдохнул с улыбкой:
—Я слышал о вашей афере... Ну и учудили вы, конечно.
Облонский отвлекся резко от мыслей и поглядел на него, холодным тоном говоря:
—А вы не хотите лучшего для Родины?
Пётр Степанович нахмурился:
—Почему же не хочу?
Александр Григорьевич слегка сжал руку в кулак. Тон его остался холодным:
—Так разве вам не понятно, что развитие и прогресс останавливают и замедляют консервативные червяки, сидящие в правительстве? Российская Империя бы уже давно процветала и была лучше, чем Европа, если бы не наше правительство. Разве это не очевидно?
Пётр Степанович выдохнул:
—У вас слишком много амбиций, Облонский. И всё не в то русло несет вашу натуру. Революция лишь ослабит государство.
Облонский глядел холодным взглядом на него:
—Уверены? Вы просто боитесь изменений. Привыкли к старым порядкам, не видя, что система устарела и требует перемен. Прогресс лишь поможет государству.
Пётр Степанович скрестил руки на груди:
—Всё же... Революция ослабит государство. Народ будет враждовать. Сами хоть понимаете, что подобный хаос ведет к разрушению? А если враги? Что тогда?
—Вы всю жизнь так бояться будете? Если не падем от разрушения, то падем от слабости государства. Мы слабы и отстаем в развитии оружия. Нужна новая экономика, культура, правительство. Разве сами не понимаете, что так загниет Родина наша?
—Не согласен я с вами. Старые порядки давно держаться. К чему все эти перемены?
—Вы просто боитесь изменений. Привыкли к старым порядкам. Хотя уже они давно не годятся для государства. Это тоже самое, что ребенка, которому уже семнадцать воспитывать методами воспитания семилетнего дитя. Одно и тоже. Порядки и обычаи умеют приходить в негодность. Это свойственно им. Государство растет как ребенок.
—Я не стану спорить с вами... Вы просто не поймете меня в силу своего возраста.
—Разве дело идёт в числе? Нет. Всё зависит от опыта человека. Молодой может знать куда больше, чем старый.
—Прекратите бредить! Что за вздор? Старый в любом случае больше жизни повидал, чем молодой.
—Глупые штампы. Старый может ничего дальше своего носа не видать. Так откуда опыт может быть?
—Абсурд! В любом случае старый гораздо опытен.
—Вот только из-за таких убеждений государство и гниет, поэтому прогресс и не идёт.
—Хотите сказать, что у меня меньше опыта, чем у вас?
—Судя из диалога с вами - да. Сомневаюсь, что вы повидали того же в жизни, чего и я.
—Что за нонсенс я слышу от вас? Вы глупы и юны. Не можете быть опытней меня.
—С вами бесполезно спорить. Вы не сможете мне обосновать свою точку зрения, ведь думаете по устаревшим глупым штампам... Стереотипам.
—Вы обычный амбициозный юноша, который еще не опытен. Недавно лишь в жизнь вышли.
—Довольно опираться на мой возраст. Если вы были глупы в мои лета, то это лишь вопросы к вашему воспитанию и образованию.
—Ишь! Вы думаете, что образованы лучше чем я?
—Скорее всего.
—Вздор! Такое же воспитание, как и у вас! Мы с вами принадлежим одинаково к дворянскому роду!
—Это ничего не обозначает. Многое зависит от родителей. Я сомневаюсь, что вы имели возможность повидать Европу в полном свете.
—Вот оно что! А я то думаю... Откуда столько в вашей голове дурных мыслишек... Теперь очевидно! Европа вредна для молодых!Басурмане - лжецы и обманщики, каких еще не видывали!
—Довольно. Не могу от вас эту бессмыслицу слушать.
Петр Степанович стиснул зубы и отвернулся к окну.
Облонский продолжал подпирать голову рукой. Он отвернулся к окну и прикрыл глаза.
Я поглядел на него.
Облонский и правда имеет склочный характер. Он не замолчит в споре первым. Будет до конца отстаивать свою точку зрения. Будет спорить до тех пор, пока не замолчит оппонент, которому нечего будет сказать. Ни в коем случае не уступит чужому мнению.
Он первый человек в моем кругу общения с подобным характером... Никогда с такими людьми не общался.
Облонский притягивает своей натурой и отталкивает одновременно.
Пётр Степанович достал бумагу, перо и чернила из под дивана, и начал что-то быстро писать.
Я выдохнул и поглядел в окно.
Пётр Степанович поднял глаза и спросил:
—Как будет на латыни «Всего хорошего»?
Я пожал плечами.
Облонский ответил спокойно, глядя в окно.
—Bonum fortuna.
Я слегка удивился:
—Вы знаете латынь?
Облонский поглядел на меня:
—Не только. Еще и французский.
Я слегка улыбнулся с восторгом в глазах:
—Вы крайне талантливы.
Облонский слегка ухмыльнулся, затем вновь отвернулся к окну.
Пётр Степанович поглядел на Александра Григорьевича:
—А «Жду от вас ответа»?
Облонский спокойно ответил:
—Exspecto responsum a te.
Пётр Степанович кивнул головой:
—Благодарю.
Облонский промолчал. Он прикрыл глаза.
Неужели засыпает?
Я отвернулся к окну и тоже решил поспать...
Отвернулся к окну... Подпер голову рукой... Прикрыл глаза...