Зимняя Кровь

Глава X: Новый правитель. Вечернее собрание. План по захвату власти.

Поздним вечером Облонский созвал всех в комнате. Елисей и Роман сели на кровать. Я уселся рядом с ними. Нам вполне хватало места. Даже не теснились.
На кровать Облонского сели Родион и Павел. Обломов уселся на полу около шкафа.
Облонский убрал руки за спину, стоя около стола, на котором была куча бумаг.
Обломов поглядел на него и усмехнулся:
—Мы кого-то еще ждем? Или сейчас начнешь?
Облонский выдохнул:
—Ждем человека.
Мы слегка все удивились. Кого это мы ждем?
Обломов хлопал глазами и изумленно глядел на Облонского:
—Кого же? У нас разве новый человек в обществе появился?
Александр Григорьевич выдохнул:
—Вы ни разу не видели того, о ком я говорил вам всем, как о будущем правителе. Пришло время познакомить вас с ним.
Я слегка напрягся. После слов Петра Николаевича об Облонском, не знаю даже, верю им или нет, но мне страшно представить, каков этот «будущий правитель». Честное слово. Даже и не знаю... Верю я или нет, что Облонский «играется с людьми». С одной стороны, мы не знаем его близко, да и он не рассказывает ничего о себе. Даже не говорил, что бабочками увлекался. До сих пор не знаем, что у него в записной книжке. Это вызывает огромные подозрения. Ведь он может быть совершенно не тем, за кого себя выставляет. Даже о родителях узнал только, когда нас из-за того, что провинились, отправили в Москву. А так думаю, я бы никогда и не узнал о его отношениях в семье. Он достаточно замкнутый. Когда мы приехали к его родителям, я понял, что моё мнение о нём было ошибочно. Даже то, что служил с ним вместе в Москве не дало мне понять, что он совершенно другой человек. Я думал, что знаю его. Он достаточно доброжелательно общался со мною в Москве. Ни за что бы не подумал, что Облонский такой бес на самом деле. Хотя, честно, уже и не знаю, что думать о нём. Он совершенно другой...
Уже вроде, как 2 года нашему обществу, сейчас третий идёт... А мы так и не знаем ничего о Облонском. Лишь его статус, чин и возраст. Мои представления о нём оказываются совершенно ошибочными... Что же он за личность на самом деле?
Мои мысли прервал хлопок входной двери, а после в комнату зашёл парень. Впервые его вижу. Я обомлел от его внешности. Никогда не видел подобного. Думал, что только в книгах и сказках есть такое. По возрасту, скорее всего, он ровесник Александра Григорьевича. Может младше даже?
Это был высокий, одного роста с Облонским, среднего телосложения парень с волнистыми кудрявыми белоснежными, словно снег зимой, волосами, которые прядями падали на глаза и лоб, черными глазами, в которых не видно было зрачков, в которых не было блеска, ровным без горбинки носом, белоснежной нежной без щетины или прыщика кожей. Под правым глазом у него заметил родинку.
Он был необычайной внешности. Никогда не видел белых, как снег, волос. Черные глаза я также не встречал ни разу. Он был незаурядной внешности. Осанка у него была идеально ровная. Ступал он статно и достаточно элегантно. Я бы сравнил это с походкой кошки.
Он был одет в черный мундир с золотыми эполетами, сзади который был ему по колено. Интересно однако. Очень. Спереди мундир чуть ниже пояса брюк, а сзади по колено, может даже пониже на каплю. Отвороты у него были расписаны золотыми узорами. Очень красивый мундир был. Никогда ни на ком не видел подобного.
Парень был одет в белые брюки и обут в чёрные сапоги.
На левой руке его на большом пальце был золотой перстень. Он также был дворянином. Перстень говорил об этом.
Также его руки украшали чёрные перчатки.
Я поглядел на Обломова и других. Они все обомлели от его внешности. Скорее всего, всех, как и меня, удивили его белые волосы. Он даже не блондин! Они были прям белые, как снег!
Обломов тихо проговорил:
—Что за диво?
Цеткин поглядел на него:
—Впервые вижу белые волосы... Не думал, что вообще такие бывают..
Парень прошел к Облонскому и встал около него, слегка улыбнувшись.
Александр Григорьевич поглядел на него, затем на нас:
—Прошу любить и жаловать - Болконский Николай Александрович.
Я обомлел. Неужели это тот.. Кому служит Пётр Николаевич? Я точно запомнил фамилию «Болконский», значит это явно он.
Обломов глядел на Болконского:
—Вы диковинка прямо. Очаровали здесь своей необычной красотой всех! Кем же являетесь? Откуда вы?
Николай Александрович улыбнулся:
—Вы льстите моему самолюбию. Я секретарь императора Николая I, самый близкий к нему подчиненный из Петербурга.
Обломов усмехнулся:
—Мы с вами, к слову, тёзки. Я тоже Николай.
Николай Александрович посмеялся:
—Чудное совпадение. По отчеству не совпали мы с вами? Иль еще одно совпадение будет?
—Нет. Я Обломов Николай Алексеевич.
—Забавно даже выходит, однако. Я Александрович, вы Алексеевич. Даже отчества с одной буквы.
—Это судьба! Тем более с таким прекрасным мужчиной, я и не против.
—Вы меня хотите закадрить?
—А почему нет? Всё возможно! Зато вы можете похвастаться, что привлекаете не один пол, а сразу два, как и Облонский.
—Не думал, что вы поспеваете ухаживать сразу за тем и другим полом.
—А вот! Я просто выбираю умный ход.
—Какой же?
—Если откажет мне прекрасная дама, то может согласиться великолепный сударь.
—Прошу меня простить, но меня привлекают лишь дамы.
—Какая жалость, но всё же подожду вас.
—Это кто кого подождет и где.
—Мне 24 года.
—Я вас на шесть лет старше, сударь.
—Ну так... Я люблю постарше.. Вы поопытнее. Почему решили, что меня это испугает? В постели возраст не будет играть значения.
—Прекратите развращать меня. Что за дурные мысли вы мне в голову пытаетесь вложить?
—Ладно-ладно. Не буду вас смущать.
—Вы меня не смущаете. Это просто неприлично. Во-первых, этикет не соблюдаете, хотя я вас старше, во-вторых, нагло меня соблазняете.
Обломов посмеялся.
Болконский поглядел на Облонского, скрестив руки на груди.
Александр Григорьевич даже не сменил позы. Он по-прежнему стоял с убранными за спину руками.
Облонский выдохнул и холодным тоном проговорил:
—Что ж.. Мне нужно вам рассказать полностью план. По частям вы явно его не поняли и не поймете. Не поймаете мою мысль, поэтому внимательно слушайте.
Все молча кивнули, внимательно глядя на Александра Григорьевича.
Облонский прошел в центр комнаты и остановился:
—Чтобы поднять бунт, нам нужно лишить чего-то важного народа, то бишь ввести ложный налог. Да, сначала, думали мы, что можно было из каждого дома забрать что-то. Но.. Не учли одной проблемы. Люди опять поедут и закупят, тем более из каждого дома не возможно забрать. Поэтому введем ложный налог. Развесим приказ с печатью Болконского, представив её за Императорскую. Люди простые думаю вряд ли различат. Полковники-то путают, а народ тем более не сможет опознать. Напечатаем эти бумаги, везде поставим печати и развесим, раскидаем. Думаю, что можно даже соль или хлеб, чтобы уж точно поднялись. Как только люди поднимут бунт - возглавить их, чтобы отвести в Петербург. Там обязательно еще присоединятся. Везде есть недовольные. Там еще людей можно самим призвать, сообщив о налоге на хлеб или соль. После нам также нужно лишить жизни Императора и главного полковника при нём. Главное пробраться незаметно в его покои. Охрану тоже. На трон встанет Болконский и дело сделано. Важно, всё это делать аккуратно.
Болконский улыбнулся:
—Я могу вас через темные ходы провести к императору и предоставить одного человека, кто способен сварить яд.
Облонский кивнул слегка головой:
—Именно. И когда Болконский встанет на трон будет прекрасно. Получим нам желанный прогресс в культуре, экономике, политике, вообщем в Российской Империи.
Все переглянулись.
Цеткин смотрел на Облонского серьезно:
—Тогда завтра печатаем весь день, а послезавтра принимаемся развешивать и разбрасывать на улицах?
Александр Григорьевич кивнул:
—Да. Завтра уже начинаем. Печатную машинку нам Болконский привез с Петербурга.
Обломов нервно усмехнулся:
—Завтра прямо?
Облонский нахмурился и холодным тоном сказал:
—Прямо завтра. Не вижу смысла медлить. А в чем дело? К чему такие глупые вопросы?
Обломов усмехнулся:
—Просто может уже сегодня стоит начать?
Облонский скрестил руки на груди:
—Уже ночь на улице. Завтра.
Все молчали.
Облонский убрал руки за спину:
—Все план услышали. Более сказать мне нечего. Собрание объявляю оконченным. Болконский можешь быть свободен и возвращаться сегодня-завтра в Петербург. Всё. Все свободны.
Все ушли по комнатам. Болконский ушел на улицу.
Я остался наедине с Облонским. Мы молчали.
Я подошел к шкафу и переоделся в ночную белую рубаху. Закрыл шкаф. Сел на кровать.
Я заметил, что Облонский не переодевается. Отчего же?
Я помолчал, а затем робко спросил:
—Александр Григорьевич, вы разве не собираетесь спать? Почему не переодеваетесь?
Облонский отвлекся от мыслей и поглядел на меня:
—Не думаю, что сегодня смогу уснуть.
Я говорил с искренним беспокойством в голосе:
—А чего же так? Неужели бессонница мучает? Или нечто иное? Может я могу как-то помочь?
Облонский сухо ответил:
—Не твоего ума дело. Мне не нужна помощь. Беспокойся лучше о себе, о своем здоровье.
Я выдохнул:
—Просто.. Если бессонница, то могу посоветовать, что можно при ней делать. У меня мама частенько ей страдает. От врачей узнавал лично. Я хочу для вас только лучшего...
Облонский сел на кровать. Открыл окно. Достал сигары. А после закурил, глядя в окно.
Я глядел на него:
—Александр Григорьевич, вы не испортите себе легкие? Так часто курите. Вдруг легкие не выдержат?
Он выдохнул:
—Спи. Я попозже спать лягу. Явно не сейчас. Для меня это ранее время.
Я сжал слегка на ногах руки:
—Обещаете мне, что поспите?
Он поглядел на меня. Помолчал, а затем промолвил:
—Клянусь.
Я лёг на кровать, обнял подушку.
Легкий ветерок блуждал по комнате. Такой свежий и приятный.
Я обомлел, когда почувствовал, что Облонский положил свою руку мне на голову, тихо промолвив:
—Спокойной ночи, пусть наивная голова твоя отдохнет. Спи спокойно.
Мне было приятно и немного жутковато одновременно от его слов. Аж мурашки по телу прошлись. Руки у Облонского всегда были холодные. От этого по моему телу вдвойне бежал холодок.
Вскоре я начал засыпать, привыкнув к руке Облонского на своей голове.