Зимняя Кровь

Глава II: О чем же он?

Мы зашли в дом Облонского, где жил и я. Прошли в комнату. Родион сел со мною на мою кровать. Облонский попросил стол унести из комнаты, чтобы не мешал. Мы прекрасно знали привычку Александра ходить из угла в угол. Поэтому просьбе никак не удивились. Николай унёс стол с Павлом в коридор на время, чтобы не мешал. Затем они сели на кровать Облонского. Я прикрыл рот и зевнул. Облонский ходил из угла в угол.
Николай поглядел на него:
—К слову, а как мы хотим добиться прогресса? Кого нужно для этого убрать? Убить? Что сделать?
Облонский убрал руки за спину:
—Чтобы добиться прогресса, нужно свергнуть власть. Значит добиться поддержки народа. Значит устроить бунт... восстание... революцию. Чтобы добиться хоть каких-то переворотов, прогресса - нужен народ. Власть по-иному не услышит. Видел кто сидит там? Обычные консервативные пустоголовые червяки. Если бы не они сидели у власти, а прогрессивные взгляды - Россия бы уже давно была еще могущественнее и умнее, чем Европа.
Николай улыбнулся:
—А план? Как нам добиться народа и их поддержки?
Облонский выдохнул:
—Над этим и думаю уже неделю, если не больше.. Днями и ночами.
Николай убрал руки за голову:
—Думай. Ты у нас стратег.
Повисло молчание. Облонский ходил из угла в угол, слегка покусывая губы. Николай посмеялся слегка, увидев его озадаченность. Облонский скрестил руки на груди. Тон его был серьезным, строгим:
—Не мешай размышлять. Понимаю, что усидеть на месте тебе невозможно, но мне это жутко мешает.
Цеткин выдохнул. Он тихо ворчал:
—Чего такой серьезный? Тем более раз мы не участвуем в разработке плана, на кой черт нам надо было приходить? Он бы после и сообщил его. А мы должны сейчас просто так сидеть и глядеть на него. Так я бы лучше пошёл полежал у себя в комнате.
Облонский резко остановился. Затем повернулся к Цеткину, сказав повышенным холодным строгим тоном:
—Встань и еще раз повтори. Только мне уже в глаза и громко.
Павел обомлел. Затем встал и проговорил:
—Не понимаю, зачем мы здесь просто так сидим, если не принимаем в разработке плана никакого участия. Я бы лучше дома полежал, чем попусту время тратить.
Облонский убрал руки за спину:
—Цеткин, ты бы лучше помалкивал побольше. Из твоих уст с роду умного слова ни разу не вылетело: либо оскорбление, либо чушь всякая. Ты прав, тебе лучше пойти домой. Возьми с собою книгу - почитай. Может умнее станешь. Хотя о чем я? Ты только и можешь либо раздражаться и никому ненужное мнение высказывать, либо чушь различную нести, чтобы показаться умным. Советовал бы тебе, лишний раз рот свой поганый не открывать.
Затем подошел еще ближе к нему:
—Тем более.. Я понимаю, что если план доверить тебе - он рухнет в первую же секунду, когда будет приведен в действие, потому что даже на службе ты не проявляешь особой смекалки. Не настолько умен, чтобы ворчать и что-то оценивать здесь. Ты будто топором деланный: ни ума, ни фигуры, ни смекалки, ничего. Тебе ли план доверять? Тебе ли рассуждать о пустоте траты времени? Тебе ли упрекать меня? Ты обычный глупый прапорщик. Напомнить тебе, что за тебя здесь хлопотал совершенно не я? Для меня ты пустое место. Абсолютно. Мне плевать.. Есть ты или нет. Поэтому заткни свой рот.
Цеткин стиснул зубы, затем ушел, хлопнув дверьми.
Облонский ничего не сказал, лишь строгим и холодным, как железо, взглядом поглядел ему вслед. Он поглядел на нас. Затем отвернулся к стене, строго говоря:
—Кто-нибудь еще высказаться желает?
Все тихо ответили:
—Нет...
Облонский повернулся к нам вновь:
—Чудно. Продолжим работу с планом.
Я поглядел на него:
—Прошу прощения, но.. Вы злитесь сейчас на Цеткина? Да?..
Облонский обратил свой взор на меня:
—Да. Иногда у меня впечатление, что Цеткин является предателем.. И однажды себя проявит. Даже по лицу его видно натуру гнилую, предательскую.
Николай подпер голову рукой:
—Думаете, что предаст нас?
Облонский скрестил руки на груди, прикрыв глаза и выдохнув:
—Вы ведь знаете, что за наше собрание нам грозит смертная казнь, если узнают. Сразу будет ясно в случае таком, что выдал нас Цеткин. Хотя я, честно говоря, даже не сомневаюсь.
Родион оперся спиной на стену:
—Но если его вышвырнуть - он выдаст нас быстрее, а если убьем - неподалеку Кавказ - накажут, если не казнят.
Облонский прочистил горло, прокашлявшись, поглядев на Цветаева:
—И то верно. Может еще больше проблем составить. Но оставить его также опасно. Что с ним делать? Выдаст нас.
Я выдохнул. Затем поглядел на Облонского:
—Сперва вам стоит извиниться, иначе он быстрее о вас донесет. Еще и тем более нам всем, и ему в том числе, известно, кто ваш отец. Быстрее через него и донесет.
Николай поглядел на меня:
—И вправду. Сашка, через отца ведь твоего может донести Цеткин. Вспылил ты слегка, а он камень за пазухой держать станет.
Родион кивнул головой:
—Правда. Стоит извиниться, чтобы, не дай бог, конечно, потом не поплатиться. Донесет ведь, змей проклятый. Он злопамятный человек, а вам извиниться ничего не стоит.
Облонский отвернулся к стене и стиснул зубы:
—Позовите Цеткина.
Николай кивнул головой, встал и ушел.
Я прекрасно видел, что Облонский не хотел извиняться, и понимал его. Он сказал правду ему. Лишь извиняется, чтобы обезопасить нас.
Вскоре Николай вернулся с Цеткиным.
Облонский повернулся:
—Прошу прощения. Я сорвался на тебя. Сам понимаешь, что когда думаешь.. Еще и голова болит.. Непроизвольно раздражаешься.
Цеткин поглядел на него, затем отвёл взгляд:
—Я всё понимаю. Тем более сам виноват. Не прав был. Не только ты один извиняться должен. Я также прошу у тебя прощения за то, что сорвался.
Облонский слегка выдохнул. Они обнялись с Цеткиным.
Николай и Родион улыбнулись и переглянулись между собою.
Цеткин сел обратно к Обломову. Я с Родионом слегка улыбнулся.
Облонский ходил по комнате:
—Давайте на сегодня разойдемся. Завтра соберемся вновь.
Николай и Цеткин занесли обратно стол.
Все ушли, кроме меня и Облонского. Был поздний вечер уже.
Облонский зажег свечу и сел на постель.
Я поглядел на него:
—У тебя уставший вид. Не хочешь лечь отдохнуть?
Он поднял на меня глаза:
—Нет. Хочу еще над планом поработать.
Я выдохнул:
—А что же делать с Цеткиным? Он выдаст нас однозначно.
Облонский сел, подогнув одну ногу под себя, и закурил, оперевшись спиной на стену:
—Честно говоря, не знаю. Палка двух концов. Если вышвырнуть его - погибнем.. Если нет - тоже погибнем. Я говорил Обломову, не брать его. Ведь всегда не доверял Цеткину. Он из тех людей.. Как бы тебе объяснить... В тихом омуте черти водятся. Неизвестно, что думает, что говорит за спиной. Я не люблю двуличных людей, а он как раз таки такой.
Я глядел на него. Комнату освещала лишь свеча. Минута молчания. И почему-то на душе моей было неспокойно.
Облонский курил и глядел в пол.
Я сжал слегка руки на ногах:
—А если мы умрем? Если он выдаст нас.. Мы больше не вернемся к родным и близким..?
Облонский поднял на меня взгляд:
—Судьбы в любом случае не избежать. Если дано умереть - умрем в любом случае. Судьба такая штука. При любых обстоятельствах умереть можно... Вот запнулся ты - неудачно ударился - умер. Писал письмо - приступ, сердце остановилось - умер. Так что.. Не стоит бояться. Смерть - обычный процесс для человека. Рождаемся, живем и умираем. Такова наша участь у всех, к сожалению.
Я сжал губы:
—Не понимаешь.. Я.. Я матери дал общение вернуться и быть с ней... Не смею его нарушить... Я не прощу себе этого...
Облонский выдохнул дым сигары:
—Прекрасно понимаю, но судьбы не избежишь. Даже если тебе очень хочется... Не сможешь. Не избежишь. Если тебе не дано по судьбе более свидеться с ней - значит не вернешься. Судьба сделает все возможное для этого. Либо тебя убьет, либо её. Такова жизнь. Ничего не поделать с ней. Понимаю, что хочется, но судьба гораздо тебя сильнее. У тебя нет полномочий остановить её. Мы все жалки и ничтожны пред ней. Нет таких сил, чтобы остановить её.
Я поглядел на него:
—Не хочу умирать.. Веришь.. Боюсь смерти... Страшно, что после неё будет.
Облонский продолжал курить:
—Понимаю, но рано или поздно всё равно умрёшь. Смерти не избежать. Это обычный процесс. Он предстоит всем рано или поздно. Не стоит бояться.
Я стиснул зубы:
—Как ты так можешь спокойно говорить..? Неужели тебе жизнь не дорога? Не считаешь ее прекрасной?
Облонский потушил сигару:
—Я слишком разочаровался в жизни. Она для меня мрачна и имеет серые оттенки, чтобы так за неё цепляться. Тем более.. Всем смерть предстоит.. С этим стоит смириться. Я ничего не смогу сделать, если предстоит умереть. Давно это осознал.
Затем выдохнул:
—Тем более.. Я не живу такими яркими красками, как ты. Нет, далеко нет. Жизнь не такая яркая и красочная, как ты думаешь. Глубоко заблуждаешься. Опустись с небес на землю. В жестокую реальность. Жизнь схожа с суровостью Сибири. Такая же холодная и серая. У всех есть проблемы, черная полоса, всем предстоит смерть.
Я глядел на него:
—Откуда в тебе столько мрачности.. унылости..? Откуда?..
Облонский встал, переоделся в спальную одежду, поглядев на меня через зеркало:
—Дело совершенно не в них. Я не смогу тебе объяснить... Однажды сам осознаешь. Не понадобятся и слова мои тебе. Сам осознаешь. Люди должны учиться сами. На своих ошибках. Не так ли?
Я отвёл взгляд:
—Хочешь, чтобы мне причинили боль?
Он поглядел на меня, подойдя к столу:
—Отчего же такие мысли? Совсем нет. То, что я тебе хочу объяснить приходит лишь с опытом и возрастом. Дело совершенно не в причинении вреда или разбитом сердце. Нет. Совсем нет. В другом. Поймешь обязательно. Может, когда повзрослеешь.. А может..
Я скрестил руки на груди. Затем поглядел на него:
—У нас всего два года разница.
Облонский выдохнул:
—Возраст, который ты имеешь в виду - всего лишь цифра. Ничто иное. Я имею в виду про ментальный возраст, склад ума, мировоззрение. Может и вовсе не поймешь. Очень надеюсь, что с этим не столкнешься. Тебе не понятны мои слова лишь оттого, что ты пережил того, про что я имею в виду.
Я нахмурился:
—Может название ощущения.. чувства мне что-то скажет?
Облонский задул свечу:
—Сомневаюсь. Название говорит одно, а наяву это совершенно иные ощущения. Очень надеюсь, что жизнь тебя убережет от этого. Хотя.. не знаю. Хорошо ли это? Иль плохо?
Я глядел на него:
—Про что же ты имеешь в виду?
Облонский лёг и закинул руки за голову:
—Забудь. Не вспоминай более мои слова. Они явно тебе ни к чему. Спи.
Я встал:
—А...
Но затем резко замолчал. Отвёл взгляд. Затем вновь поглядел на него:
—Не будешь над планом работать?
Облонский помолчал. Затем поглядел на меня:
—Если придут идеи - запишу обязательно. Пока в размышлениях полежу. Ты спи.
Я кивнул головой. Лёг. Отвернулся к стене. Прикрыл глаза, потихоньку начав засыпать.