Глава 27
Руслан
Я целую её… Она целует меня в ответ…
Робко, опасливо… но всё-таки целует. И это, против всех законов логики, будоражит меня.
Какого хрена я делаю?!
Отрываюсь от её губ… Хватаюсь за руль… Кажется, тачка ещё не заведена…
Чёрт!
– Вот видишь, ты ответила на поцелуй, – стараюсь говорить ровным голосом, всё ещё не глядя на Вику. – А значит, могла проиграть очередной спор.
Делаю глубокий вдох, потом выдох.
Почему её губы так хороши, чёрт возьми?!
Почему она так заводит меня?!
Она!!
Вставив ключ в замок зажигания, всё-таки смотрю на Вику. Зажав рот рукой, она обескураженно смотрит на меня. Похоже, тоже не ожидала такого эффекта.
– Хорошо, что не спорила, да? – поигрываю бровями.
И мне тут же прилетает смачная пощёчина. Да такая сильная, что щека вмиг начинает гореть.
– Больше так никогда не делай! – грозно рычит Вика, тыча пальцем мне в лицо.
Её лицо от злости идёт красными пятнами.
– Никогда? – переспрашиваю я, потерев щёку.
– Никогда! – вновь рычит она.
– Я бы не торопился с выводами, крошка, – хмыкаю. – Уверен, уже завтра ты попросишь меня поцеловать тебя снова. Мои губы, знаешь ли, как наркотик.
– Твои губы – яд! – выплёвывает Вика. – Ты и сам как яд, Руслан! Тобой можно отравиться!
– Да брось, Вик, – ухмыляюсь. – Не хочешь признаваться, что тебе понравилось – и не надо. Но я же вижу, что понравилось. Твоё тело… реакция и даже эта пощёчина говорит о том, что тебе понравился наш поцелуй. И это не мне ты сейчас врезала, а себе… Ты врезала себе за то, что посмела ответить на поцелуй!
От злости, она забавно дует щёки и никак не может подобрать слов. Правда, наконец, находится:
– Да пошёл ты к чёрту!
Тянется к дверной ручке, но я успеваю заблокировать замки.
– Открой! – требует она.
– Разбежался, – отмахиваюсь. – Ты теперь моя собственность, это понятно?
– Рабовладельчество, знаешь ли, отменили уже очень давно!
– В девятнадцатом веке, если быть точнее. Но, на мой взгляд, это лишь официальная версия, и рабство существует по сей день.
– Да, но за него сажают, мажорчик! – фыркает Вика.
– Таких, как я – нет. Смирись уже, очень многие вещи в нашем мире остаются безнаказанными. Потому что многим людям нет никакого дела до такой нищенки, как ты!
– Знаешь, ты просто козёл!
– Да, ты уже говорила, – расплываюсь в улыбке. – Придумай что-нибудь новенькое, эмо!
Она смотрит на меня убийственным взглядом. Наверняка ненавидит. Ну и что! Будет знать, как переходить дорогу таким, как я!
Взявшись за руль, выкручиваю его влево. Отъезжаю от торгового центра и, встроившись в общий поток, беру курс к автомойке.
– Пристегнись, – бросаю я Вике.
Она резко дёргает ремень и пристёгивается. Скрестив руки на груди, упирается взглядом в окно.
Мы долетаем до мойки за пятнадцать минут, и на этот раз это не мойка самообслуживания. Остаёмся в машине, пока паренёк примерно моего возраста наносит толстый слой пены на кузов. Этой же пеной он покрывает стёкла, и в машине становится чертовски темно.
Слышу, как щёлкает замок – Вика отстёгивается. Ёрзает в кресле – это я тоже хорошо слышу.
– Ты даже не представляешь, как сильно я мечтаю покрасить твою машину и отделаться от тебя наконец, – произносит она ровным голосом.
Я вновь тру щёку и улыбаюсь. Эта пощёчина символизирует для меня наш поцелуй. И я совершенно не понимаю, почему это так будоражит.
Наверное, потому что прежде я никогда не получал пощёчин. Да и вообще не встречал девиц с таким нравом. Вика – она как я. Только девочка. И из простой семьи.
– А вот я буду скучать по тебе, синеволосый дьявол, когда всё закончится, – говорю с улыбкой, которую она сейчас не видит.
Вика больше ничего не говорит, но вновь беспокойно ёрзает. Тишина в салоне становится какой-то давящей. А темнота – почти интимной. В памяти всплывают те ощущения, которые я испытал от поцелуя. Мягкие губы Вики, её горячее дыхание, нежная кожа лица под моими ладонями…
Зачем я думаю об этом?
Пена стекает по лобовому стеклу, впуская в салон немного света. Я кошусь на Вику. Она забралась с ногами на сиденье, скинув кеды. Никому прежде я не разрешал залезать с ногами в кресло, а ей почему-то ничего не говорю…
Расплатившись за мойку, заезжаю на заправку. Там, в магазине, беру пепси и всякие сухарики и чипсы для перекуса. Потом еду к промзоне. Заезжаю в бокс, и Вика тут же покидает салон. Присев на старый стул, надевает кеды. Потом закалывает волосы, собрав их на макушке.
– Ну ты же понимаешь, что машина уже пыльная, несмотря на то, что мы её помыли полчаса назад? – говорю я будничным тоном, наблюдая за Викой из салона.
– Понимаю, – говорит она, осматривая краскопульт и банку с грунтовкой. – Я договорилась с охранником и собираюсь одолжить у него ведро воды. А тебе придётся сходить за ним, потому что я должна позвонить бабушке.
Я медленно выбираюсь из тачки, подхожу к Вике вплотную.
– То есть я буду носить воду, пока ты будешь болтать с бабулей? А вечером ты с ней поболтать не можешь? Когда вы увидитесь.
– Нет, не получится, – она отрицательно качает головой. – Я не вернусь домой сегодня вечером. Мне туда просто нельзя.
– Ооо, а это уже интересно! Из-за «коллекторов»? – рисую кавычки в воздухе.
– Да, из-за них.
– Но, кажется, они преследуют твоего брата, нет? Это ведь он у кого-то что-то занял. Разве не так?
Вообще-то, она просто отменная лгунья. Потому что, глядя мне в глаза, спокойно сочиняет на ходу:
– Я в качестве поручителя выступала. Теперь и меня ищут. Ты, мажорчик, ничего не знаешь о нашем нищем мире. На каждом углу нас поджидает опасность, почти как в джунглях.
– Что ж… соболезную! Только не говори мне, что собираешься спать сегодня в моей тачке!
– Именно, – кивает Вика с ядовитой улыбкой на губах. – После того, как я покрою её грунтом, она всё равно больше никуда не поедет. Зато станет прекрасным местом для ночлега для нас обоих.
Вика ободряюще похлопывает меня по груди и добавляет:
– Так что, иди за водой, а я пока успокою бабушку!
Да это просто гениально, мать вашу!
И вновь эта чокнутая ситуация не столько возмущает меня, как будоражит… Будоражит перспективой провести эту ночь вдали от цивилизации и наедине с Викой. Ведь даже охранник покидает промзону на ночь.
Что ж… Чудненько!
* * *
После того, как Вика помыла машину, она ещё и с особой тщательностью умудрилась её обклеить, оставив в доступе лишь крыло, крышу и капот. То есть заклеила все стёкла, фары, двери… Используя для этого старые газеты, которые мне отдал охранник. Понятия не имею, когда она успела наладить с ним связь, но мужик искренне переживал за неё и за то, как она справится с поставленной задачей.
Тоже мне папочка!
– Ты понимаешь, что сейчас здесь будет жутко вонять? – спрашиваю раздражённо.
Уж больно быстро она справилась с этой самой задачей! А именно – приближается к финалу этой истории с покраской моей тачки.
– Не будет, – отрицательно качает головой Вика, нанося грунтовку на кузов. – Всего час, как заявляет изготовитель.
Ладно… Чёрт с ней! Посмотрим, что из этого выйдет. Забираю с собой чипсы, сухарики и пепси. Выхожу из бокса. Присев на бетонный бордюр, наблюдаю за работой девчонки через открытую дверь бокса.
Закончив, она выходит ко мне и садится рядом.
– Что там у тебя? – смотрит на мой сухпай.
– Чипсы и сухарики.
– Я люблю чипсы, – тут же протягивает руку.
– Да, я тоже.
Отдаю ей пачку сухарей. Она раздражённо фыркает, но тут же открывает пакет и начинает хрустеть сухариками.
– Может, всё-таки расскажешь, почему собрался троллить отца? – говорит будничным тоном.
– Может, всё-таки расскажешь мне, кто тебя преследует? – парирую я, открывая чипсы.
– Да я вроде сказала, – пожимает она плечами.
Быстро засовывает руку в мою пачку с чипсами, и я резко сжимаю её ладошку, устроив настоящий капкан из этого пакета. Вика бросает недовольный взгляд в мою сторону.
– Рассказывай про коллекторов кому-нибудь другому, – говорю я предупреждающим тоном. – Я на это не купился.
Мы сверлим друг друга взглядами, после чего я позволяю ей достать руку из пачки. Вика, конечно, прихватывает несколько чипсин и кладёт их в рот.
– Ты какой-то неуравновешенный, мажорчик, – говорит с улыбкой. – Хорошо. Не хочешь курса психотерапии – и не надо.
Я фыркаю.
– Серьёзно? Ты хочешь, чтобы я тебе поплакался, что ли? Рассказал о сложном детстве? О том, почему у меня такие отношения с папочкой?
– Ну да, – вновь незатейливо пожимает плечами. – Наверняка тебе не с кем поговорить. Вы, мажоры – чертовски одинокие люди, как я посмотрю.
– Одинокие? – изумлённо переспрашиваю. – Да что ты вообще знаешь обо мне?
– А мне достаточно того, что ночевать ты припёрся ко мне. У тебя что, друзей нет? Таких же, как ты – упакованных.
– Есть. Просто не хочу посвящать их в свои проблемы.
– Вот об этом я и говорю, – утвердительно кивает Вика. – Такой богатый, избалованный… и одинокий. Но я не настаиваю на сеансе, просто пыталась быть вежливой.
Тоже мне психолог!
Закидываю в рот чипсы. Запиваю пепси.
Ладно…
– Я не поехал в Лондон. Должен был там учиться, но не поехал, – всё-таки признаюсь я.
– Назло отцу? – предполагает она.
– Нет. Потому что хочу бизнесом заниматься. И не через пять лет, а сейчас.
– Ммм… А что не так? Твоему отцу не нужен сын-бизнесмен? – вновь пытается догадаться Вика.
– Ему нужен второй мэр. Видимо, – ухмыляюсь я. – Да и вообще, он очень любит, когда всё идёт строго по плану. И в его планах прописано – сыновья должны закончить престижные вузы. А я ослушался.
– Ааа, теперь понятно. Ты настолько ослушался, что ещё и беременной подружкой обзавёлся! – потешается Вика.
Чёрт бы её побрал! Вот зачем я ей всё это рассказываю?
Однако я вдруг продолжаю неожиданно для себя:
– Подружка мне нужна, чтобы скачать с моего батьки немного баблишка. Он же захочет от тебя избавиться.
– И что? Заплатит мне, что ли?
– Не тебе, а мне, – сразу исправляю девчонку. А то мало ли чего себе напридумывает…
– А ты не пробовал просто поговорить с отцом? – продолжает наседать она. – Просто сесть за стол, объяснить причину своего бунта. Показать ему какой-то свой бизнес-проект. Может, он тебе сам и поможет с бизнесом.
Я смотрю на неё так, словно она только что с Луны упала.
– Лицензия психоаналитика тебе точно не светит, ты же это понимаешь?
– А что не так-то? – изображает она искреннее изумление.
– А то! Я всё отцу рассказал ещё в начале лета. И денег просил, и проект показывал, конечно. Он отмахнулся от меня, словно я просто бред нёс. Вероятно, решил, что это очередной мой заскок несущественный. И замял эту тему на всё лето. А когда я отказался лететь в Лондон, искренне удивился. Словно и не слышал меня.
– Да ладно тебе! Типичный папашка мажора. Сначала, в детстве, пичкал деньгами. И привык к послушанию за эти деньги. А теперь не понимает, что пошло не так, и где он облажался.
– А вот тут ты права! – утвердительно киваю и вновь делаю глоток пепси.
Передаю Вике бутылку.
Да, она права. У нас с Демьяном было всё. Особенно после смерти матери, ну или после её ухода – если вспомнить о той версии, которую толкал нам отец. Наша жизнь была беззаботной до начала этапа взросления. Но когда мне было примерно пятнадцать, а Дёме тринадцать, папашу переклинило, и он посчитал, что растит двух бесхарактерных хлюпиков. Тогда в нашу с братом жизнь вошёл спорт. В мою – борьба. А брат увлёкся баскетболом. Позже – боксом.
Помню, как отец орал на меня, когда я решил завязать и сделал это на пике успеха. А мне просто хотелось чего-то ещё помимо валяния на полу.
Вика делает несколько глотков пепси и закручивает крышку на бутылке.
– Мне жаль тебя, мажорчик, – говорит она после некоторой заминки. – Тебя и таких, как ты.
Она серьёзно? Опять эта её странная необоснованная жалость?
Однако взглянув на неё, понимаю, что сейчас в её глазах жалости почти нет. Она просто подшучивает надо мной.
Взгляд невольно опускается на губы. Они нежно-розового цвета. Можно было бы подумать, что это такая помада, но я-то знаю, что на лице Вики нет сейчас макияжа.
Заметив, что я пялюсь на её губы, девчонка отводит взгляд.
Между нами что-то происходит. Что-то неправильное… Я вроде как не должен быть особо вежливым с человеком, который изуродовал мою тачку. И уж тем более она не должна мне нравиться.
Мне начинает казаться, что всё выходит из-под контроля, и с каждым грёбаным днём я привязываюсь к этой девчонке всё больше и больше.
И это уже сюр. Полнейший.
– Лучше пожалей себя! – бросаю в итоге.
Скомкав пустую пачку чипсов, встаю с бордюра и направляюсь к воротам бокса.
– Там вряд ли успело высохнуть! – говорит вдогонку Вика, но я отмахиваюсь.
– Не страшно. Хочу занять место на заднем сиденье. Ты будешь спать спереди.
Она ничего не отвечает. И мне бы надо обернуться и посмотреть на неё… Но я этого не делаю и не вижу, как девчонка вскакивает, хватает бутылку и остатки своих сухарей. А потом, двигаясь совершенно бесшумно, несётся к тачке. И для меня становится неприятным сюрпризом то, что Вика, вклинившись между мной и дверью, успевает первой её открыть, ввалиться в салон и упасть на заднее сиденье.
– Ты чо творишь, эмо?!
Мне и смешно, и я злюсь одновременно. Не решил пока, чего внутри больше.
– Я заняла вакантное просторное место, – миленько улыбается Вика.
Пачку сухариков и пепси кладёт на коврик. Сама переворачивается на спину и подкладывает руки под голову.
За ногу её, что ли, вытащить?
И лучше бы не смотрела она на меня так, как смотрит сейчас – с вызовом. Тогда, может быть, я и разрешил бы ей поспать здесь одну ночь. Наверное.
Но, глядя на такое самодовольное сейчас лицо Вики, я не могу позволить ей победить! Короче, сейчас сама убежит.
По-прежнему стоя перед распахнутой дверью машины, я медленно снимаю с себя майку. Вешаю её на спинку кресла. Хватаюсь за пуговицу на джинсах.
– Ты замёрзнуть хочешь? – интересуется она вроде бы достаточно равнодушным голосом.
– Ооо, нет… Сегодня здесь будет даже жарко, – отвечаю с уверенностью.
Вика тут же меняется в лице. Громко сглатывает. Но всё равно не собирается сваливать на переднее сиденье.
Я снимаю кроссовки, стягиваю джинсы. Вика показательно поворачивается набок лицом к спинке и зажмуривается. Забираюсь в салон и захлопываю дверцу. Стёкла заклеены, поэтому внутри не видно ни зги. Да и тусклый свет лампочки в боксе – так себе освещение.
Ложусь набок рядом с Викой. Здесь чертовски тесно, и я прижимаюсь к ней теснее. Обнимаю за талию… Конечно, только для того, чтобы не упасть. Конечно же.
Она бьёт по моей руке.
– Я всё равно не уйду отсюда! – шипит упрямо. – Завтра мне беременную изображать. Мне нужно выспаться перед таким ответственным представлением.
Но, несмотря на старательно уверенный тон, её голос всё равно дрожит оттого, что я так близко. Да ещё и в одних трусах.
– Ну и не уходи, – хмыкаю в её макушку. – Только вот спать у нас вряд ли получится, учитывая обстановку в целом.
Моя рука скользит по её бедру, и Вика тут же бьёт по ней.
– Тебе напомнить, сколько мне лет? – резко дёрнув головой, пытается посмотреть на меня. – Я тебя посажу. Без раздумий.
– У меня будут смягчающие обстоятельства. Ведь ты сама пришла в мою, так сказать, постель. К тому же вряд ли заявление напишешь. Скорее всего, влюбишься окончательно и будешь караулить меня возле дома.
Она раздражённо фыркает.
– Родители мажоров должны с детства лупить своих детей, чтобы отбить в них подобную самоуверенность.
– Думаешь, отец не лупил меня?
На удивление, она замолкает и вновь смотрит на меня через плечо.
– А что, лупил? – спрашивает с волнением.
Ой, только не говорите мне, что это опять грёбаная жалость!
– Не твоё дело! – отбриваю грубо.
На самом деле в детстве отец нас и пальцем не трогал. Но вот на спаррингах, которые он время от времени устраивает, и я, и Демьян выхватываем знатно. Батя у нас чертовски сильный.
Вика пару мгновений всматривается в моё лицо, потом отворачивается. Уходить по-прежнему не собирается. Но и я отступать не намерен.
Прижимаюсь к ней ещё теснее. Убираю её волосы с шеи и тут же прижимаюсь к нежной коже губами…
Ой, как теперь ей, должно быть, страшно.
