Катрин. Дочь ювелира.

•7•

Однако в лице, которое появилось в обрамленном фестонами паутины окне, ничего обнадеживающего не было.
Мерцающий свет сальной свечи освещал испещренное морщинами мрачное лицо, главным украшением которого был огромный нос с бородавкой и маленькие поблескивающие глазки под нависшими бровями. Длинные черные космы, торчащие из-под грязного колпака, завершали портрет и делали его похожим на одну из химер Нотр-Дама. Но ужасное впечатление смягчалось широкой от уха до уха улыбкой, которая обнажала ряд ослепительно белых хищных зубов. Ландри с удивлением воскликнул:
- Это ты, Барнаби? Уже вернулся?
- Как видишь, сын мой. Я сегодня не в голосе... легкая хрипота. Поэтому и остался дома. Подожди минуту, я сейчас спущусь.
Свеча, которой он дружелюбно размахивал, после этих слов исчезла из виду, и раздался скрип, как будто отодвигали ржавые засовы.
- Ты знаешь его? - в изумлении спросила Катрин.
- Конечно, как и ты. Это Барнаби-Ракушечник. Это он носит старую накидку, всю расшитую ракушками, и просит милостыню у входа в церковь Сен-Оппортьюн. Он выдает себя за паломника из Сантьяго-де-Компостелы, и иногда ему удается продать мощи.
Катрин поняла, о ком он говорит. Она видела этого человека. Он всегда улыбался ей, когда она и Лоиз ходили к вечерне или всенощной, а также когда носили еду Агнессе - Отшельнице, с которой Ракушечник часто днем проводил время.
Тем временем Барнаби, выйдя из дома, запер дверь так тщательно, как сделал бы это добропорядочный гражданин. Он оказался таким высоким и тонким, что рядом с ними должен был немного сутулиться. Его длинные ноги и тонкие руки были прикрыты сильно поношенным плащом из плотной шерстяной ткани, на котором было нашито около двадцати ракушек. Кончив возиться с замком, он пожелал Ландри и Катрин доброго вечера и, поднеся свечу к лицу Мишеля, некоторое время задумчиво разглядывал его.
- В таком виде вы не уйдете далеко отсюда, молодой человек, - сухо заключил он, - черт, серебряные листья и цвета дофина! Один шаг за пределы Королевства Нищих, и они тут же схватят вас! Прекрасно - избежать виселицы, а затем принести извинения палачу Капелюшу. Судите сами, не зря ли вы тратите время? План этих малюток довольно хорош, если его осуществить, но ставлю десять к одному, что любой сержант задержит вас между этим местом и мостом Менял.
Длинными, гибкими, тонкими пальцами Барнаби пренебрежительно поднял полу модного пурпурного с серебром камзола.
- Я сниму его, - сказал Мишель и начал раздеваться. Но Барнаби пожал плечами.
- Вы лучше бы заодно сняли и голову. Они за пятнадцать шагов учуят дворянина. Должен признаться, я все думаю, не спятили ли немного эти двое, что ввязались в такое дело.
- Спятили или нет, - крикнула Катрин со слезами, - но мы спасем его!
- В любом случае, - сказал сердито Ландри, - эти разговоры не приведут нас никуда. Мы должны добраться до дома. Сейчас темно. Ты должен нам помочь выбраться отсюда, Барнаби!
Ландри ясно представлял, какая сильная взбучка ожидает их обоих, его и Катрин, по возвращении домой. Кроме того, им предстояло придумать способ провести Мишеля в подвал Легуа. Вместо ответа Барнаби развернул узел, который держал под мышкой. Это был такой же, как у него, серый плащ, но немного почище. Он накинул его на плечи Мишеля.
- Это мой лучший выходной плащ. Я одалживаю его вам, - хихикнул он. - Я очень удивлюсь, если они узнают вас в нем. А что касается сапог, то они так грязны, что их цвет незаметен.
С явным отвращением молодой человек просунул руки в рукава плаща. И, позвякивая ракушками, надвинул капюшон на глаза.
- Великолепный пилигрим из Сантьяго! - сказал Барнаби и добавил изменившимся голосом:
- Нам нужно скорей уходить. Держитесь ближе ко мне. Я буду вам светить.
Взяв ручку Катрин в свою большую лапу, он пошел череэ грязную площадь. То здесь, то там замерцал свет - признак того, что жизнь возвращается в эту зловещую округу. Темные тени скользили вдоль мокрых стен. Широко шагая, Барнаби свернул в улицу на вид абсолютно такую же, как и остальные. Все переулки и улицы в Королевстве Нищих выглядели одинаково. Возможно, это было сделано специально для того, чтобы любой преследователь сбился со следа. Иногда их путь проходил по мокрым туннелям или через зловонные открытые канавы. Неясные, темные фигуры, выглядевшие фантастическими в тусклом свете, все чаще проскальзывали мимо. Иногда Барнаби обменивался с одной из них несколькими неразборчивыми словами, вероятно, паролем, который был выбран на сегодняшнюю ночь. Наступал час, когда мнимые калеки и пилигримы вместе с настоящими нищими и ворами возвращались в свои убогие обители. Обвалившаяся стена крепости Филиппа-Августа, все еще увенчанная кое-где полу развалившимися сторожевыми башнями, возникла на ночном небе. Барнаби остановился.
- Мы подошли к границе Королевства, - прошептал он, - нам следует быть начеку. Можете идти быстрее?
Ландри и Мишель кивнули в ответ. Но Катрин чувствовала себя совсем обессиленной. Ее веки закрывались, а все члены казались налитыми свинцом. Рука дрожала в ладонях Барнаби.
- Она устала, - сказал Мишель с жалостью. - Я понесу ее. Она не тяжелая. Он взял ее на руки:
- Обними меня за шею и крепко держись, сказал он, улыбаясь.
Со вздохом удовольствия Катрин обвила руками его шею и уронила голову на плечо. Усталость уступила место глубокому покою. Сладкая истома охватила ее. Она видела профиль Мишеля близко, совсем близко и чувствовала теплый душистый запах его кожи, привлекательный запах молодого мужчины, часто пользующегося водой и мылом. Даже нечистоты и грязь на его плаще не могли перебить его. Катрин не знала никого, от кого бы так приятно пахло. Кабош пропах кровью и потом, Кошон - едкой пылью, толстая Ма-рион - служанка Легуа - дымом и кухней, а запах Лоиз напоминал ей холодный воск и святую воду. Никто, даже отец и мать, не пах так чудесно, как Мишель. Но ведь он пришел из другого, недоступного мира. Все там было гладко, легко и приятно. Она иногда думала о том, на что похож тот мир, когда видела придворных дам, блистающих бесценными шелками и драгоценностями, проплывающих по улицам в занавешенных шелком носилках.
Легкие ноги мужчин быстро несли их по улицам и площадям города. Никто не обращал на них внимания. Город был еще в состоянии эйфории. Бастилия, удачная атака на дворец Сен - Поль, арест советников дофина - все это привело граждан Парижа в состояние радости и восторга, что вылилось в бурные шествия, песнопения и танцы вокруг фонтанов и на углах улиц. В связи с этим было неудивительно, что никто не обратил внимания на эту группу, спешащую и возбужденную не более других. Но все изменилось, когда они, минуя Гран-Шатле, оказались у моста Менял. Факелы горели вдоль стены около рва с водой, и при их мерцающем свете можно было видеть силуэты двух вооруженных людей, стоящих, на посту в конце моста. Один из них приготовился протянуть массивную цепь поперек моста, отгораживая Ситэ от остального города. Беглецам и в голову не приходило, что ночью мост охраняется. Эти двое не носили форму префекта, а это означало, что они на стороне мятежников.
Мишель опустил Катрин на землю и вопросительно посмотрел на своих спутников. Барнаби скривил лицо.
- Боюсь, что больше ничем не смогу вам помочь, мои юные друзья. Было бы слишком опасно для меня встречаться с такими типами, как эти. Мне лучше повернуть назад. Вы обойдетесь без меня. А вы берегите мой плащ! - прибавил он, насмешливо посмотрев на Мишеля.
Все четверо перешли ров Шатле и стояли в тени колонн церкви Сен-Лефруа, которая находилась у правого угла дома на мосту. Хмурое небо то там, то здесь, где бушевал огонь, раздуваемый сильным ветром, окрашивалось в красный цвет. Темные облака собирались в тучи, тяжелые, как свинец. Начинался дождь. Барнаби встряхнулся, - как тощая дворняга.
- Похоже, что на этот раз нам придется добираться вплавь. Я возвращаюсь. Доброго вам вечера, мои добрые друзья, счастливо!
Прежде чем кто-либо успел сказать слово, он исчез в темноте, как безмолвный и бесшумный призрак. Они даже не поняли, по какой дороге он ушел.
Катрин, ожидая решения старших, бессильно опустилась на холодный камень. Мишель заговорил первым:
- Вы уже достаточно рисковали ради меня. Идите домой. Сейчас, когда мы дошли до Сены, я постараюсь пойти вниз, к воде, и украсть лодку. Я буду осторожен, не беспокойтесь...
Но Ландри оборвал его:
- Нет, это вам не удастся. С одной стороны, еще слишком рано, с другой - вы не знаете, где можно без риска стащить лодку.
- Ты, кажется, знаешь все, - улыбнулся Мишель.
- Конечно, я знаю реку и ее берега как свои пять пальцев. Я часто разгуливал по этим местам. Вам не удастся дойти даже до кромки берега, вокруг еще слишком много народа.
И как бы в подтверждение его слов раздался крик и шум со стороны Шатле, и группа мужчин побежала туда по берегу реки с горящими факелами.
Через секунду в ночном воздухе раздался громкий голос, перекрывающий шум и гвалт, и наступила тревожная тишина.
- Слышишь, - сказала Катрин, - Кабош говорит с народом! Если он пойдет здесь и увидит нас, мы пропали!
Мишель де Монсальви колебался. Но другого выхода не было. Люди толпились вдоль берега напротив замка. Хотя Мишель не мог разобрать всех слов, доносившихся из темноты, он явно уловил исходящую от них угрозу, и теперь мост, охраняемый только двумя стражниками, казался не таким опасным.
Лишь отдельные огоньки светились в домах на мосту: обыватели либо вышли на улицу, увеличивая толпу, либо забрались от страха в постели.
Ландри взял юношу за руку.
- Идем, больше нельзя терять времени. Мы должны рискнуть - это наш единственный шанс. Но не разговаривай со мной. Я знаю, как надо обращаться с этими солдатами. Запомни: ни слова! Они смогут узнать тебя за милю, если ты заговоришь.
С сожалением взглянув на реку, Мишель согласился. Они перекрестились. Мишель взял Катрин за руку, надвинул капюшон на лицо и пошел за Ландри, который смело направился к стражникам.
- Я буду горячо молиться нашей покровительнице, когда Ландри станет разговаривать с ними, - прошептала Катрин. - Я знаю, она услышит меня.
В ней что-то произошло. Сейчас, когда они находились в опасности, она понимала, что не может думать ни о чем, кроме спасения Мишеля.
Когда они подошли к цепи, натянутой поперек моста, небеса разверзлись и струи дождя хлынули вниз. Сразу же пыль под ногами превратилась в хлюпающую грязь. Стражники побежали в укрытие под портик ближайшего дома.
- Эй, вы! - заорал Ландри. - Мы хотим пройти. Один из них с подозрением подошел к ним, рассерженный от того, что пришлось снова выходить на дождь.
Он тащил за собой свое оружие.
- Кто вы? Чего хотите?
- Мы хотим перейти мост, мы здесь живем. Я - Ландри Пигасс, а это моя подружка, дочь мэтра Легуа, золотых дел мастера. Поторопитесь! Мы вымокли, нас накажут, если мы придем домой поздно!
- А это кто? Кто он? - спросил стражник, указывая на Мишеля, который стоял, не двигаясь, спрятав руки в широкие рукава и скромно опустив голову под капюшоном. Ландри не смутился. Не колеблясь ни минуты, он ответил:
- Это мой кузен, Перрнне Пигасс. Он только что вернулся из Галисии в Испании, где просил святого Якова отпустить грехи. Он идет ко мне.
- А почему он не может сказать это сам? Он что, немой?
- Вроде бы. Видишь ли, он дал обет; проезжая через Наварру, он попал в руки бандитов и поклялся, что если вернется домой живым, то целый год не произнесет ни слова.
Такой обет был вполне обычен, и солдат на это ничего не ответил. Кроме того, ему надоело болтать под проливным дождем, который с каждой минутой все усиливался. Он поднял тяжелую цепь.
- Хорошо, проходите.
Несмотря на струи дождя, стекающие по шее, Ландри и Катрин готовы были плясать от радости, когда почувствовали под ногами грубый, но родной настил моста. Они подвели Мишеля к дому Легуа.