Катрин. Дочь ювелира.

••40••

Когда она успокоилась, огонь в камине уже догорел. Голова раскалывалась от боли. Катрин медленно выбралась из кровати. Глаза ее были красными и опухшими. Катрин нашла ночную рубашку, лежавшую у камина, и накинула ее. Затем вымыла лицо в серебряном тазике, который стоял на комоде возле кувшина с флердоранжевой водой. От прохладной воды ей стало лучше. Было тихо, и ее охватило чувство одиночества. Она легла, удобно устроившись на подушках, и попыталась бесстрастно оценить ситуацию. То, что случилось в эту странную брачную ночь, помогло ей больше узнать себя. Когда она предалась объятиям Арно, то могла объяснить этот поступок непреодолимой любви к нему. Ну, а в этот-то вечер? Любви к Гарэну не было, ее ни в малейшей степени не влекло к нему... и все же она была на волоске от того, чтобы отдаться ему.
Она и не пыталась угадать причины такого поведения своего мужа. Разобраться в этом было поистине невозможно!
На следующий день был сочельник. Тихие звуки музыки пробудили Катрин ото сна. Занавеси были отдернуты, открывая мрачный зимний пейзаж, но огонь в камине весело плясал. В дубовом кресле сидел Гарэн, а у его ног лежала борзая. Гарэн по-прежнему был в черной бархатной мантии, и как будто только что встал. Когда Катрин приподнялась в постели, он слабо улыбнулся.
- Это рождественские гобои, моя дорогая. По традиции они будут играть здесь весь день до полуночи. Вы должны поспешить, чтобы принять музыкантов. Я вызову служанок.
Все еще в полудреме, Катрин смущенно наблюдала, как служанки весело вбежали в комнату, чтобы пожелать ей доброго утра. Они оказались проворными и засновали вокруг кровати: одна протягивала просторный халат, подбитый мехом, другая - комнатные туфли, третья - зеркало. Но их озорные взоры то и дело скользили в другой конец комнаты, где, сдержанный и прямой, сидел Гарэн. Он со снисходительным видом наблюдал за этой веселой суетой, в совершенстве исполняя роль молодожена. Катрин не знала, смеяться ли ей над этим притворством или рассердиться.
Одна лишь Сара сохраняла невозмутимое спокойствие. Она пришла последней и принесла с собой платье, которое Катрин должна была надеть в этот день, первый день после свадьбы. Верхнее платье было сшито из шерсти медового цвета, расшитое шелковыми снопами пшеницы того же цвета, причем по контуру рисунка шла тонкая золотая нить. Его широкие рукава, воротник и подол были оторочены каймой из соболя сочного коричневого цвета. Нижнее платье - из однотонного медового атласа. Головной убор, полностью скрывавший волосы Катрин, состоял из двойной собольей каймы, окружавшей высокий конус из расшитого сукна, на котором колыхалась того же цвета вуаль. Широкий золотой пояс филигранной работы удерживал на месте складки как раз под грудью. Наконец, ожерелье из топазов, перемежавшихся золотыми пшеничными снопами, завершало наряд, надеть который Сара помогала своей госпоже с церемонными жестами священнослужителя пред алтарем какой-то языческой богини. Лицо цыганки, однако, было хмурым, и пока Катрин одевалась, она не произнесла ни слова. Гарэн удалился, чтобы заняться своим туалетом, и две женщины могли свободно поговорить друг с другом, если бы не озорной рой молодых служанок, сновавших по комнате. Когда Катрин была готова, Сара мановением руки отпустила их и затем повернулась к молодой женщине с выражением беспокойства на лице.
- Ну что? - спросила она. - Ты счастлива? Внезапность атаки застала Катрин врасплох. Сара, похоже, была в свирепом расположении духа. Ее черные глаза вглядывались в лицо новоиспеченной госпожи де Брази, как будто она надеялась что-то прочитать на нем. Катрин нахмурилась.
- Почему бы и нет? Или, вернее, с чего бы это мне быть счастливой? Я выходила замуж не для счастья. Или ты не знала?
- Я знала. Просто хочу, чтобы ты рассказала мне, что произошло в твою брачную ночь. Первый опыт физической любви так важен, особенно для женщины...
- Все прошло хорошо, - загадочно ответила Катрин, решив не признаваться ни одной живой душе, даже Саре, в том, какое унизительное испытание она претерпела минувшей ночью. Ее гордость восставала против признания, даже своей старой наперстнице, в том, что муж, налюбовавшись ослепительной наготой новобрачной, ушел к себе в комнату и провел ночь один, не удостоив ее даже поцелуя. Сару, однако, не так легко было провести.
- Так ли уж все хорошо? Ты не выглядишь усталой, как любая женщина наутро после брачной ночи. У тебя даже нет кругов под глазами.
Тут Катрин вспылила и топнула ногой.
- Я хотела бы знать, какое все это имеет отношение к тебе. Я - такая, какая есть! А теперь оставь меня в покое. Я должна спуститься к мужу.
Раздражение молодой женщины вызвало у Сары слабую улыбку. Она положила свою коричневую руку на плечо Катрин. Затем, прижав ее к себе, быстро поцеловала в лоб.
- Дай Бог, чтобы ты говорила правду, мой ангел, ибо тогда мне не надо больше беспокоиться за тебя. Боже, как мне хотелось бы, чтобы ты нашла себе настоящего мужа! Но я в этом сомневаюсь.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Сара отворила дверь спальни, предварительно укутав Катрин в необъятный плащ коричневого бархата, который дал ей герцог Филипп и который она заботливо сохранила. Затем Сара проводила ее вниз по холодной, продуваемой сквозняком каменной лестнице башни к Гарэну, ожидавшему ее возле дома. Увидев жену, он поспешил дать ей руку.
Группа молодых людей в веселых сине-красных одеждах стояла напротив входа в башню, играя на гобоях, причем когда они дули в свои инструменты, их щеки надувались, как яблоки. Появление молодой хозяйки замка только усилило их рвение, и они стали дуть еще энергичней. Бледное, водянистое солнце слабо проглядывало сквозь тучи.
Весь этот день Катрин добросовестно играла новую роль хозяйки замка, под аккомпанемент рождественских гобоев. На закате она вместе со всей челядью и жителями деревни направилась в маленькую домашнюю церковь, зажечь факелы от алтарной лампады, чтобы по возвращении домой зажечь от этого священного пламени свои собственные огни. Катрин стояла рядом с Гарэном и смотрела, как в камине главной залы подожгли традиционное святочное полено - огромный кусок дерева. Потом она помогла мужу раздать всем крестьянам рождественские подарки: по отрезу сукна, по три серебряных монеты и по большой буханке хлеба. В полночь, прослушав три мессы, отслуженные, согласно традиции, в домашней часовне, той самой, где накануне происходило бракосочетание, они вернулись домой к ожидавшему их ужину.
К концу этого длинного и наполненного событиями дня Катрин утомилась. Наступление ночи вновь пробудило ее сомнения и страхи. Что случится в эту ночь? Будет ли Гарэн вести себя так же странно, как и в предыдущую ночь, или же наконец потребует исполнения супружеских обязанностей? В течение дня он был совершенно обычным, даже добродушным, часто улыбался ей, а когда они вышли из-за стола после полуночного ужина, подарил ей по случаю Рождества два жемчужных браслета. Но иногда Катрин ловила на себе столь странный взгляд, что у нее все внутри холодело. В эти моменты она могла поклясться, что он борется с какой-то темной и ужасной тайной. Но что это было? И против кого была направлена его мрачная ярость? Она вела себя с ним так мягко и послушно, как только мог пожелать самый придирчивый муж. Сердце государственного казначея Бургундии казалось самой непостижимой загадкой!
Страхи Катрин, однако, оказались напрасными. Гарэн проводил ее до дверей спальни, пожелал спокойной ночи и, слегка наклонив высокий стан, запечатлел на лбу жены быстрый поцелуй. Поцелуй был поспешным и небрежным, но Катрин не могла не заметить, что губы его горят. Орлиный взор Сары не упускал ни одного из этих странных проявлений супружеской близости, но она удержалась от замечаний.
На следующее утро с бесстрастным лицом она сообщила Катрин, что ее мужа внезапно вызвали в Беон по какому-то делу герцога. Он передал, что извиняется за столь поспешный отъезд, и просит, чтобы его жена в течение этого дня вернулась в Дижон и расположилась в доме на улице Пергаментщиков. Там ей следует ожидать возвращения мужа, которое может быть не очень скорым, поскольку он получил указания сопровождать канцлера Николя Роллена в поездке к герцогу Савойскому. Гарэн пришлет кого-нибудь из Беона за своим багажом. Он просил Катрин самостоятельно устраиваться в ее новом доме.
Катрин незамедлительно подчинилась, испытывая некоторое облегчение от этого нового поворота событий и радость при мысли о такой неожиданной свободе. В полдень она уселась вместе с Сарой в портшез, закрытый прочными кожаными шторами, и покинула маленький замок в Брази, направляясь в герцогскую столицу. Было не так холодно, как раньше, а солнце, похоже, решило какое-то время посветить. Катрин радостно подумала, что на следующий день сможет навестить свою мать.