Катрин. Дочь ювелира.

•26•

Разрываясь между желанием слушать еще и страхом рассердить дядю, Катрин медлила с уходом. Затем решительно сделала шаг по направлению к двери. Арно взмолился:
- Что ж, иди, если должна... Но сначала подари мне еще один поцелуй, только один!
Ока уже была готова броситься к нему, как вдруг проснулся черный раб маленького доктора, встал и начал разгребать угли, пытаясь разжечь огонь. Нубиец не обращал на них внимания, даже не глядел в их сторону, и Катрин подошла к Арно и уже наклонилась, чтобы поцеловать, но раздавшийся снаружи цокот конских копыт вновь остановил ее. Они услышали бряцание доспехов. Мгновенно насторожившись, Арно отвернулся от Катрин.
- Что это? Там вооруженные люди...
Она подбежала к окну и выглянула во внутренний двор. Она увидела группу солдат, которые, видимо, только что прибыли. Их было около десяти, и Катрин узнала их черно-серые мипарти, табары шитые золотом, которые носила личная охрана Филиппа Бургундского. На груди у них были вышиты герб герцога и девиз: «Другого у меня не будет».
- Личная охрана герцога Бургундского, - сказала она. - С ними офицер...
Высокий офицер с белыми перьями на гребне шлема спешился и подошел к Матье Готрэну, нервно мерившему шагами двор в компании Абу-аль-Хайра. Девушка узнала его немного нервные манеры и звучный голос.
- О, да это, кажется, мессир де Руссе, - продолжала она.
Арно скорчил гримасу.
- Чума их всех раздери, моя дорогая! Ты так хорошо знакома с этими треклятыми бургундцами. Честное слово, похоже, что ты знаешь их всех.
- Вы забываете, что я живу в Дижоне и являюсь подданной герцога.
Тем временем внизу, во дворе, Жак де Руссе подошел к торговцу тканями, и его громкий голос раздался в спокойном утреннем воздухе:
- Я рад, что нашел вас, мэтр Готрэн. Вообще-то я вас и искал.
Матье поклонился так низко, что чуть не перекувырнулся через голову, тут же забыв о племяннице, отсутствие которой он не пытался объяснить.
- Меня! Это, право, большая честь!
- Да. Вас и вашу прелестную племянницу. Монсеньор Филипп обеспокоен, что вы можете встретить по дороге нежелательных людей, особенно когда будете проезжать по тем местам, которые наводнены англичанами и не подвластны Бургундии. Поэтому он послал меня, чтобы сопровождать вас и мадемуазель Легуа до самого Дижона.
Больше Катрин не услышала ничего, так как сзади нее громоподобный голос прорычал:
- Легуа... кто здесь Легуа?
Повернувшись, она увидела сидящего па постели Арно, его лицо было белее простыни, глаза метали молнии. Трясущейся рукой он пытался сбросить с себя покрывало, готовый выпрыгнуть из постели. Увидев это, черный раб подбежал и обхватил Арно мощными руками. Арно вырвался как безумный.
- Кто носит это проклятое имя? закричал он в бешенстве. - Кого зовут Легуа?
- Что же... меня, мессир. Это мое имя. Меня. зовут Катрин Легуа.
- Ты!
В течение нескольких секунд лицо рыцаря выражало сначала недоумение, затем ярость и, наконец, неукротимую ненависть, которая исказила его черты. Его рот приоткрылся, обнаружив оскал, как у готового к броску зверя. Oн смотрел на нее так, будто увидел в первый раз; в его черных глазах не осталось и следа той страсти, которую она видела в них так недавно.
- Твое имя - Легуа, - сказал он голосом, в котором кипела еле сдерживаемая злоба. - Тогда скажи мне... имеешь ли ты отношение к тем парижским мясникам, которые подняли мятеж несколько лет назад?
- Да, они - мои кузены, но....
- Замолчи! Ни слова больше. Убирайся!
- Что?
- Убирайся, я сказал тебе! Убирайся, пока я тебя сам не вышвырнул! В день моего самого черного горя я дал клятву убить любого, кто носит это имя. Я. не убью тебя, потому что ты женщина... но я не хочу больше видеть тебя, никогда!
Катрин стояла ошеломленная, не понимая, что вызвало его ярость. Несколько минут назад этот человек шептал ей нежные слова и держал ее в объятиях, глядя на нее полными страсти глазами, и вдруг, в силу какой-то непонятной метаморфозы, стал ее врагом... Он отвергал ее... Сквозь стиснутые зубы он процедил;
- Слушай меня внимательно. У меня был брат... Замечательный брат, которого я обожал. Он состоял на службе у Людовика Гиэнського. Во время бунта Кабоша мясники поймали его и убили. Они отрезали ему голову, как скотине на бойне. Он был молод, красив и знатен, он никогда не сделал никому ничего плохого, но они перерезали ему горло, как свинье. И человек, который убил его, был мясник по имени Гийом Легуа. Теперь ты знаешь... Так что у ходи отсюда и моли Бога, чтобы мы никогда больше не встретились.
В голосе молодого рыцаря было столько гнева и столько страдания, что глаза Катрин наполнились слезами. Разочарование было слишком жестоким, чтобы его можно было вынести, а внезапное крушение той полной любви вселенной, которая была сотворена этой встречей, - слишком безжалостным! Снова встретить мечту, казалось уже погребенную навеки, и тут же увидеть, как она нелепо исчезает! Как же он мог так безжалостно обвинить ее в смерти Мишеля, когда именно она ради этого незнакомого мальчика всем рискнула и все потеряла?
Она попыталась защититься:
- Сжальтесь, мессир, дайте мне сказать и не осуждайте, пока не выслушаете. Знаете ли вы, что на самом деле произошло в тот кошмарный день, когда погиб ваш брат? Знаете ли...
Арно резко перебил ее и указал на дверь:
- Я знаю слишком хорошо. Убирайся... ты мне противна, меня тошнит от твоего вида. К тому же, тебя ждут внизу. Разве я не слышал, как только что прибывший рыцарь сказал, что герцог Бургундский послал его охранять тебя? Какая честь, какая любезность! Нетрудно понять, что ты за женщина, моя красавица! Герцог Филипп обожает таких, как ты!
- Я ничто для герцога Филиппа, - сердито отрезала Катрин, краска залила ее лицо. - Он даже недавно арестовал меня. Что вы выдумываете...
Смех Арно был еще более оскорбителен, чем его гневные слова.
- Выдумываю? По своему опыту могу сказать, что ему не составило бы большого труда добиться твоей благосклонности. Ты - добрая шлюха и за свои прелести не заламываешь слишком высокую цену...
Катрин вскрикнула, как раненое животное. Слезы градом покатились по ее щекам из широко раскрытых глаз. Она протянула к рыцарю дрожащие руки.
- Ради Бога, мессир. Что я вам сделала, чтобы так со мной обращаться? Неужели вы не понимаете?..
- Что сделала?. - язвительно сказал Арно. - Да то, что ты с радостью забралась в мою постель всего через несколько часов, как вылезла из герцогской! Кто знает, может, ты выполняла его приказ? Быть может, и западня, и это театральное спасение прошлой ночью все это лишь часть коварного плана. И твоя роль - узнать, когда я разомлею в твоих объятиях, о цели моей поездки. Поздравляю! Я вынужден признать, что ты едва не преуспела. Даю слово, на какой-то миг я потерял разум! Вероятно, это из-за того, что я не так часто встречал таких привлекательных шлюх, как ты. Теперь уходи отсюда! Я сказал, что не хочу иметь с тобой ничего общего...
Вне себя от гнева, забыв о страсти, которую пробудил в ней рыцарь, Катрин, сжав кулаки, гордо подошла к постели.
- Я не уйду до тех пор, пока вы не выслушаете меня... и не извинитесь передо мной!
- Извиниться? Перед шлюхой?
Он выплюнул это слово ей в лицо. От его жестоких слов Катрин отшатнулась, будто от удара, закрыв лицо руками. Смелость и гнев покинули ее. Нежный роман обернулся нелепым и унизительным фарсом. Спорить было бессмысленно, так как Арно от ярости ослеп и оглох. Она повернулась и, безвольно опустив руки, пошла к двери. Катрин уже почти открыла дверь, как внезапно проснувшаяся в ней гордость заставила ее обернуться. Надменно откинув прелестную головку с великолепной гривой волос, образовавших вокруг ее лица ослепительный ореол, она устремила презрительный взгляд на молодого человека. Тот лежал, опершись на локоть и опустив голову. Несмотря на нелепый белый тюрбан, несколько сбившийся на сторону в результате недавних событий и смягчавший гневное выражение его лица, он походил на готовящегося к прыжку дикого зверя.
- Когда-нибудь, - холодно произнесла Катрин, - вы встанете передо мной на колени и будете просить прощения за свои слова, Арно де Монсальви, сеньор де ла Шатэньери. Но вы не добьетесь от меня ни прощения, ни жалости. Ваш брат был добрым и кротким, и я любила его. Прощайте...
Она уже покидала комнату, как вдруг покачнулась от сильного удара и едва успела, чтобы не упасть, опереться о стену. Большая подушка, пущенная умелой рукой, угодила ей в спину. Чтобы утихомирить Арно, когда он впадал в ярость, требовалось нечто большее, чем женское чувство собственного достоинства. Пораженная, Катрин обернулась, чтобы взглянуть на него. Он сидел на кровати, заливаясь смехом, и глядел на нее полными злобы глазами.
- В следующий раз, когда ты, тварь, посмеешь говорить о моем брате, я задушу тебя собственными руками, - сказал он, протянув к ней большие-смуглые руки. - Благодари Господа, что я не могу подняться. Имя Монсальви не должно оскверняться устами, подобными твоим и женщинами такого сорта...
Он продолжал бы и дальше, если бы его разгневанная речь не была прервана. Катрин подбежала к постели и наотмашь ударила его по лицу. От этого удара повязка сбилась и рана на виске снова открылась. Тонкая струйка крови побежала по обросшей щетиной щеке. Вне себя от ярости и негодования, Катрин, забыв о том, что он ранен, ударила его изо всей силы. Вид струящейся крови успокоил, но не вызвал в ней ни угрызения совести, ни сожаления. Он оскорбил ее, а она и так была к нему слишком терпелива. Она почувствовала смутную радость от того, что причинила ему боль. Она даже желала бы, чтобы эта боль была еще сильней. Ей хотелось наброситься на него, терзать зубами и ногтями, выцарапать эти наглые глаза, в которых презрение сменилось удивлением. Арно инстинктивно прикрыл зардевшуюся щеку рукой. Судя по всему, такое случилось с ним впервые, и он не знал, как себя вести. Пощечина заставила его замолкнуть, и Катрин, поняв это, удовлетворенно посмотрела на него.
- Теперь, - ласково сказал она, - вы запомните меня лучше, мессир...
Сделав реверанс, Катрин с величием оскорбленной королевы удалилась из комнаты, оставив рыцаря предаваться раздумьям. Но силы ее были на исходе. Как только дверь за ней закрылась, она прислонилась к стене, пытаясь немного успокоиться. Она могла слышать, как по ту сторону толстой деревянной двери Арно разразился проклятьями, но это ее не волновало. Что теперь значила для нее эта ярость? Важно было только то, что он нанес ей жесточайшую рану, такую, что ей хотелось кричать от боли. То, что произошло между ними, было непоправимо. Любовь уже никогда не сможет снова свести их вместе. Им было суждено ненавидеть друг друга вечно, и все - из-за недоразумения, объяснить которое Катрин никогда не позволила бы гордость. Он отказался выслушать и, значит, никогда не узнает правды. Но даже если бы он и выслушал ее, все равно его сословная гордость заставила бы посчитать это все выдумкой девушки.
Всхлипывая, судорожно ловя ртом воздух, она пыталась восстановить дыхание. На секунду она закрыла глаза. Ее бешено стучащее сердце немного успокоилось. Изнутри поднималась теплая волна умиротворения, утешая душу.