Fallen Grandeur

3. breathe and do not smoke

  Спать стоя холодно и неудобно. На дворе вроде как весна, но мы в Сибири, и поэтому тепла ждать не приходится. Я выкуриваю за ночь по тринадцать с половиной сигарет, стряхиваю пепел в снег и царапаю кривым, но ещё не ржавым гвоздём на стене фразы на своём языке.

Я не могу заснуть.

Ведь русский в двух метрах от меня.

Иногда я чувствую его взгляд. Долгий, отвратительно пронзительный. Мне становится не по себе и ещё холоднее, я поджимаю под себя ноги в попытке согреться. Гвоздь упирается остриём в ладонь слишком сильно. В утреннем, блёклом свете я подсчитываю ранки на ладони. И всё из-за этого коммуниста.

Сегодня с утра русский меня пугает, подкрадываясь абсолютно неслышно и опуская руку на плечо. Я с отчаянно стучащим в груди сердцем шиплю ругательство и оборачиваюсь:

— Чего тебе?!

— Не кури, — просит сонно, и я теряюсь. Со сна этот русский совсем другой. Не такой отвратительный. Я растерянным взглядом скольжу по его лицу и не узнаю этого проклятого коммуниста!

— Заткнись, — мой голос ровен, а сам я почти невозмутим. Это радует. Моё поведение всё ещё поддаётся контролю, когда русский ублюдок меньше, чем в двадцати пяти сантиметрах от меня! Только вот я не знаю, плохой это знак или хороший.

— Мой дом — мои правила. И да, тебе же лучше. Наташа и Оля не терпят курящих. Так что подумай, Гилберт, хочется ли тебе рисковать, — усмехается Брагинский. Его вторая рука треплет меня по волосам. Мои ноги немеют, а язык прилипает к нёбу.

— Да мне плевать, — наконец выдавливаю я, но сигарету тушу, а затем выбрасываю в окно.

— А мне нет, — щурится русский. Я смотрю на него, не моргая, и уже не вижу того ребёнка, что стоял передо мной какие-то две минуты и тридцать семь секунд назад. Мне становится страшно до того, что ноги подгибаются. Страх не от угроз Брагинского или перспективы жестокой расправы надо мной Белоруссии, нет. Я боюсь этой его переменчивости. Слишком сложно жить в доме с нестабильным человеком, особенно, когда вы — лютые враги, когда каждое ваше прикосновение друг другу — пытка для кого-то из двух.

— Твои проблемы, — жму плечами я и сжимаю пачку в кармане брюк крепче. Брагинский смотрит на меня несколько другим взглядом. Исчезает мягкая угроза и остаётся только вымершая, вымерзшая синева.

— Сегодня ты без завтрака. — Повторяет мой недавний жест — жмёт плечами, неторопливо одевается, долго и тщательно поправляет шарф на шее и покидает комнату. Я позволяю себе, наконец, расслабиться и сгорбить спину, опираясь о подоконник. В присутствии этого грёбаного коммуниста никогда не получается вести себя естественно.