Сложный выбор

Глава 26. Вторая история.

Резко просыпаюсь от холода, пробравшего меня до костей. Тело словно сковало невидимыми путами, я совсем не чувствую пальцев на руках и ногах. Инстинктивно съёживаюсь в комочек: подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками. Непослушные мышцы с трудом растягиваются, неохотно позволяя мне совершить это действо. Тонкий плед практически не греет, его хватает только на то, чтобы окончательно не дать мне заледенеть. Мелко дрожу, аж зубы изредка клацают. Подбородок ощутимо подрагивает, мои запасы тепла на исходе. Грею руки своим еле тёплым дыханием и практически не чувствую результата.

Мне безумно не хочется вылезать из-под одеяла, воображение живо рисует безрадостные перспективы этого поступка. Лежу и вижу, как я сажусь, снимаю плед и превращаюсь в ледышку. Бр-р-р! От одной мысли вылезти становится холоднее, но просто лежать бессмысленно. Подо мной не пуховые перины, а всего лишь тонкий плащ, практически не согревающий. Холодная земля безжалостно вытягивает последние крохи тепла, оставляя мне взамен лишь дрожь и озноб. Закрадывается мысль позвать на помощь, но это прозвучит слишком глупо.

Интересно, который сейчас час? Высовываю кончик носа из-под пледа и отмечаю, что проснулась я не так уж и рано. Предрассветные лучи уже окрасили лёгкие облачка на горизонте в розово-красный цвет, в целом, стало уже достаточно светло. Скоро должно встать солнце, значит, скоро пора вставать. Печально констатирую этот факт и внутренне холодею: надо будет вылезать из-под одеяла наружу.

Собираю волю в кулак, скованно сажусь на плаще и делаю себе из пледа что-то вроде кокона. Решаю больше не спать, вместо этого попытаться обдумать планы на будущее, ведь когда-то же это надо будет сделать. Устраиваюсь поудобнее, но думать так и не получается. Холод слишком мешает сосредоточиться, тревожит и дёргает, дрожь и не думает успокаиваться. Тоскливо оглядываюсь по сторонам.

Ветер шумит в кронах только-только проснувшихся деревьев. В низинах заметны маленькие облачка ночного тумана, всё ещё не рассеявшегося до конца. Воздух холодный и влажный, наравне с землёй пьёт из меня тепло. Всё вокруг покрыто маленькими блестящими капельками утренней росы: котелок, сумки, сёдла, даже внешняя сторона пледа. Мои волосы превратились в одно большое, чуть влажное, воронье гнездо, как раз подойдёт Гарольду. Костёр давно потух, маленькие угольки насквозь мокрые, огонь просто так не развести.

Чуть поворачиваю голову, нахожу взглядом Рейвен. Та безмятежно спит сразу под несколькими одеялами. С некой досадой отдаю ей должное — она гораздо более подготовлена к проживанию в лесу, чем я. Надо бы её расспросить, почему она решила скрываться именно в заброшенной деревне.

Внезапно громко, звонко чихаю. Что-то мелкое попало в нос, будь оно неладно. Брюнетка тревожно ворочается и через несколько секунд открывает глаза. Рей молниеносно вскакивает, испуганно оглядывается по сторонам, замечает моё удивлённое лицо и облегчённо выдыхает. Уже гораздо спокойнее бросает:

— Доброе утро.

Да это прогресс! Раньше она удостаивала меня лишь кивком. Хочу поздороваться в ответ, но из горла вылетает лишь тихий хрип. Пытаюсь откашляться и прочистить горло, но особенно ничего не меняется. Рейвен озабоченно цокает языком, качает головой и произносит:

— Кларк, да ты заболела! Почему ты ночью не накрылась ещё одним пледом?

Снова пытаюсь ответить, но безуспешно. Беспомощно пожимаю плечами. Брюнетка недовольно хмыкает, одним движением вскакивает, подходит ко мне и накрывает своими пледами. Пытаюсь протестовать, но меня никто не слушает. Деловой, строгий голос приказывает:

— Кларк, больше не пытайся разговаривать, хуже будет. Сиди, я сейчас тебе чай сделаю. У тебя есть лекарство от горла?

С энтузиазмом киваю, показываю пальцем на свою сумку. Девушка долго роется там, мимоходом разбросав немало вещей, но в конце концов находит нужную склянку, протягивает мне. Одним махом выпиваю сразу половину, сморщившись от горького вкуса и низкой температуры снадобья. Хуже не будет, а так, может быть, чуть лучше станет. Рейвен со вздохом подходит к какой-то куче, ранее мной не замеченной. Внимательно слежу за ней: надо же учиться на своих ошибках, наблюдать и запоминать.

Под слоем рогожи находится стопка совершенно сухих дров, предусмотрительно заготовленная с вечера. Да, чувствую с Рейвен сложно пропасть даже в самом дремучем лесу. Девушка проворно разжигает огонь и кипятит полкотелка воды. Достаёт мою кружку, вытаскивает из своей сумки пучок трав и заваривает мне чай. С благодарным кивком и улыбкой принимаю у неё чашку с ароматным, горячим напитком, с наслаждением выпиваю. Чувствую, как тепло разливается по всему телу, как становится легче дышать, как усмиряется кашель.

Пока я прихлёбываю чай, брюнетка варит походную кашу. Тем временем оранжевое солнце встало уже наполовину, тьма трусливо отступила в лес, страшась острых, сияющих светом лучей. В воздухе стало ощутимо теплее, мне даже стало жарко под всеми этими пледами. Роса уже почти высохла, скоро уже надо будет отправляться. Откуда-то с ближайших сосен мне на плечо пикирует взъерошенный Гарольд, намекая на свой голод. Как могу, сипло, тихо шепчу:

— Здравствуй, Гарольд.

Ворон приветственно каркает и выразительно косится на мою сумку, памятуя о куске вяленой оленины, припрятанной специально для него. Сумка далеко, Рейвен занята кашей. Кидаю на птицу тоскливый взгляд и печально шепчу:

— Извини, Гарольд, мне нельзя вставать. Если принесёшь мне свёрток, я дам тебе мяса прямо сейчас.

Ворон несколько секунд медлит, поглядывая то на меня, то на вместилище вожделенного завтрака. Голод побеждает, и умная птица взлетает с моего плеча и садится на сумку, к счастью, открытую. Рей забыла закрыть, когда искала лекарство от горла. Гарольд присматривается и с трудом вытаскивает из недр большой свёрток, перемотанный бечёвкой. Надо же, нашёл!

Он выпихивает груз из сумки, с натужным карканьем пытается взлететь с ним, но тщетно, слишком тяжёл. Ворон не расстраивается и начинает тащить мне его по земле. С гордостью наблюдаю, как мой питомец старательно тянет свёрток ко мне. Когда расстояние успешно преодолено, развязываю бечёвку, разворачиваю бумагу, отрываю кусок мяса побольше и протягиваю Гарольду. Тот мгновенно проглатывает его и довольно каркает. Улыбаюсь и ласково шепчу:

— Умница, Гарольд! Хороший ворон.

Вытаскиваю руку из-под пледа чуть-чуть дальше и чешу птице клюв. Она довольно жмурится от удовольствия, подставляет голову почесать. Мягко, нежно, медленно глажу Гарольда, тот совсем закрывает глаза, позволяет взять себя в руки. От этого простого, пронзительного жеста по всему моему телу разливается тепло. Он доверяет мне настолько, что даже не смотрит, что я с ним делаю, просто надеется, что всё будет в порядке.

Аккуратно сажаю его к себе на колени и нагибаюсь к нему, касаюсь лбом его тёплых перьев на спине, обвиваю руками. Ворон и не думает сопротивляться. Кажется, ему довольно комфортно. Тихо смеюсь и шепчу ему:

— Гарольд, как же я к тебе привыкла. Я люблю тебя, мой красивый, воинственный...друг. Да, ты мой самый верный друг.

Так и сидим несколько минут без движения, пока голос Рейвен не оповещает меня о начале завтрака.

— Кларк, готовься, я тебе сейчас кашу принесу!

Неохотно выпрямляюсь, мягко сажаю ворона себе на плечо. Прижимаюсь к нему щекой, не желая прерывать с ним контакт. Зажмуриваюсь и улыбаюсь от переполняющих меня эмоций. Птичье крыло немного приятно щекочет меня, острые коготки не больно держатся за плечо. Блаженно вздыхаю, просто свечусь от непонятного счастья, столь неожиданно дарованного мне жизнью. Вроде бы простой жест со стороны птицы — а сколько глубинного смысла, сколько радости...

— Кларк, проснись и пой! Вот твоя каша, осторожно, горячая.

Открываю глаза и замечаю склонившуюся надо мной сосредоточенную Рейвен. Неловко принимаю у неё из рук плошку с едой и ложку. Благодарю выразительным кивком и виноватой улыбкой. Брюнетка в ответ мимолётно улыбается и идёт собираться. Пора ехать дальше, иначе до Рата мы доберёмся через недели три, не меньше. Решаю, что время не ждёт, осторожно пробую кашу. Над плошкой клубится густой белый пар, пахнет вкусно, чем-то давно знакомым, но тщательно позабытым. Аккуратно, с краёв начинаю есть как можно быстрее: внезапно проснулся зверский аппетит. Гарольд задрёмывает у меня на плече, еле заметно покачиваясь во сне. Стараюсь не наклоняться, чтобы он не упал.

Когда с едой покончено, собираюсь с духом и аккуратно встаю, с трудом выпутавшись из-под всех одеял. Лекарство сыграло немалую роль, я чувствую себя гораздо лучше. Озноб меня теперь не мучает, боль в горле улеглась, слабость во всём теле ушла. Снимаю ворона с плеча и подкидываю вверх, мотивируя полетать. Птица уносится ввысь разминать свои крылья, а я иду помогать Рейвен. Та окидывает меня обеспокоенным взглядом и удовлетворённо хмыкает. Видимо я выгляжу лучше, чем час назад. Уже вместе быстро заканчиваем сборы и седлаем отдохнувших лошадей. Перед тем как вскочить в седло, шепчу Рей так, чтобы не повредить голос:

— Спасибо. Мне стало гораздо лучше, без тебя бы я пропала.

Смущённая улыбка озаряет лицо брюнетки, она, помедлив, отвечает:

— Не за что. Это всё-таки моя работа, поддерживать тебя в относительно здоровом состоянии.

Несолидно хихикаю и сажусь в седло. Вернувшийся с облёта Гарольд пикирует мне на плечо и довольно каркает. Провожу рукой ему по голове и прошу сидеть смирно. Рейвен оглядывается по сторонам и трогается с места. Бросаю прощальный взгляд на красивую полянку и без всякого сожаления углубляюсь в лес. Время не ждёт, час промедления может стоить мне жизни.

Некоторое время едем молча, словно отдельно друг от друга, но через час мне становится скучно. Я честно пыталась заняться размышлениями на различные темы, но это не увенчалось успехом. Одна мысль об Октавии с Беллами вызывает мучительную боль, не стоит трогать эти воспоминания и нарушать своё относительно хрупкое душевное спокойствие. Попробовала составить план своих действий в Рате, но через несколько минут оставила всякие попытки. Как можно строить какие-либо предположения, если я еду в неизвестность? Что это вообще за город, живёт-ли там хоть кто-то с фамилией Гриффин, есть-ли там хоть один мой родственник? На такие вопросы я не могу ответить, недостаток информации связывает мне руки, из-за этого заранее что-либо придумать не представляется возможным.

Несколько минут маюсь от скуки, разглядывая всё вокруг, стараюсь найти что-нибудь интересное в ничем не примечательной растительности. Моё терпение стремительно улетучивается, в конце концов я не выдерживаю, тихонько кашляю, привлекая внимание Рейвен, и громким шёпотом выпаливаю:

— Рейвен, расскажи мне пожалуйста о Рате, то, что просто необходимо знать любому. Мне нужно составить план действий по приезде в город, а я даже не представляю, куда мне там податься.

Брюнетка на несколько секунд зависает, поворачивается ко мне, медленно кивает и начинает собираться с мыслями. Отвечает:

— Кларк, мне очень сложно рассказывать в целом. Задавай вопросы, я постараюсь на них ответить.

Один из вопросов просто вертится у меня на языке, не удерживаюсь:

— У тебя есть надёжные знакомые в городе? Я тебе рассказывала, что мне нужно кое-кого найти, а полиции попасться не хотелось бы.

Несколько секунд ожидания.

— Да, есть у меня один друг на примете, он в своё время помог мне скрыться. Я отведу тебя к нему, он не откажет.

Отлично, шансы не попасть в руки не к тем людям резко уменьшились. Эта предосторожность была жизненно необходима, некому меня защитить в трудной ситуации. От столь спокойной констатации этого грустного факта меня аж передёрнуло. Что сказать, привыкла рассчитывать только на себя, обстоятельства заставили. Продолжаю:

— Нужно-ли ожидать от полиции излишнего рвения или можно не бояться?

Рейвен заметно хмурится.

— Даже не рассчитывай на спокойную жизнь, нужно вести себя очень осторожно, тихо и незаметно. Рат богатый город, полиции много, несмотря на большое количество жителей чужаков быстро опознают, горожане активно участвуют в наблюдении за порядком. Боятся за свои кошельки, вот и приглядываются к прохожим, чуть что — доносят.

— Поэтому ты и ушла из Рата?

Непродолжительное молчание. Рейвен с грустью в голосе отвечает:

— Да, и поэтому тоже.

Ожидаю, что она ещё что-нибудь скажет, не задаю вопросы дальше. Брюнетка понимает, что я жду продолжения, и со вздохом начинает рассказывать о себе.

— Мой отец был обычным купцом, торгующим отличными тканями. Наша семья, состоявшая из матери, отца и меня, жила не бедно и не богато, на жизнь хватало, но на что-то дорогое — нет. Полиция в Рате отличается отличным аппетитом, отца заставляли платить кругленькую сумму каждый месяц непонятно за что.

Знакомо, знакомо. Взять тот же суд, без денег ни за что не помогут, хотя обязаны.

— Несколько лет назад умерла от грудной болезни моя мать, с тех пор отец запил и наше с ним благополучие пошатнулось. Однажды мы не смогли вовремя заплатить мзду полиции, нам не дали и дня отсрочки, на следующий же день нашу лавку сожгли. За моим отцом остался огромный долг за погибшие в пожаре товары, его хватил удар, когда он узнал. Через два дня после похорон меня вызвали в полицию и недвусмысленно намекнули, что долг никуда не делся. Кроме меня выплачивать было некому, а деньги мне было взять неоткуда. Вот я и подалась в бега.

Окидываю брюнетку обеспокоенным взглядом. Она согнулась пополам и разом постарела лет на десять. Её плечи дрожат от беззвучных рыданий, крупные слёзы капают на блестящую кожу седла. Ей ничуть не легче, чем мне. Инстинктивно понимаю, что она мало кому о себе рассказывала ранее. Подвожу свою лошадёнку к коню Рейвен, изловчаюсь и крепко обнимаю девушку, привстав в своём седле. Брюнетка нисколько не сопротивляется, лишь роняет подбородок на грудь. Как могу, стараюсь её успокоить, поддержать. Шепчу:

— Рей, ты всё правильно сделала. Я на твоём месте поступила бы так же.

Чувствую, что мои слова оказывают желаемое действие. Беззвучные рыдания постепенно затихают, боль от утраты делается менее пронзительной. Гарольд перепрыгивает к Рей на плечо, заставляя ту испуганно дёрнуться. Ворон внимательно оценивает взглядом обстановку и что-то назидательно каркает. Незаметно отстраняюсь, оставляя его успокаивать девушку. Брюнетка переключается на птицу и отчасти забывает о своём прошлом. Неловко, осторожно начинает гладить Гарольда по спине и приговаривать что-то неразборчивое. Мельком улыбаюсь, радуясь за неё.

Бедная Рейвен, я глубоко сочувствую ей, но не жалею. Жалеют слабых, а она сильная, справилась с грузом напастей, одновременно обрушившихся на неё, не покорилась судьбе и выиграла. Теперь мне представилась отличная возможность составить для себя цельное представление о девушке, и оно явно отличается от первоначального. Та Рей была грубой, суровой и холодной, новая Рейвен открытая, сильная, способная на заботу и сострадание. Я рада, что смогла узнать её получше.

Брюнетка совсем успокоилась и заметно повеселела. Гарольд успешно справился с ролью жилетки и теперь дремлет на плече девушки. Подмигиваю Рейвен и заразительно улыбаюсь. Та кивает и одними губами, чтобы не разбудить ворона, шепчет:

— Спасибо.