Рассвет после грозы | starker

5.

Дождь безустанно стучит по металлической черепице темно-шоколадного цвета, пока белые стены здания ловят на себя брызги от капель. Окна плотно закрыты на всех этажах, пока небесная вода все еще норовит пробраться в сухие покои двух потерянных в себе людей. Питер слышит отголоски грома, что уже успел уйти вместе с сильными порывами ветра на восток. Последние дождевые тучи опрокидывали на загородные участки остатки их свежести, недовольно перебираясь в сторону грома и блеклых вспышек за пригорками облаков. Дом Тони был выполнен исключительно в викторианском стиле. На самой верхушке стыков крыши виднелся медный флюгер с важным гонцом, что несся на своих двоих только туда, куда дул попутный ветер. Массивные каменные подпорки у входа были оплетены пурпурной ипомеей, что подобна акварельным краскам расплескалась по белому холсту здания. Вьюнки изредка покачивались на прохладном ветру, позволяя новым каплям воды скользить по их лепесткам, что больше напоминали старый граммофон в давнем аббатстве.

Мальчик нехотя открывает глаза, начиная разглядывать все то, что окружало его сейчас. Настенный циферблат беспощадно отсчитывал время до шести утра, пока по окну стучал летний дождь. Питер лежит на двуспальной кровати в своей комнате. У прикроватной тумбочки стоит его небольшой рюкзак. Все на своих местах, но вот сердце... оно было иным. Будто бы оно чувствовало гораздо больше, чем мог подумать юноша. Питер не понимает сам себя, когда ощущает тепло. Тепло, что исходило от тела мужчины рядом. Вмиг ему стало одновременно жарко, затем холодно. Он привстает на локтях, наклоняя голову вправо. Темные волосы выглядят слишком растрепанными, а губы сомкнуты плотно. Тот подумал, что ему возможно снится дурной сон, но нет. Тони был как никогда спокоен, он просто спит, как обычные люди в это время. Он спит красивее любого, так казалось Паркеру. И с этими мыслями ему захотелось вернуться назад, укладываясь чуть ближе, но не переставая рассматривать человека перед собой. Да, это восхищение. Яркое, неизбежное восхищение его новым идеалом красоты и нравов. Тони был неким божеством, что имело власть над всем. А разве все так? Старк никогда бы не подумал, что его будут настолько пристально разглядывать в шесть, черт побери, утра. Он чувствует, как кисть мальчика легко дотрагивается до его широкой груди, совсем неощутимо проходясь по твердым мышцам. Тони показалось, что у малыша совсем узкий кругозор, если он прежде никогда не видел оголенного торса мужчин. Или, дело не в этом? Может, именно Энтони вызывает у него такой восторг?