Рассвет после грозы | starker

38.

Pov. Тони.

До каких пор мне стоило молчать? Смотреть куда-то мимо, не чувствовать смятения и горечи во рту лишь от размышлений. В голосе преобладала хрипота, а в голове – туман. Вязкий, через него невозможно было увидеть ясного света. Невозможно было понять, где я и сколько часов уже сижу неподвижно. Локи я не мог доверять по всем пунктам, но только он мог сейчас помочь мне с трудностями. А до селя я бы и не подумал подобном... просить совета у гнусного колдуна, пугающего всех детей лишь своим мрачным и холодным видом. Ну, вероятно, не всех детей он повергал в страх и бегство. Питер же в нем видел некого пророка, творца. В нем не было чего-то такого, что смогло бы отличать его от других; эти черные длинные волосы, струящиеся по шее и спадая на острые плечи, его взор, подобный бездонному, заросшему озеру. Они были до беспамятства пронзительны и испускали ярко-зеленый свет, как будто вместо радужки – изумруды под лучами солнца, собранные в пучок увеличительной линзой. Не был он пророком, хоть и имел в себе дар «Зрячего Господина». Так я называл его в школьные годы. Он мог рассказать о нас всех, об учителях и священниках. Ему была подвластная связь с тем миром, в котором все знали о нас больше, чем мы сами о себе.

— Старк, мой милый друг...

— Мы никогда не были друзьями. – После сказанных Локи слов я помрачнел, выговорив грубость. — Ради Питера я бы пошел на все, но это рискованно. Он еще юн и...

— И хочет семью. – Лафейсон рассеяно ищет направление моего взора, попутно наводя на себя толику волнения. — Не кажется ли тебе это в край неправильным?

— Нет, Локи. Поверь, когда я только начал прощупывать почву, когда осознал его намерения – то был изумлен. Он пылкий, ветреный, в некоторых делах даже глупый. Но не в любви; его сердце не имеет сколов, а душа явно не была запятнана злыми помыслами.

— Но это легкомыслие, Тони. – Локи устало выдыхает, — Питер юнец, коих много. Выйди на улицу и спроси «Кто хочет стать содержанкой для Господина Старка?» и увидишь беспробудную толпу людей, увядших в собственных иллюзиях.

Я откидываюсь на спинку кресла, поправляя на себе белоснежную сорочку. На душе творилось нечто незнакомое мне: тревога, страх и незнание правильности своих решений. Питер близок мне, важен и терять я его не имею права. Он стал мне всем; любимым человеком, с недавних пор, гражданским мужем. Пусть он и не знает какие я посмел повесить на него ярлыки, но последний являлся мне лишь сладкой выдумкой.