Рассвет после грозы | starker

42.

Pov. Автор.

Питер Паркер оставался в нетронутом никем молчании в их общей кухонной комнате. День выдался не столь пасмурным, сколько холодным и ветреным. Даже горстка серых облаков не могла оставаться на небе дольше пары минут. Энтони же, в гордом одиночестве, со слегка приподнятой головой прогуливался по облетевшему саду и созерцал, присуще зимнему времени года, видное ледяное дыхание, проскальзывающее меж веток без плодов и листвы. Ивы покачивались и еле ощутимо шелестели последними высохшими листочками без намека на жизнь. Его новенький бежевый сюртук на трех пуговицах с меховым воротничком сидел на нем как нельзя лучше. В руке у него была изящная трость с вырезанной ручкой в виде ласточки. Питер знал, что именно эта трость была привезена из Парижа незадолго до восемнадцатилетия самого Тони. Она была изготовлена из чистого ясеня без примесей, что позволяло ей приятно пахнуть некогда живым деревом. Питер наблюдал за ним из кухонного окошка, когда подходил к газовой плите и помешивал суп из овощей в низкой кастрюле. Он надеялся, что в этот раз баклажаны не пристанут ко дну посуды из-за его невнимательности. Мистер Старк как завороженный бродил по снегу и натыкался на тишину во всем поместье. Каждый шаг становился для него чем-то сродни решению некой проблемы, которая, так или иначе, возникала в его жизни. Энтони хотелось освободить ребенка от мнимых им оков и дать тому полную вольготность, но это было на данный момент просто немыслимым. Для него сталось бы самой невосполнимой потерей уход Питера Паркера из дома. У сэра просто не хватало смелости отпустить его на день или два к патронессе, ему было труднее всего помыслить об очередной непрошеной ночи в проклятом им коттедже. Мужчина проводил по снегу наконечником трости и, мучимый раздумьями, нашел под слоем белой манны покосившийся стул, который, быть может, был вынесен из вестибюля еще в летнее время. Он прижался лопатками к мягкой спинке и подтянул на своей шее желточного цвета шарфик Паркера, надев его только для того, чтобы слушать запах мальчика во время своей якобы полезной для здоровья прогулки. Журить никого здесь нельзя было, ведь каждый был по-своему виноват в замыкании этого хрупкого круга. У рук Питера рассыпана мука, на домашних пижамных штанах, что еле доходили до колен, остались пятнышки от ванильного крема для булочек, кои уже оставались в духовке и ждали своего часа. Ветер погонял Энтони домой и вскоре тот уже находился на ровной кладке крыльца, тихо отворяя дверь и закрывая ее в тот момент, когда снег рассыпался по порогу и коврикам. Повесив сюртук на стойку, и отставив трость в медный держатель, сам мужчина не смог пройти мимо очевидно поникшего и сломленного мальчика на кухне. Он двинулся к нему и нетерпеливым взглядом молил ребенка о прощении, но в ответ получал лишь морозное «нет», и ничего более. Руки его касались горячего тела, губы припадали к задней стороне шеи, но и это не могло разжалобить Питера. Он покорно оставался в родных руках Энтони, но, вследствие внутренней потребности, все же желал избавиться от столь нужной ему близости ввиду гордости. Это сыграло с Тони злую шутку и, на одном дыхании, он обходит юнца и опадает на пол, вставая перед тем на свои колени. Это воистину пугает младшего, чем успокаивает или делает радостнее. Ему более стыдно за такое поведение, и он порывается все исправить.