Рассвет после грозы | starker

44!

Питер всматривается в полумрак комнаты, сжав в ладони ткань пухового одеяла. Он чувствует, как над ним нависает крепкое мужское тело, так приятно пахнущее и незабываемо красиво отливающее бронзовой позолотой в свете янтарного ночника. На улице все еще оставался разгар дня, хоть зимой было несколько проблематично назвать светлое время суток таковым. Обычно нагнанные на небо облака создавали темень на земле, и только ближе к марту эта пелена развеивалась по разные стороны. К весне было легче дышать, выходить на улицу и жить. Сейчас же казалось, что весь мир погружен в полудрем, его окутала вечная мерзлота и холод просачивается будто бы не только в города, но и в сердца людей, заволакивая их в безысходное состояние апатии.

Энтони нагибается к его шее и целует молочного оттенка кожу, запоминая, как Питер смотрит на его руки, грудь, в сами глаза. В один момент юноша поднимает свою ладонь и ведет ею от солнечного сплетения мужчины, до его низа живота и замирает. Он молчит, переживая самую легкую смерть в своей жизни. Его переполняет волнение горше, чем когда-либо. Его предположения о том, что это будет столь легко и подвластно ему в момент рухнули, оставив после себя незаметный пепельный осадок на душе. Как неловок он был с Энтони, как марал их близость своими сомнениями и стеснением. Для мужчины его поведение было чем-то недосягаемым. Держаться так прямо, стать послушником взрослого человека, но в их единение прикрывать себе рот рукой, чтобы не так громко стонать в доме, в котором уже стали относиться к подобному снисходительно. Однако именно на сей час в особняке не было никого из прислуги. Питер словно выжидал, когда Старк шумно выдохнет и направит самостоятельно его руку на очертание твердости в тонких брюках. Юноша еле слышно всхлипнул, задержав дыхание на мгновение. Так близко, так пленительно близко находится его запястье там, где бывает так редко. Мужчина помогает ему расстегнуть молнию на одежде, чтобы позже освободиться от ткани на ногах, дальше — от белья. Питер одет только лишь в длинную рубашку, доходившую точно до выступающих аккуратных чашечек колен. Больше ничего на нем нет, и это не столько пугает, сколько сковывает и распаляет одновременно. Обнажив свое тело, Питер Паркер не может здраво осознавать все свои действия: от ярких, ослепительных вспышек желания, до терпкости в поцелуях. Тони следит за каждым его словом, вздохом, порывом к ведению. Недолог путь от впадинки на животе, до самого сокровенного. Питер задыхается в преддверии той сладострастной игры, но деревенеет, когда соглашается с телом и отдается ласке его покровителя. И сколь бы он ни говорил, что Тони не его вездесущий наказ, по правде вам сказать, все так и было. Все так и было.