Куб [Редактура]

Часть 8

Расстояние от окна до двери я преодолела за семь с половиной ударов сердца. Еще два потребовалось на то, чтобы рывком распахнуть дверь и вылететь в коридор, при этом едва не споткнувшись о словно бы специально загнувшийся уголок ковра. Двенадцать ударов на то, чтобы глаза сумели привыкнуть к темноте. Пять – чтобы сориентироваться в огромном помещении и понять, куда следует бежать. Один – чтобы отогнать жуткую мысль о том, что я бегу не туда и только загоняю себя в новую ловушку, с каждым рваным вдохом уменьшая шансы на спасение.

Я наткнулась на что-то острое, и колено прошило волной обжигающе резкой боли. Ноги подогнулись, и я рухнула на мягкий ковер, лишь в последний момент сумев выставить ладони вперед, чтобы защитить лицо. Оглянулась назад. Из распахнутой настежь двери спальни в коридор лился тусклый свет. Эдуарда нигде не было видно. Вопреки моим ожиданиям, он не стоял у меня за спиной и не заносил надо мной топор, чтобы перерубить мне ноги и навсегда исключить возможность побега. Нещадные образы хлестали меня по спине, заставляя двигаться дальше. Наверняка он притаился в темноте, чтобы пронаблюдать за моими действиями. В фильмах ужасов, которые мы с Ленкой обязательно смотрели в канун Хэллоуина, все именно так и происходило. Героиня всегда выбиралась из лап маньяка, добегала до выхода или до ближайшего телефона, а потом злодей настигал свою жертву и вершил свое кровавое правосудие. Я ненавидела фильмы ужасов, но Ленка всегда заставляла меня их смотреть, чтобы посмеяться над моими вздрагиваниями и гримасами. Теперь против воли я попала в самый настоящий кошмар, но показывали его мне уже не по экрану Ленкиного телевизора, а наяву.

Я поползла в сторону входной двери. Каждое движение отдавалось тупой болью в раненой ноге, но я старалась не обращать внимания, сосредоточившись лишь на входной двери, находившейся где-то впереди. Вдох-выдох. Рывок левой – рывок правой. Вдох-выдох.

(взмах топора)

Левая рука угодила во что-то твердое и продолговатое, и я едва не закричала от ужаса.

«Кроссовки», - прозвучал в голове рассудительный внутренний голос. Не голос Ленки. Другой, мой собственный, монотонный и лишенный всяческих эмоций. Именно таким голосом я озвучивала у себя в голове читаемый про себя текст и собственные мысли. Такой находился в голове у каждого и был почти что бесполезным, лишь изредка вылавливая из подсознания важные детали, которые ты сам по каким-либо причинам пропустил. Голос Ленки пропал. Как сильно бы мне того не хотелось, больше я его не слышала и, соответственно, подсказок от него ждать не могла.