Куб [Редактура]

Часть 29

Я спрыгнула со ступеньки автобуса еще раньше, чем он остановился, а двери - открылись до конца. Сердце билось в груди как сумасшедшее, мне по-прежнему не хватало воздуха, и перед глазами мельтешили черные точки, как иногда бывает, когда слишком резко встаешь с дивана.

Водитель что-то кричал мне вслед, но у меня не было времени на то, чтобы покупать какое-то там карамельное яблоко и расплачиваться с ним остатками сдачи. Рюкзак больно давил на натертые плечи и подпрыгивал на каждом шагу. Автобус остановился всего в сотне метров от метро, и я бежала к нему, задыхаясь и одновременно моля бога, чтобы тот не дал мне споткнуться, потерять сознание и умереть прямо здесь, на этом чертовом ВДНХ, так и не предупредив маму о том, какая ей грозит опасность.

Я не узнала, кем Эдуард приходился нашей семье. Бегло пролистала тетрадь, исписанную бисерным почерком, но не нашла там ничего, кроме старых записей рецептов и каких-то бухгалтерских вычетов. У меня и времени-то особо не было, чтобы думать. На добрых полчаса фотографии Эдуарда, стоящего в обнимку с моими папой, вышвырнули меня из реальности, заставив забыться и тупо глазеть перед собой, не в силах переварить увиденное. Когда я очнулась и посмотрела за окно, никаких деревьев уже не было. Мы съехали с шоссе и выехали на другую дорогу, близкую к парку. Тогда я аккуратно, ватными, непослушными пальцами упаковала альбом обратно в рюкзак, закрыла молнию и подготовилась к выходу. В салоне к этому времени уже появилось пять или шесть человек. Все они сидели в отдалении от меня, видимо, решив, что я была бродяжкой или наркоманкой. Когда я выбегала из салона, какая-то старушка неодобрительно мотала головой мне вслед, будто бы считала, что это неведомым образом могло меня устыдить, заставить вернуться обратно и публично попросить у всех прощения за то, что растревожила своим внешним видом.

Кто-то резко и грубо схватил меня за руку, едва не вывернув локоть из сустава. От неожиданности я вскрикнула и, обернувшись, остановилась. Передо мной стоял водитель автобуса и, брызжа слюной, кричал мне что-то прямо в лицо, но из-за заложенных ушей я не слышала ни единого слова. Впрочем, слышать тут особо ничего было и не нужно, если учесть, что я решила не оплачивать проезд.

Теперь мужик, не отпуская моей руки, волок меня к стоящему неподалеку от нас газетному киоску.

Перед глазами стояла мама. Из-за какого-то идиота я сейчас теряла драгоценные мне секунды. А что, если все было подстроено изначально? Что, если Эдуард, допустим, был другом моих родителей, а потом они поссорились, или он обиделся из-за того, что они расстались? На фотографии Эдуард выглядел совсем молодым, но у него в принципе была особенность хорошо сохраняться. Что, если он решил отыграться на мне? Что, если сейчас, зная, что я поеду домой, он тоже отправился к моей маме, чтобы завершить начатое и убить сразу и меня, и ее? Что, если дома меня ждет не только мама, но и отец? Что, если Ленка все-таки рассказала обо всем полиции (а после сколького времени она обязана была рассказать)? Что, если мама поняла по описанию портрета, о ком идет речь? Она ведь знала его, и знала очень давно. Может быть, раньше он был частным гостем в нашей семье, просто я этого совершенно не помнила, потому что была совсем маленькой?