Наше фирменное заклинание

Глава 23 (29 сентября 2002, воскресенье)

Гермиона провела остаток беспокойной ночи, ворочаясь и мучаясь бессонницей. Ее жених сладко сопел на своей половине кровати. Но стоило ей только прикрыть веки, как из-за решеток камер Азкабана к ней тянулись длинные костлявые руки в серых лохмотьях, а беззубые перекошенные рты кричали: «Грязнокровка!». Заснула она лишь под утро. А когда проснулась, был уже полдень. Солнечные лучи тщетно пытались пробиться через плотно завешенные шторы. Рона рядом не было, но зато с кухни доносилось задорное шипение сковороды. Перекинув ноги через край кровати, она открыла свою тумбочку и убедилась, что плащ-невидимка находится там, куда она положила его вчера вечером — в своей коробке.

— Нет-нет, — раздался голос выглянувшего из кухни Рона, — не вставай. Сейчас будет завтрак в постель.

Не сказать, что Гермиона категорически не любила есть в кровати, едва открыв глаза, но все же предпочитала завтракать за столом, предварительно умывшись и переодевшись в удобную домашнюю одежду. Тем не менее она оценила этот жест. Она понимала, почему Рону хотелось немного романтики, уюта и тепла. В последнее время она ничего из этого не могла дать ему.

Послушно забравшись назад в постель, она попыталась вспомнить, снилось ли ей что-нибудь. Она не могла избавиться от ощущения, что вообще не спала, а сомкнула глаза лишь на секунду, а затем наступил следующий день. Интересно, как там Теодор? Смог ли он вообще заснуть этой ночью после того, как увидел своего отца при смерти в том гнетущем месте — обители ужаса и боли? Она поймала себя на мысли, что, если бы могла, тотчас помчалась бы к нему. Захватила бы кофе и свежие булочки, раздвинула бы тяжелые портьеры на окнах в его доме, впуская утро и прогоняя унылый мрак, которым было окутано его поместье, и как-то подняла бы ему настроение. Она бы обняла его крепко-крепко, чтобы он забыл обо всем плохом. Она бы сказала ему, что он больше не одинок и никогда не будет. Но вместо этого она должна была сидеть в постели, проводя время со своим женихом. Закрыв глаза, она вспоминала о руках Теодора, о его мягких, осторожных прикосновениях, о его горячем дыхании возле своего уха. И, к своему ужасу поняла, что ее волнует его близость. То, что произошло между ними вчера ночью, на первый взгляд, не было ни романтичным, ни страстным. Но ей казалось, что это как-то связало их обоих незримой нитью. Она хотела почувствовать его рядом, мечтала о том, как положила бы голову ему на грудь, слушая стук сердца, как обвила бы его руками, гладя плечи, спину и все, до чего могла бы дотянуться. Она хотела бы медленно расстегивать пуговицы на его рубашке — одну за другой, и касаться губами его кожи. Раствориться в нем, и в своих чувствах. «Тео» — так называл его отец. Ей тоже хотелось бы называть его так... «Тео», «Рон» — одинаковое количество букв, но одни так не похожи на другие, которые она привыкла произносить. Гермиону бросило в жар. Открыв глаза, она заглянула в кухонный дверной проем, обнаружив, что Рональд танцует со сковородой в руке в одних семейных трусах — красных, с изображением золотых снитчей. Мерлин, это был ее подарок на четырнадцатое февраля.