Раздевайся

30 Ложка дёгтя

— Привет, Жаным.

— Добро пожаловать в мой дом, — Жан-Жак отступает назад и проводит рукой в приглашающем жесте, — сорян за бардак, сам понимаешь, там где дети, порядка не бывает...

Отабек ставит чемодан и разувается. Обтёртые половицы жалобно всхлипывают под ногами.

— Только не спрашивай, почему всё такое беленькое, рыженькое и... provence(1), я просто по-быстрому снял дом, пока не подберу подходящий на другом конце города от бывшей жены, но чтобы не слишком далеко от неё же, такое случается, знаешь, когда... Зацени, тут есть шикарный камин, а!

— А где Жю-Жю?

— На все праздники в Майами с Белз.

— Тогда какие дети?

— Никаких детей. В другой раз познакомишься, — улыбается Жан-Жак, — но пока Жю-Жю нет, за бардак отвечаю я!

***

За окном белое, куда не глянь.

На ветках румяные свиристели не трещат — они от мороза нахохлились, шевелятся редко лишь выщипнуть мёрзлую бусину рябины из снега и завистливо заглядывают в маленькую кухню из-за занавесок. В доме тепло. Отабек обещал оплатить выкрученное на максимум отопление: любые деньги за возможность не натягивать дома свитер хотя бы на этих каникулах. Нужно подарить ему тот пистолет, швыряющий купюры в воздух.

Руки Жан-Жака заняты делом — помидоры не нарежут сами себя на ужин.

Руки Отабека тёплые на пояснице Жан-Жака. Большие пальцы давят в крестец, примерно в центр татуировки.

— Ты же специально тут набил? Чтобы показать, где тебя трогать?

— Ты и так знаешь где, да? — Жан-Жак опирается о столешницу, золотые семечки томатов прилипли к пальцам, помидорный сок щиплет кожу, в закипевшую на плите воду пора бросать пасту.

— Да, но так интереснее.

Теперь руки удерживают за бедренные косточки, а татуировку исследуют горячие губы.

— Бека.

— М-м-м?

Сухой жар дыхания и влажный языка.

— Мы ещё ни разу не вышли из дома.

Это правда. За пять дней Жан-Жак пару раз набрасывал треники, чтобы принять доставку продуктов, и Отабек влезал раз в штаны — вынести шуршащие пакеты с мусором.