Gassa d'amante - королева узлов.

Глава 10.

Ты не любишь сказки.

Дело даже не в сжатом хромом сюжете, под который тебе никак не подстроиться. Всё упирается в самое последнее слово.
Оно там почти всегда кончается. На «ц».

А ещё этот жанр короткий, юркий и невыразительный; всегда обрывается так, будто срывают хвост ящерицы. Придавливают подошвой современных ботинок, оставляя только макет и оболочку чего-то, предположительно бывшего когда-то живым.
Потому, наверное, и страшно.
Сегодня и всегда страшно, что ты в сказке. Боишься так, что взрослеешь раньше срока.

Как, например, сегодня.

Это ощущается даже в пальцах. В том, как они буквально пульсируют, словно намагниченные, и тянутся бесстрашно к чужому лицу.

Глаза цвета корицы закрываются в полном доверии, а у твоей храбрости совершенно новый уровень. Естественно рожденный среди разбитого стекла и откровенных разговоров о сказках, у которых не будет предсказуемого завершения.

Потому что сегодня ты позволяешь себе вести.

Глушишь наполовину неуверенность, встаешь на колени, а потом забираешься верхом на чужие.

Не только говоришь, но и делаешь, как чувствуешь.

Самое важное тут, мальчик, осознание того, что именно ты делаешь.
Это не озабоченность, подкинутая как синдром полового созревания. Вообще-то ты робкий и сомневающийся, но уже на восемьдесят пять процентов из ста.
Дело опять не в сжатом хромом предположении, которое многим может прийти в голову, глядя на твои бедра, сжимающие чужие, и пах, приближенный к чужому почти вплотную.
Ты не планировал, что так выйдет. Откуда знать, ты ведь первый раз вот так на чужих коленях с собственной подачи. Это слишком близко, тесно, тепло до холодных муравьев вместо привычных лепреконов.

А еще...сносит крышу. Опять.

Это очень доверительная поза. Спиной к миру, сердце к сердцу. Слышно, как бьются оба — морской бой в межрёбных рифах: победитель — проигравший.

Эта причина не такая уж тривиальная — забраться на колени, чтобы расставить свои корабли в чужих водах. Если так выглядит половое созревание и несдержанная сексуальная тяга, тогда ты, мальчик, озабоченный нимфоман. И бог с этим, греши смело.

Тэхён знает: ты храбрый только на восемьдесят пять пока, потому глаз не открывает, не сбивает с толку, не вгоняет в краску.
А ты уже во всех цветах, мальчик, разглядываешь его волевое лицо, дрожь ресниц и каждую ветвь черных бровей, сплетенных с небрежным водопадом каштанов.
Снова думаешь, что голубой свитер ему очень идет. Это что-то светло небесное, верхняя сторона моря, безоблачность после той бури, в которой летели осколки журнального стола.