V3001TH

свобода зайчонка и еще один кипиш.

Вечерком подворотни богом забытого района напоминают какую-то жуткую глухомань, как в страшных фильмах. Нормальный, здравомыслящий народ сидит по домам или обитает в более людных местах. В это время суток выползают местные фантастические твари, и если вы вдруг за спиной услышите: «э, слышь», то лучше дайте газу.

Из одной такой подворотни слышится кашель, прерывистое дыхание вперемешку со всхлипами и просьбами о пощаде. Но еще один глухой удар мгновенно затыкает жертву.

Винсент, оказавшийся той самой фантастической тварью, даже не утруждается вытащить руки из карманов. В зубах сига, и только ноги активно работают. Носок белоснежного кроссовка в очередной раз врезается в ребра сучонка, посмевшего поднять руку. А тот теперь валяется на грязной земле и жалеет о своем дурном поступке.

— Ты, хуйло, на кого граблю поднял? — вроде спокойно и сдержанно, но с нотками раздражения спрашивает Винсент, снова применяя серию ударов, от которых жертва под ногами жалко скулит и пытается свернуться в клубочек. — Думал, меня загасить сможешь? За моральный ущерб, говна ты кусок, я возьму с тебя в два раза больше, — Винсент выпускает сигаретный дым, снова затягивается и бьет в промежность. Говнюк у его ног воет и что-то неразборчиво бормочет.

— П-по-бр... братск... А! — вскрикивает он.

— Че ты вякнул? «По-братски»? — вот тут Винсент свою злость уже не сдерживает. — По-братски, сука? Ты мне кто, нахуй? Еще в два раза больше заплатишь, гондон, — рычит Винс, сплюнув окурок в сторону, присев на корточки и схватив пацана за грудки. Тот уже плачет вовсю и смотрит на Винсента с мольбой, но сам нарвался. Нет бы должок отдать по-тихому, но вместо этого решил, что сможет избежать расставания с баблом путем избиения. Жалкий кусок...

— В-винсент, п-прошу, хва... — всхлипывает он, вцепляясь в запястье Тэхена. Тот грубо вырывает руку и сжимает его пальцы, выворачивая наружу с приятным слуху хрустом. Пацан орет и дергается, как в припадке. Но его вопли никому не сдались, они всего лишь от стен отражаются и растворяются в воздухе.

— Каждый палец отдельно сломаю, если еще раз меня тронешь, — цедит Винсент, отшвырнув его руку на асфальт. Он сжимает кулак и замахивается, собираясь размалевать сопливо-слезливую рожу. — Короче так: я буду бить, а ты считай удары, понял? Хоть один раз пропустишь, утрою твой должок.