Белая обезьянка. Повесть с привкусом лакорна

Если ты этого хочешь

Только час назад Май отрешённо смотрел на чистый холст и не находил никакого решения, а сейчас уже, словно одержимый, покрывал белую поверхность росчерками карандаша. Он работал расслабленно и быстро, чуть улыбаясь и не обращая внимания на происходящее вокруг.

Кто-то говорил в такие минуты о вдохновении, кто-то о поцелуе ангела, а Май называл этот режим — состояние «потока». Ровное течение мыслей, когда ты понимаешь, что делать и как. Каждое движение карандаша или кисти правильное, на своём месте. Полная внутренняя гармония и солнечная уверенность в душе...

В такие моменты Мая трогать не стоит — очень легко сбить это состояние резким звуком, хождением за спиной, диссонирующей музыкой. У художника в ушах две капельки наушников, где тихо играет любимое лоу-фай-радио. Он полностью погружён в работу. Карандаш мелькает в тонких пальцах юноши. Иногда Май замирает, словно вглядываясь во что-то одному ему видимое. Лёгкий вздох, и вновь рука вальсирует над белоснежной поверхностью.

Карандашик заточен с размахом — кривоватый грифель торчит сантиметров на пять, словно коготь стервы-ведьмы. Так заточены все карандаши Майки. Сам же и точит перед работой. Батыр не очень понимал, к чему такое делать, если есть точилки, но подумал, что это просто часть священнодействия для художника. Возможно, некий ритуал, помогающий настроиться.

Бат старался в такие минуты не отсвечивать, если был дома. И сейчас он тихо сидел на кухне с планшетом, читая новостные ленты и прихлёбывая травяной чай.

Наконец, Май выдохся. У него устало повисли руки почти до пола. Художник с улыбкой смотрел на работу. Осталось сделать ещё многое, но это потом. Завтра встанет пораньше, ага.

Май вяло поднялся и побрёл на кухню. Его встретил улыбающийся Бат и молча выдвинул из-под стола ещё один табурет рядом с собой. Похлопал ладонью, приглашая присесть.

Но Майка помотал отрицательно головой и взгромоздился на колени друга. Отобрал его чашку с чаем и шумно хлебнул. Тут же поморщился и потянулся к сахарнице, но мягко получил по рукам:

— Не порти чай... Сделай себе отдельно.

— Вредина, — пробурчал Майка и привычно откинулся спиной на грудь Батыра.

Тот обнял рукой за талию уставшего художника, чмокнул в шею и замер, уткнувшись носом в волосы Мая. Подышал, наслаждаясь родным запахом.