Белая обезьянка. Повесть с привкусом лакорна

Лицо семьи Вачиравит

На следующий день Май вышел из метро «Арбатская» и побрёл в глубь переулков со старыми зданиями, поминутно сверяясь с картой на смартфоне. Он давно не бывал в этом районе, потому шёл и с любопытством оглядывался. И совсем не волновался — слова уже были все продуманы. А вот когда добрался до нужного дома и поехал вверх на стареньком дребезжащем лифте с раздвижной решёткой вместо двери, ноги ослабели и появился тремор в коленях.

Дверь открыла пожилая женщина-домработница и с поклоном пригласила внутрь. Из-за её плеча выглядывала улыбающаяся морда Нока. Повязки на голове уже не было. И то славно.

Май ощутимо занервничал. Мелкий в привычной серой футболке с ярким принтом и в лёгких шортах. И, как всегда, без тапок.

Май кивнул грустно, здороваясь. Таец протянул было руку, но увидел, что половина правой кисти гостя в гипсе. Свободны только большой, указательный и средний пальцы. И на гипсе маркером нарисован рыдающий смайлик.

Нок уставился на гипс, нахмурился и спросил тихо:

— Это когда?

— Это тогда, — глянул на него прямо Май.

Тот день для художника кончился глубоко за полночь. К вечеру стал опухать и синеть ушибленный палец. Высидев в травмпункте около четырех часов, Майка обзавёлся вот такой фиговиной на руке.

Нок смущённо сделал «вай» — поздоровался по-тайски, сложив пальцы лодочкой перед лицом, и повёл за собой Мая внутрь дома, шлёпая по паркету босыми ногами. Они зашли в просторную светлую комнату. Гостиную, видимо.

Огромные окна задёрнуты полупрозрачными шторами. В центре островок из длинного зелёного дивана и пары мягких кресел, обитых бархатом. Рядом стеклянный столик на кованых ножках. Вдоль стен шкафы с книгами. А больше ничего в комнате не было — лишь в простенках между дверьми, ведущими в глубь квартиры, висели картины пастельных тонов без багета.

Навстречу ребятам из кресла поднялась невысокая молодая женщина в сером деловом костюме. Красивая, словно вышедшая из дорамы. Приятное лицо с лёгким макияжем, чёрные прямые волосы чуть ниже плеч. На точёном носу поблескивали золотом узкие очки.

После того, как их с Маем представили друг другу, художник сразу же заговорил чётко и спокойно:

— Приношу извинения Навату, вам, госпожа, и всей семье Вачиравит. — Май глубоко поклонился брату с сестрой. — Я полностью беру на себя ответственность за происшедшее. Во всём только моя вина, госпожа. Готов взять на себя все медицинские расходы Навата и компенсацию за моральный ущерб. Простите меня!