Когда вянут розы | редакция |

Глава шестая, или Владыка Лихолесья

Если предоставить суждение о Трандуиле, сыне Орофера, неискушенному наблюдателю, он бы назвал его мудрым, но властолюбивым и заносчивым королем. Гордыня всегда мешала ему водить дружбу с соседями, особенно с гномами, чье упрямство всегда вступало в конфликт с себялюбием лесного владыки.

Он любил свой народ, как строгий отец любит свое дитя, и готов был защитить его от всех внешних опасностей, однако когда наступало мирное время, Трандуил становился далеко не таким добросовестным. Винить его в отданном знати предпочтении глупо. Так поступали и другие, а некоторые еще хуже. Богатый повелитель богатой страны, он жаждал возвыситься, укрепить свою власть и передать ее сыну.

Любил ли он своего сына? О да. Только любовь эта была давно замурована в зачерствевшем сердце, с тех самых пор, как погибла жена лесного короля. Ведь гораздо проще притупить боль, избавившись от чувств, а не бередить ими старую рану. Так поступает каждый, на чью долю досталось слишком много страданий.

Трандуил редко покидал тронный зал. С тех пор как умерла его жена владыка закрылся ото всех и предпочел одиночество даже компании советников. Часто сидел он, развалившись на своем резном троне, увенчанном оленьими рогами, и смотрел в пустоту невидящим взглядом, который все больше и больше ожесточался с каждым годом.

Вот и сейчас он возвышался над пустом залом, словно грозная, прекрасная статуя. Вся его фигура дышала величием, могуществом гордого повелителя, ведь именно отсюда, из тронного зала, можно было увидеть весь блеск дворца и удовлетвориться сходством его с чертогами Менегрота.

Впрочем, это был не привычный взгляду смертного тронный зал, а скорее каменная площадка, окруженная хитросплетением лестниц и обрывков стен с вырубленными в них многочисленными выходами в другие галереи.

По ступеням, ведущим к трону, поднялся Галдор. За ним, в окружении стражи, медленно шел Леголас и девушка – юная, прекрасная, но ненавистная Трандуилу уже сейчас.

Король медленно повернул голову и впился в сына цепким холодным взглядом. Он вцепился длинными бледными пальцами в подлокотники трона, но продолжал сохранять грозное молчание, которое, пожалуй, было страшнее любых гневных слов. Эта мысль пришла в голову Леголасу и Мириэль одновременно, и они быстро переглянулись.