Когда вянут розы | редакция |

Глава десятая, в которой из Лихолесья вслед за гномами ускользают еще трое

Мириэль с рывком, исполненным странной злобы, затянула на поясе пряжку ремня. Меч качнулся в ножнах и замер у ее бедра.

Совсем недавно она, укрывшись за стеной, все еще облаченная в сверкающий праздничный наряд, слушала допрос пленного орка. Трандуил позволил ей это, однако с условием, что эллет не станет вмешиваться.

Аранель и сама не стала бы являть свое присутствие врагу. Однако орка не обманешь – его нюх подобен нюху гончей собаки. Выродок морийской орды сразу догадался, кто смотрит на него. Мириэль вспомнила, как уродливые черты исказила еще более уродливая усмешка, вспомнила и слова черного наречия, адресованные ей:

«Ты пахнешь страхом, Бургуул. Ты знаешь, что Он уже близко. Он придет за тобой. Ты падешь во тьму и потянешь за собой всех... Ты будешь Его орудием!»

А потом – как последний удар в конвульсивно бьющееся сердце – обращенные к Трандуилу слова:

«Ты ничего не знаешь. Твой мир пожрет огонь. Наше время снова настало. Мой хозяин служит Ему. Понял теперь, эльф? Смерть идет за вами. Огонь войны поглотит вас!»

Эллет коротко взвыла от безудержной ярости.

– Не может быть... – Мириэль прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, а потом снова повторила слова, уже лишенные веры: – Этого не может быть.

По щеке ее скатилась одинокая слезинка. О почему, почему сейчас? Почему ей было отведено так мало времени?

«Еще немного... Годы – лишь мгновение для эльфа, но они станут столетиями для меня», – думала эллет, и по щекам ее катились горячие слезы, исполненные той печали, какую Арда видела так много раз и оставляла безответной – и в гаванях тэлери, и в битвах у ворот Ангбанда, и в Гондолине, и в Нуменоре...

Мириэль стерла соленую влагу с щек и шумно втянула воздух. Нельзя выдать себя. Пусть эти дни – последние дни ее счастья – пройдут так, будто ничего больше не разлучит ее с близкими.

...

Леголас стремительно приближался к городским воротам.

Смутное предчувствие тревожило его, а желание найти Мириэль возрастало с каждой секундой промедления. Он мог бы поклясться, что слова черного наречия, произнесенные орком, были адресованы ей. Хорошо, что отец об этом не догадался!