Обкусанные губы Мина обхватывают очередную сигарету. Уже третью за эти сутки.
Около трех недель как Юнги сорвался, поддался искушению и ежедневно затягивает в лёгкие едкий и противный дым.
Мин знал, что студенческая жизнь не такая простая, как кажется. На его плечи свалилось столько ответственности, что он просто не смог отказать себе в расслабляющем нервы никотине. Эта учёба высасывает все его последние силы, заставляя морально уставать от всего. Мин до последнего старался держать себя в руках.
После того, как мама застукала его курящим во дворе, она очень сильно огорчилась и не разговаривала с ним несколько дней. На тот момент ему было только пятнадцать. Тогда парень чисто ради подросткового интереса подкуривал. Но мамины слова заставили Юнги пересмотреть свои предпочтения и перестать калечить свой юный организм, так как женщина на пальцах объяснила насколько это плохо.
С того дня прошло два с лишним года. Он повзрослел и стал более рассудительным и симпатичным парнем. Юнги понимал, что маме трудно одной тянуть всех троих. После того, как он услышал про долг за арендную плату их двухкомнатной квартиры, начал упорно учиться и ходить на подработки. Благодаря связям его близкого друга, он сразу после института начал получать хорошие деньги, работая официантом в элитном ресторане. Без проблем с клиентами не обходилось, потому что иногда, то есть часто, их нахальное поведение переходило все границы дозволенного, и Мин до последнего сдерживался каждый раз, чтобы не треснуть зажравшегося богатенького человечка дорогой бутылкой вина по голове. Эти моменты постепенно наполняли его копилочку терпения, которая намеривалась лопнуть в ближайшее время. Но зато месячной зарплаты было достаточно, чтобы позакрывать долги и позволить иногда купить маме и брату что-то новое.
И конечно вся эта рутина сильно подзадолбала его.
До того, как он схватил после стольких месяцев сигарету, он просто-напросто отыгрывался на своих ногтях. Иногда было даже больно смотреть на его пальцы, которые так сильно кровоточили. Мин не мог перестать этого делать, и в любое свободное время раздирал кожу в кровь зубами или пальцами, без разницы, рвя заусенцы по локоть. Первое время ранки болели, не давая ему мыть руки без шипения или застёгивать пуговицы на рубашке. Но со временем чувствительность пропала, не неся того отвлекающего чувства.
