Просыпаться от того, что тебе слишком жарко в чужих объятиях кажется сейчас чем-то безумно нужным, нереальным и прекрасным. Ты чувствуешь, как тяжелая рука прижимает тебя к телу плотнее, пока ладонь поглаживает спину, а твое лицо утыкается в горячую грудь, медленно вздымающуюся. Ты не замечаешь, как начинаешь улыбаться, хоть и сон все еще желает вернуться к тебе обратно на несколько часов. В комнате легкий мрак из-за зашторенных окон, за которыми по-прежнему тихо. Хочется услышать сигналы машин, приглушенные голоса людей и музыку из кафе внизу, но в ответ звенящее ничего. Может, это стоит наконец расценить, как шанс на новое будущее, раз ты все еще жива?
Ты начинаешь копошиться, убирая путающиеся волосы с лица, и стягиваешь край одеяла, доставая из-под него руки. Джин недовольно мычит со стороны, мол, просто усни, пытаясь снова притянуть тебя ближе к себе. Спешить больше некуда. Тем более, учитывая то, что здание охраняется. Смотришь на сонного мужчину, взглядом цепляясь за каждую ресничку, почти незаметные морщинки и трещинки на губах. Прекрасный. Ты бы определенно влюбилась, если бы встретила его несколько лет назад. А что ты чувствуешь сейчас? Светлую влюбленность? Или где-то внутри ты возвращаешься к старой, но все еще прочно держащейся за тебя, мрачной привязанности, к противному и липкому страху остаться одной? Об этом думать не хочется. Быть может, тебе еще нужно время. Или ты просто окончательно запуталась.
Подушечками пальцев убираешь его волосы, спавшие на глаза, осторожно закладываешь их за ухо, проводишь пальцами по бровям и спинке носа, обводишь контур губ. Пока твоё запястье не перехватывают, прижимая ладонь к чужой щеке, на которой еле ощутимая щетина. На тебя смотрят два тёмных омута, которые прячут в себе неизведанные чувства, никому ранее не открытые.
— Получается, ты будешь каждое утро меня будить, если проснёшься раньше? — сонно бубнит, не отпуская твою руку с прохладными кончиками пальцев, а своей другой рукой рисует незамысловатые узоры на твоём плече.
— Получается, ты сова? — хмыкаешь, утыкаясь носом в его горячую шею и, не удержавшись, целуешь пьянящую кожу с лёгким запахом древесины. Теперь для тебя это единственный аромат, который способен заменить собой кислород.
Просыпаться рядом с этим мужчиной кажется чем-то правильным. Словно Вселенная специально создала вас друг для друга, даже твоё тело так идеально подходит для того, чтобы его обнимали именно этими сильными руками со слегка шершавыми ладонями; словно она специально создала для каждого из вас много тяжёлых испытаний, зная, что вы их пройдёте, чтобы доказать другим, что необязательно в паре один человек должен быть слабым для создания правильной гармонии. Только почему Вселенная так облажалась со временем, когда влюбиться — приравнивается к «умереть дважды»? И не дай Бог вам узнать, каково это умереть в первый раз.
— Получается, тебе нравится отвечать вопросом на вопрос? — хриплым от сна голосом посмеивается Сокджин, целуя тебя в макушку.
— Получается, что так? — вопросительно тянешь гласные буквы и хитро улыбаешься, приподнимаясь, и опираешься локтями по обе стороны от головы мужчины, возвышаясь над ним.
Джин вскидывает подбородок, чтобы заглянуть в твои глаза, а его губы опять трогает улыбка. Зарываешься пальцами в чёрные волосы, начиная круговыми движениями массировать голову, и наклоняешься, губами целуя в скулу. Затем спускаешься ниже, ведя дорожку поцелуев к подбородку, слегка кусая его, но специально не касаешься губ. Джин наслаждается твоим спокойным и ровным дыханием, твоими прикосновениями, но еле сдерживается, чтобы не сдунуть твои щекочущие волосы со своего лица. Чувствуешь, как тёплые ладони ведут от плеч ниже. Сокджин нарочно щекочет бока, от этого ты прыскаешь от смеха, слегка дернувшись, и останавливается на тонкой талии.
— Ты заигрываешь со мной? — мужчина улыбается хитро, как ты минутой ранее.
— Возможно, — вскидываешь бровь, снова наклоняясь ближе к его лицу.
— Я думал, мы пропустили этот период, — улыбка с джиновых губ пропадает, а в глазах вспыхивает блестящий огонёк, пока взгляд падает на твои уста, а руки на талии сжимаются сильнее.
— Тогда мне придётся вернуть нас в него.
Прикрываешь глаза и целуешь со всей нежностью, на которую только способна. Смакуешь мягкие губы, сжимаешь их сильнее своими, языком обводишь контур, желая надолго растянуть этот момент. Сгораешь, как птица феникс на твоем запястье, а Джин горит вместе с тобой. Безвозвратно. Он приподнимает голову выше, углубляя поцелуй, поглаживает твою спину, заставляя кожу покрываться мурашками, и шумно вдыхает от нехватки воздуха. Если не это его идеальное утро, то каким же ему еще быть?
Вдруг со стороны слышится более чем знакомый голос, и дверь резко открывается, а затем сразу захлопывается. Юнги громко зевает, опустив глаза на небольшую пластинку обезболивающего, которую он пытается открыть и говорит, не поднимая головы:
— Никак не привыкну к тому, что могу нормально высыпаться, целую ночь ворочался! А еще пришел с несильно полезными, но новостями. Так что давайте просыпайтесь и пошли в стол…
— Юнги! — громким вскриком перебивает его Джин, приподнимаясь на кровати, чтобы прикрыть тебя.
Мужчина поднимает голову на крик и тут же замолкает, широко открыв глаза. Он теряется на несколько секунд, не зная, куда ему деться и резко разворачивается, но встречается с закрытой дверью, тут же затараторив быстро: — Господи прости, я не знал, что вы тут голые! Я ничего не видел, совершенно ничего. И вообще, почему вы двери-то не запираете?! Как неловко, бог ты мой, — на самом деле неловко только перед тобой, ведь Джина видеть голым ему не впервой.
— Ты что, молишься только тогда, когда попадаешь в неловкие ситуации? — ты со смехом резко соскакиваешь с кровати, чувствуя, как горят щеки от стыда, но совсем не злишься, подхватывая свою одежду, в считаные секунды натягивая ее на себя.
— Это просто паника! В панике даже атеисты начинают молиться, — движения Юнги слишком резкие и эмоциональные, и он опирается здоровой рукой на дверь, укладывая на нее голову, пока в другом плече начинает «стрелять» от боли.
— Брось, все в порядке, — ты подходишь к нему, все еще посмеиваясь, и протягиваешь бутылку воды, чтобы тот запил маленькую белую таблетку, а затем с тумбочки рядом берешь свой пистолет, сунув его за резинку штанов (ты все еще не доверяешь Цикадам).
— Да, конечно в порядке, — передразнивает тебя Сокджин, вылезая из-под одеяла и напяливая на себя теплый свитер и спортивные серые штаны. — Это же не мы ему все сорвали, а он нам, — затягивает шнурки на штанах и видит, как ты закатываешь глаза, открывая дверь и выходя в коридор.
Сокджин обреченно хлопает себя по бедрам, когда опускает руки, подходит ближе к Юнги, который закидывает таблетку в рот, запивая водой, и сам пятится к коридору.
— Ты воняешь, — облизывает влажные губы, ухмыляясь, и закрывает бутылку обратно.
— То, что я сегодня утром еще не был в душе, не значит, что от меня уже воняет, — кривится Джин, замахиваясь на друга, который только ухмыляется еще больше, даже не дернувшись от резкого жеста.
— Сексом воняешь, — Мин демонстративно тянет воздух носом, пока Джин проходит мимо и опускает уголки губ, одобрительно кивая, мол, молодец, хорошо справился.
— Господи, помоги мне его сегодня не убить. А если и так, то это будет убийство во благо, я тебе обещаю, — Сокджин поднимает голову к потолку, а затем бросает взгляд на твой и свой автоматы и другое ваше оружие, лежащее на тумбочке, получив в ответ только смех, он выходит из комнаты.
* * * * *
В столовой по-прежнему немного людей. Повары, уже приготовившие еду, несколько солдат, трое помощников двух докторов и компании людей, которые за что-то тоже отвечали в этом лагере. Никто к вам интереса не проявил, лишь кивнули в знак приветствия. Никто не пытался завести с вами знакомство, и вы ни к кому не лезли. Только люди в форме продолжали часто бросать взгляды в вашу сторону, что все больше и больше заставляло напрячься.
— А почему вы мне ничего не рассказали о ваших отношениях месяц назад? — наконец задает интересующий вопрос Юнги, во всю уминая рис. — Я так-то сразу сам догадался, но все же.
— Подожди, Юн, — ты отпиваешь горячий кофе, — об этом потом. Лучше расскажи, что вчера тебе удалось узнать. Сам понимаешь, чем больше мы здесь просто сидим, тем больше времени мы теряем.
— Знаете, я уже не думаю, что это была хорошая идея втираться в доверие Трэй. Это ее имя, если что, — вздыхает Мин, прекращая есть, и ковыряет ложкой еду. — Я знаю, что это много чем может нам помочь, и я конечно же продолжу это делать, но мне немного ее жаль. Ее отношение ко мне искреннее, в отличии от меня. Она хорошая и не заслуживает такого обращения.
— Мы не знаем, что скрывается на шестом этаже, но она безусловно к этому причастна, — останавливает его сомнения Джин. — Может, Трэй всего лишь пытается казаться хорошей, а на самом деле творит страшные вещи с людьми, ставит над ними опыты и прочее. Не идеализируй ее раньше времени.
— Это мнение тоже верное, но вопрос стоит в том, что же окажется правдой, Джин, — Юнги поднимает голову, встречаясь взглядом с вошедшим в столовую Тэкеном, кивнув ему, и вы с Джином синхронно оборачиваетесь. — Я ничего полезного вчера не узнал. Но в том кабинете, где мы находились, было полно разных записей. Возможно, что это была информация о людях с иммунитетом, возможно касательно того, что на шестом этаже. Не знаю точно, мне не удалось посмотреть их, — Мин неотрывно следит глазами за управляющим этого лагеря, продолжая высказывать свои мысли. — Пока я был с Трэй, я подумал о том, почему Цикады за столько времени, пока мы здесь, пусть ты и была в отключке, Т/И, не рассказали о том, что у некоторых людей существует иммунитет, который может спасти человечество? Разве они не должны быть в этом заинтересованы?
— Может, они уже знают о том, что у меня иммунитет, но чего-то выжидают? — предполагаешь ты.
— Это возможно, из-за этого мы можем быть в еще большей заднице, — потирает переносицу Джин. — Черт возьми, куда мы вообще влипли?
— К нам идет Тэкен, — резко перебивает разговор Юнги, напрягаясь от непрерывного зрительного контакта с мужчиной, вдруг чувствуя к нему резкую неприязнь, чего не было раньше.
