Жезл судьбы, или Любить нельзя помиловать 18+ |Лиза Ира|

13 глава

** Не считается…
Их поцелуи ещё никогда не были такими бережными. Они обычно обе шли на излом, на надрыв… И тем больше сейчас захватывало дух от этой интимной нежности, в которой они были вдвоем посреди необъятного безлюдного поля наедине с тополем, луной и небом. Из-за ослепительно жёлтого с зеленоватой каймой круглого лика почти не было видно звёзд, но зато отчётливо проступали в глубокой синеве теней контуры лесных посадок и очертания близкой деревушки. И лунное глухое царство простиралось далеко за горизонт.
Ира лежала на Лизином плече, подрагивая сонными ресницами, и неумело скрывала улыбку удовольствия, которая озаряла ее щеки и губы всякий раз, как она чувствовала касания чужого рта во всех доступных местах. Задевая пушок на висках своим теплым дыханием, Лиза как будто нашёптывала ей что-то на неизвестном языке, а затем спускалась по чувствительной шее к ключицам, плечам, к верхней части груди, все ещё прикрытой одеждой.
Она даже не заметила, как под бархатным пледом ее пуговицы и бесполезные зажимы лямок растегнулись, распахивая небольшие упругие полушария для исступленной неги, и поняла это лишь когда чужой язык благоговейно дотронулся до пока ещё расслабленных после оргазма вершин, слегка вдавливая их по очереди широким влажным движением куда-то вглубь и вызывая вихрь острых покалываний внизу живота.
Ноги Иры непроизвольно дёрнулись вверх, когда словно бы растопленная густая смола стала заполнять ее внутренности, обжигая.
От сладких, чувственных, томных поцелуев голова приятно кружилась, и мозг не мог разобрать, куда именно было направлено жалящее желание Лизы — так поглощающе и тотально ощущалось каждое прикосновение. Однако когда эта волна добралась до самого низа, прикрытого одним пледом, когда чужие губы в исследующем, тягучем и долгом скольжении задели небольшой треугольный островок волос, превращая его в проклятие Бермудов, она утонула.
Просто с придыханием вышептала из самых недр лёгких заколдованное «Лиза!» — и отдалась, широко распахивая бедра, впадая в забытье, заметавшись по мягкой и одновременно колкой от травы постели…
Как же Лизе хотелось ее!
Она даже почти не ощущала своего запаха, что шел от ее мокрого лона и искрился выделениями, а только впитывала аромат ее звенящей на нитях ночи капитуляции. Он пах солёными слезами невысказанных чувств, горькой полынью одиночества и обжигающим пылом непрерывных сражений. И она знала, что не может быть ласковой, как ей бы хотелось: этот язык был ее женщине недоступен. И ей пришлось искать другой: напористый, нарочитый, витиеватый, со сложными изъяснениями в сторону ануса, где было удивительно сладко, цветочно, и сияло предусмотрительной готовностью. Но Лиза, наша все ещё неискушенная Лиза, не придала тому значения, продолжая мучительные изыскания…
Она обречённо и отчаянно впивалась губами в средоточие смыслов, чувствуя стекающую по подбородку кисло-сладкую пряную влагу, вдыхая тяжёлый, подавляющий аромат возбуждения, подчиняясь его воле и сползая на колени у этого лунного алтаря ближе к земле. Она молилась так, как никогда в жизни не умела, жаля кончиком своего единственного орудия острые края разверзнутой раны, которую носят с собой все женщины, пережившие насилие. Она ещё не понимала этого, но каким-то тонким чутьем зализывала это кровоточащее месиво из осколков души, упорядочивая хаос.
И когда, будто лишённое кожи, изнывающее от вожделенного страдания тело изогнулось под ней, едва не разрывая тонкую, но прочную колдовскую связь, она, сделав последний глубокий вздох, погрузилась на самое дно этого полного загадок водоема, выплескивая тьму вместе с ним, едва выдерживая исступленный зажим дрожащих в оргазме бедер и судорожно смягчая их неистовую силу руками.
Сдавленный крик из открытого навзничь горла подхватил мимо шедший ветер, и спина Иры, наконец, разогнулась, обрушиваясь обратно в объятия пахнущей луговыми цветами постели…
Однако, чуть отдышавшись, Лиза услышала немного скрипучий от минувшего напряжения смех и издевательскую фразу:
— Не считается!..
Чтобы лучше расслышать невнятность, Лиза забралась повыше, ложась прямо на Иру между ее все ещё разверзнутых бедер и почти утыкаясь носом в губы.
— Что, прости?
— Я говорю, это не считается! Мы договаривались на три раза, так вот этот — не считается…
Лиза едва не принялась задавать возмущенные вопросы, как осознание причины остановило ее:
— Вот так, значит у тебя?! Не считается, да?
Та в ответ лишь коварно закусила нижнюю губу, отрицательно качая головой и сверкая суженными от игривости глазами. Лиза от негодования даже потеряла дар речи, лишь через миг почувствовав, как ее неудовлетворённый подрагивающий орган прижимается к внутренней части бедра этой несносной, неистовой женщины. Едва ли успев подумать об этом, она приподняла свои чресла, прицеливаясь в радушно распахнутые и обильно смазанные маслом створки, чтобы уже в следующий миг проскочить сквозь них по недавно проторенной дороге до самой мишени, и сделав несколько размашистых, полновесных, смачных движений, потушить с собой же принесённый пожар как из брансбойта — упругой, наказывающей струёй.
Расслабленная же после вершины своей похоти Ира лишь ещё шире раскрылась под этим желанным напором, в момент лизиного исступления впиваясь в ее губы поддерживающим, одобряющим, мокрым поцелуем, проглатывая ее истошно-надрывный вопль экстаза, похлопывая ее по спине одной рукой и удовлетворительно посмеиваясь…
— Вот теперь считается, дорогая! — крепко прижимая влажную от пота голову Лизы к своему плечу, подытожила она…
…
***У лунного алтаря
Лиза едва ли не выпила половину содержимого термоса, испытывая неимоверную жажду, прежде чем присела, укрывшись пледом поплотнее, и с притворной суровостью уставилась на Иру. Та, между тем, словно бы впервые поймав дзен, утомленная, но ещё не истощенная ласками, улыбалась лунному свету, прикрыв веки и не замечая этого пристального внимания.
— Что ты делаешь, позволь спросить? — с напыщенной строгостью произнесла девушка.
Та лениво приоткрыла один глаз, саркастически сверкнув на Лизу в ответ:
— А что я делаю, мисс Андрияненко?
Силясь не упасть в ее расслабленное негой тело и на хрен забыть про все выяснения, Лиза продолжила:
— Что это сейчас было? Что это за «считается — не считается» такое?
— Я делаю то, что ты хочешь, дорогая, поверь мне!
— По-моему, ты просто стремишься меня разозлить, чтобы я привязала тебя к дереву и исполнила твою давнюю извращённую фантазию, — как-то огорчённо и даже обиженно пробурчала Лиза.
Ира вновь распахнула уже оба глаза и без тени улыбки почти удивлённо посмотрела на объект своего развлечения:
— А разве ты этого не хочешь? Разве ты не говорила Джонсу, когда собиралась к реке, что желаешь «трахнуть меня»? Я же верно цитирую? — позабавленно наблюдая за реакцией Лизы, издевательски темным, хриплым голосом говорила она.
— Это тебе вишня что ли во дворе нашего номера нашептала, откуда ты все знаешь-то?! — Лизе даже не было ни капли стыдно, что ее раскрыли. Чего уж теперь стесняться!..
— Как знать, Лиза, как знать, — плотнее укутываясь в плед, ответила та, вновь блаженно закрывая глаза и откидываясь назад.
…Прошло, кажется, полчаса, прежде чем Лиза, лежащая навзничь не смыкая глаз, произнесла:
— Я люто хочу есть!
Ира, которая, кажется, ушла в сон немного глубже, вздрогнула:
— Яблоки тебе подойдут?
— Отравленные? — Ира открыла один глаз, с любопытством глядя на рот, из которого вылетело слово.
— Раньше не были, но теперь я подумаю…
— О, кажется, мы вернулись к началу! Займёмся сарказмом, секса не будет?!
— И не надейтесь отвертеться от своих обязанностей, мисс Андрияненко! Яблони растут в саду прямо за тополем. Вы бы заметили, если бы вас так не отвлекала ваша похоть.
— Наша похоть, Ирина!
— Ой, идите уже, — демонстративно отворачиваясь и глубже ныряя в постель, отрезала она.
Ворчливо что-то прошипев, Лиза натянула теплую фланельку на свое истомленное страстью хозяйство, и сползла на траву. Не ослепленная желанием, она вдруг заметила, как иссекают кожу ног немилосердные колосья, и, ойкая, побрела добывать запретные плоды. Она вернулась, таща в подоле кофты целую кучу, сваливая их прямо в центр пледа и, дрожа, занырнула в мягкое Ирино гнёздышко.
— Ты замёрзла, — удивлённо констатировала Ира, тут же приподнимаясь и прижимая пальцы к ее холодному носу.
— Любовь не греет!
Ира фыркнула на этот комментарий, тут же как будто обнимая Лизу, но, как оказалось, всего лишь выхватывая яблоко из-за ее спины.
Она надкусила спелый плод с румяным бочком, брызнув им во все стороны, и тут же протянула его Лизе.
— Нет, спасибо, яблоки не согревают.
Но Ира, не обращая внимания на ее ворчание, настойчиво ждала. Андрияненко закатила глаза, вытягивая шею и откусывая сочную хрустящую мякоть, чувствуя, как душистый нектар течет по подбородку.
— А разве яблоки бывают такими сочными? — ещё через минуту она ощутила такой нестерпимый жар во всех чреслах, что испуганно вытаращила глаза: кровь будто бы кипела.
— Ты приходила днём и вкалывала в яблоки Виагру? Что это вообще за хрень?
— Это не яблоки, Лиза, успокойся!
— А что же это?
— Это подействовал чай. Поэтому и голод проснулся, сначала один, теперь второй.
Зуд в паху очень отвлекал от попыток сформулировать достойный ответ. Так что она просто вылезла из-под пледа, вытягивая Иру за собой. Та слабо запротестовала, продолжая насмешливо созерцать ее неловкую суету.
— Ладно, я и правда теперь очень зла, говори, что мне сделать, — хватая веревки и подходя к толстому тополю с непробиваемым стояком, решительно проговорила Лиза.
— Ну, для начала, перекинь веревки через вон те ветки, — войдя в роль, начала командовать она.
— Теперь обхвати ствол и зафиксируй руки вокруг него…
— Мои?
Ира раздражённо фыркнула:
— Как ты это себе представляешь? Мои, конечно!
— Может, тогда ты подойдёшь хотя бы?
Ира нервными шагами приблизилась, оперевшись спиной о мощный ствол, и отвела руки назад, обнимая ими дерево.
— Вяжи!
Лиза никак не могла взять в толк, почему вся ситуация кажется ей фальшивой и абсурдной. Ответ будто лежал на поверхности, но она никак его не могла разглядеть, потому что от жгучего нестерпимого желания, от этих прикосновений к притягательному телу ею овладел искажающий реальность удушливый морок…
Когда руки Иры были прочно зафиксированы вокруг дерева, а веревка, проходившая через подмышки наверх, переброшенная через ветки, позволяла ей беспрепятственно висеть на этих садомазо-качелях, приподняв таз и оторвав ноги от земли, Лиза отступила от нее, тяжело дыша, и напряжённо глядя в глаза.
— И что теперь?
— Теперь?! Теперь трахай, как ты и хотела, — сквозь зубы, как неразумному дитя, процедила пленница.
Лиза приблизилась, принимая вызов, горящий во встречном взгляде.
Но даже шевельнувшийся от вида связанной дьяволицы член не заставил ее потерять волю. Она лишь тесно придвинулась к обездвиженному телу, прижалась к горячему центру своей твердой выпуклостью, и с наслаждением чувствуя, как сильные ноги обхватывают ее ягодицы на весу, а бедра начинают нетерпеливо тереться об ее упругость, нырнула носом за ушко.
— Что ты делаешь? — прошипела растерянно Ира, уже чувствуя, как затекают руки…
— Я? — Лиза заглянула в озадаченные ее бездействием глаза, теряясь в них, чтобы затем опустить взгляд на приоткрытые и пахнущие запретным яблоком губы с тонким шрамиком на них, — кажется, я учусь тебя любить.
На лице закованной веревками женщины отразилась смесь смятения, замешательства и беспомощности: ещё никто не повергал ее в такой ужас своими действиями и словами, ещё никогда ей не было так нестерпимо больно где-то в области сердца, которое гналось наружу испуганной ланью, хотя к боли ей было не привыкать…
И самое страшное, Лиза смотрела на нее теперь влюбленным, уверенным и открытым взглядом, мимолётно зацеловывая щеки, а также чувствительные места, где грубые веревки врезались в кожу, и бережно утирала тонкими пальцами неостановимо бегущие дорожки отчаянных, стыдливых и тихих, как Мертвое море, слез…
Через сто веков или пять минут — Ира не чувствовала ход времени — она обнаружила себя рыдающей, воющей и ревущей на горячем плече Лизы, которое было нестерпимо мокрым, в ее крепких убаюкивающих объятиях под пледом, притом совершенно свободной от оков.
Лиза укачивала ее, как ребенка, приговаривая:
«Тише, моя девочка, теперь все хорошо, ты со мной, ты в безопасности», — и ещё плотнее кутала их обеих в одеяла…
Всхлипывая, Ира робко подняла голову, в недоумении озираясь.
— Что произошло, Лиза?
— Говоря языком психологии, — отвечала она, улыбаясь краешком губ и нежно убирая мокрые волосы с ее лица, — ты провалилась в травму. Но сейчас ты выбралась на берег благополучно… Хоть, возможно, не навсегда.
— Я не понимаю?
— Ну, что же тут непонятного, — устало и терпеливо растолковывала она. — Ты попросила связать тебя… Я не могу знать, зачем, я же не доктор Сверч. Но догадываюсь, что ты попала из-за этого в какой-то свой старый заколдованный круг. Когда я призналась тебе в любви, твою годами отлаженную систему замкнуло — не знаю, как ещё выразиться…
— Ты призналась мне в любви? — сперва недоверчиво и шокировано переспросила Ира, чтобы затем через паузу как-то обречённо и утвердительно повторить, — ты призналась мне в любви…
— У тебя с этим проблемы?
Та пожала плечами, все ещё изредка всхлипывая и потерянно глядя ей в глаза:
— Да не особо…
Лиза сострадательно и робко улыбнулась, продолжая перебирать ее волосы на затылке…
Ира сжала зубы, уткнувшись в Лизино плечо и пряча взгляд.
— Я хочу, чтобы ты трахнула меня!
— Ну вот опять! Ира, ну сколько можно…
— Нет, я хочу, сзади, мне надо почувствовать, — в каком-то полубреду повторяла совершенно опустошенная этой непрошеной, пугающей близостью женщина…
— Не понимаю тебя, что ты…
— Вот, вот, — разворачиваясь к ней спиной и выпячивая прикрытый незастегнутыми брюками зад, в каком-то дурмане или изменённом сознании тыкалась она, — я хочу так, пожалуйста, мне нужно! Я знаю, тебе понравится!..
Понимая, что ее просят об анальном сексе, притом явно в контексте какой-то мрачной, закоренелой и очень мощной боли, Лиза не могла избавиться от ощущения, как ледяные металлические тиски сжимают ее горло, а глаза начинает немилосердно щипать:
— Что же с тобой сделал этот подонок… — куда-то себе под нос горько шепнула она, хватая Иру за напряжённые бедра и разворачивая обратно лицом к себе. Самым серьезным рассудительным тоном, давя злые слезы, Лиза принялась увещевать:
— Хорошо, мы сделаем это, но на моих условиях.
Красный от слез напряжённый взгляд немного прояснел от этого согласия и уставился на нее в ожидании.
— Где у тебя масло?
— Не надо…
— Я спросила, где у тебя масло? — четко разделяя слова и пытаясь призвать к разуму, говорила Лиза.
— В кармане рюкзака…
Она порылась и нашла небольшую бутылочку оливкового, которая была неполной: Лиза надеялась, что эта часть пошла в их ужин, а не куда-то ещё…
Она вылила немного себе в ладонь, отставляя бутылку, приспуская уже ждущие ее рук брюки и направляя вязкую золотистую жидкость вниз, к упруго зажатому кольцу.
Несмотря на то, как истошно голосило все внутри яростным протестом и жаждой разорвать тех, кто совершил что-то непоправимое, она на уровне инстинкта понимала, что совершает какой-то магический ритуал очищения. Словно бы, нарушая некую извращённую последовательность, она переписывала историю…
Проникая масленным пальцем в плотно сжатое меж ягодиц кольцо, она одновременно впилась чувственным поцелуем в соленые припухшие губы, то кусая, то лаская их. Очень осторожно проделывая рукой первый в своей жизни темный путь, она ловила языком каждый вздох, произносимый из-за движения пальцами, каждое дрожание губ и трепет ресниц на прикрытых от двусмысленного наслаждения веках.
— Я влюблена в тебя, ты же помнишь? — в промежутках между поцелуями зашептала она, заставляя Иру распахнуть глаза и встретиться с ее теплым, проникающим и гипнотизирующие взглядом.
— Ты самая горячая, сексуальная и невероятная из всех, кого я встречала… — она продолжала свои медленные, небрежные покачивания, от которых захватывало дух: внутри все ощущалось так беззащитно и нежно, как у черепахи под панцирем.
— Но не закрывай глаза… Если ты закроешь глаза, я тебя накажу, клянусь.
Она не знала, что заставило ее произнести это вслух сладким шепотом, но оно подействовало. И постепенно недоверчивый, испуганный взгляд прекрасных темных глаз стал сильнее, яростнее и твёрже.
Набрав в руку ещё немного масла, она почти сверху донизу залила им свой уже раскрасневшийся в ожидании фаллос, с ужасом глядя на размер пунцовой головки и внутренне содрогаясь…
— Мне не будет больно, — заверила Ира низким голосом, видя замешательство Лизы, — точнее, будет, но не так, как ты думаешь. Не думай об этом, и все…
Однако, вместо ответа, Андрияненко пылко впилась в раскрытые, распаленные страстью губы и коснулась масленой рукой набухшего, ждущего клитора. Ира втянула воздух, толкнувшись бедрами навстречу и вздергивая смуглые ноги вверх, чтобы задрать их Лизе на плечи.
— Я не хочу этого делать, я не хочу делать тебе больно, — в последней попытке отступиться прохрипела Лиза.
— Не бойся, не сделаешь, — хватаясь рукой за скользкий член, чтобы направить его, произнесла Ира. — Ты мне тоже очень нравишься, если что…
На этих романтичных и противоречащих ситуации словах ее возбуждённый орган ткнулся в расслабленный, подставленный для вторжения узкий проём, и с упорством ткнулся туда, преодолевая внешнее сопротивление, чтобы через секунду оказаться зажатым таким свирепым захватом мышечных тисков, что Лиза невольно застонала от ошеломительного кайфа, прогнувшись в спине.
Ира же сейчас, пригвожденная бабочкой к иголке безумного ботаника, распласталась навзничь, раскрытая наизнанку, парализованная неведомым мучительным удовольствием.
Когда Лиза пришла немного в себя, ее рука все ещё лежала на клиторе, подрагивая, будто на паузе. Она нагнулась над Ирой, призывая ее встретиться глазами, чтобы осторожно начать несмелое и скованное озверело сжатыми мышцами движение.
Наслаждение, смешанное с молчаливым страданием, застыли на прекрасном лице маской с приоткрытым в невскрике ртом. Лиза проглотила эту эмоцию вместе с поцелуем, смачивая сухие, изнуренные частым дыханием губы.
Зажав дрожащими пальцами клитор между их телами, она продолжила эту сладостную пытку, скользя все легче, понимая, что пик будет быстр, остр и скор.
На подходе к нему, Ира вытянула вверх вздернутые ноги, разводя их немного в стороны, чтобы руками зажать светловолосую голову в районе ушей и, наконец, властным, своевольным, таким привычно Ириными покоряющим поцелуем захватить в плен тонкие искусанные губы.
— Боже, я так рада, что ты вернулась, — выдохнула промеж восхитительных покусываний ее языка довольная Лиза.
И исчезла, оставляя печать своего лица в чужой груди, исступленно прижимаемая сильными руками.
Лиза ощущала кипение жидкостей где-то внизу: словно кто-то подбросил дров под котел и ушел. Двигаться в парализованных оргазмом мышцах было немыслимо, так что она просто отдалась своей женщине, отпуская без сопротивления все свои краны и позволяя потоку снести себя к чертовой матери в какие-то ебеня космоса, где звёзды саркастично хохотали голосом Иры.
____________________________________
Что-то активчик упал:(
Давайте поднажмем,больше актива-больше глав в день😇