Жезл судьбы, или Любить нельзя помиловать 18+ |Лиза Ира|

40 глава

**Ущелье Королевы
Рони не знает, что изменилось за какие-то пять минут, пока она рассматривала живую горячую плоть Лизы, или Жезл Судьбы, как его назвал Арчи в своем рассказе. Ей только кажется, будто он жил своей жизнью, обладал собственным взглядом на мир и намеревался ее подчинить этим взглядам, переломив ее путь на свой лад. И ощущение его мягкого бархата в руке ошеломили Рони настолько, что ей, и вправду, захотелось отдаться, подчиниться и сменить вектор. Но это означало полный крах ее прежнего мира, смерть ложных воспоминаний и торжество всего очень реального, человечного и неидеального, хоть и настоящего. И ровно настолько, насколько она желала этого, настолько и сопротивлялась. И физиология была здесь ни при чем.
Поэтому она долго лежит в ванной с пеной, не заботясь о том, что невежливо бросила свою гостью. Ей хочется разобраться в себе, но даже спустя полчаса ясность не приходит. И она в совершенно разрозненных смятенных чувствах, обеспокоенная, со взволнованным румянцем на щеках появляется в комнате, облаченная для поддержки духа в темно-красное приталенное платье в пол с каплей выреза на груди и уверенный изящный каблук.
Лизы нет в комнате. Но она замечает какое-то движение на балконе за почему-то задернутыми шторами. Выяснить, что же там происходит, Рони не успевает: словно почувствовав ее присутствие, Лиза выглядывает из своего укрытия, и ее глаза сразу загораются желанием, когда она видит новое платье, и совершенно не жалеет, что заставила лианы добыть из хранилища исторических костюмов замка свой легендарный красный камзол тридцатилетней давности. На этот раз она надела его со всеми прилагающимся деталями наряда, включая жемчужную камизу и светлые шоссы. Она мягко улыбается Рони, которая, кажется, уже забыла о причинах своего побега в ванную, рассматривая не столько витиеватые узоры укороченного френча на Лизе, сколько таинственный ореол нежного золотистого свечения вокруг нее.
Лиза выходит полностью из своего укрытия и невольно кланяется, как учил ее Генри в прошлой жизни, застыв в низком реверансе и потупив взгляд в пол. Она ждёт, сама не зная чего, но дожидается: Рони подходит, кладя прохладную руку на ее голову и зарываясь в мягкие льняные волосы, а другую — на плечо, чтобы нежным покровительственным жестом заставить Андрияненко вернуться в прежнее положение. И та молча подчиняется.
— Что ты делаешь, Лиза? Почему ты… сияешь?
— Я приглашаю тебя на настоящее свидание…
— О!.. — восклицает Рони, подозрительно щурясь. — Это потому, что ты хочешь, чтобы все было правильно, да? — с теплым упреком уточняет она.
— Нет. Это потому, что я хочу тебя соблазнить, — выдает Андрияненко с неожиданной для себя прямотой.
Рони изумлённо хмыкает, как будто немного расслабляясь, и былая неуверенность в глубине ее зрачков сменяется лукавым блеском.
— То есть то, чем мы только что занимались в моей постели, — не в счёт?
— Ну-у-у, — тянет задумчиво Лиза, — будем считать, что это был… урок анатомии.
Рони весело изгибает бровь, и в ее глубоких кофейных глазах поселяются смешинки:
— И всем девушкам вы проводите уроки анатомии перед свиданием?
— Учитывая, что это мое первое нормальное свидание, я даже не знаю, что ответить… — Лиза широко и открыто улыбается, не пряча своих чувств, как и вернувшегося при виде Рони напряжения в штанах. Она подходит к девушке ближе, вставая позади нее, чтобы прикрыть ладонями глаза, и обдавая дуновением каких-то трав беззащитно открытую шею, интимно шепчет:
— А теперь шагай вперёд, на балкон, — Рони глубоко дышит, сдерживая дрожь от близости разгоряченного тела, но молча слушается. — Здесь осторожно протяни руку и отодвинь занавеску… Вот так, Рони. И ещё один шаг… Открывай глаза.
Лиза убирает ладони, медленно спуская их вниз по плечам, чтобы слегка сжать хрупкие запястья. И Рони невольно ахает.
Она видит прекрасного белоснежного пегаса, который, легко взмахивая огромными крыльями, ожидает всадников в воздухе возле балкона, и нежно фыркает характерным лошадиным манером при появлении людей.
— Боже, Лиза, он прекрасен, но я не могу…..
Рони резко замолкает и разворачивается, чтобы посмотреть девушке в глаза, и тут же оказывается в бережном обхвате ее рук. Лиза не даёт ей объяснить:
— Это из-за Дэниела? — она морщится, виновато улыбаясь, — я сомневалась в том, хорошая ли эта идея, но, наверное, ошиблась…
Рони счастливо смеётся и смотрит на Лизу как на глупенькую, вдруг целуя ее в нос:
— Всевышний, нет! Это чудесная идея, и я очень давно уже не была на ферме пегасов. Мне просто нужно переодеться, я ведь в платье, Лиза!
Девушка опускает растерянный взгляд вниз, на часто вздымающуюся грудь Рони, изысканно прикрытую красной тканью с идеальной прорезью для ложбинки, и судорожно выдыхает от пикантного зрелища…
— Да, точно, переодеться… Ты пойдешь в комнату? Я тебя здесь подожду…
— Зачем? — забавляясь реакцией Лизы, спрашивает Рони. — Я же ведьма, ты не забыла?
— Но… — Андрияненко не успевает высказать возражение, потому что колдунья исчезает в золотистой дымке, но рук не разжимает, и значит, она все ещё рядом. И на короткую вспышку Лизе чудится, что она видит в этом мутном клубящемся мороке очертания обнаженного королевского тела — столь же прекрасного, как она помнила, с торчащими темными сосками, плавными грешными изгибами и лоснящейся смуглой кожей.
И когда через мгновение Рони уже стоит перед ней в полном облачении для верховой езды, она сначала списывает это на происки своего воображения. Но по тому, как озорно улыбается ей ведьма, и как игрив ее насмешливый взгляд, она понимает, что Рони дразнится и устраивает это намеренно, желая поскорее нарушить ненавистные правила, о которых ей все время напоминают.
— Ах, ты! — возмущённо выдыхает Лиза, ухватившись за желанные бедра и тесно прижимая мягкое послушное тело к себе. — Ты снова за старое! — с притворным недовольством говорит она ей прямо в губы, словно намереваясь проучить. — Тебя же могли видеть, Рони!
Не выдержав огня ослепительно наглой улыбки, она крепко целует губы напротив, вжимаясь в них и стирая ухмылку с лица, заставляя чужие лёгкие издать слабый стон блаженной капитуляции.
Оторвавшись от плененных влажных лепестков неги с терпким чмоком, Андрияненко часто и глубоко дышит, и решает предупредить:
— Только имей в виду, я раньше каталась на обычных наземных лошадях, а не на пегасах. Я так и не успела побывать с Генри в облачной деревне…
— О, правда? — смачно облизывая губы, отвечает Рони, и взгляд ее удовлетворённый, словно она только того и добивалась. — Тогда тебе понравится. Путешественники говорят, что пегасы двигаются более… плавно…
Почему-то последнее сказанное с паузой слово отзывается вихрем двусмысленных картинок в голове Лизы, так что она жмурится, стараясь их стереть.
— Так как на него забираться?
— Ты же дриада, что за вопрос? Я вот могу просто поколдовать! — и Рони щелкает пальцами у Лизы перед самым носом, исчезая в клубах дыма и появляясь на спине летающей лошади.
— А меня ты с собой не могла взять?
— Но в чем же тогда веселье, Лиза?
— Это должно было быть романтическое свидание, Рони, а не комедийное шоу… — ворчит она.
— И что же нам мешает развлекаться и смеяться на романтическом свидании так, как мы этого захотим?
Рони вдруг перестает ухмыляться, и ее лицо озаряет немыслимо глубокая нежность, и она низким бархатным тембром принимается успокаивать взволнованную Андрияненко.
— О, Лиза, просто не думай ни о чем! Я понимаю, что у тебя не было раньше свиданий. Но зато они были у меня, пусть даже и в воображении! — Рони закатывает глаза. — Поверь, когда пытаешься придумать план или схему событий в голове — свидание редко получается хорошим! Давай, идём ко мне сюда. Где там твои ручные тополя с твоими ветками, чтобы помочь?
Лиза смотрит на пегаса, и почему-то у нее пересыхает во рту. Но она умудряется взять себя «за шкирку» и с опозданием отразить шутку:
— Эй! Это не ручные тополя, это наши дети! Как ты о них отзываешься!
Ира счастливо хохочет, пока Андрияненко со слабым намеком на грацию взбирается в седло с помощью своих зелёных «друзей» позади Рони. Но когда, в ужасе озираясь, Лиза вцепляется руками в талию перед собой и тесно вжимается в горячее тело, давая ощутить всю крепость своего так и не опавшего члена, веселая всадница резко умолкает, громко охая и прекращая смех.
— Ах, вот, значит, как дело обстоит…
Лиза ждёт продолжения, ожидая комментария своему боевому железному товарищу, но все оказывается иначе:
— …Ты же не должна бояться высоты, ты же дриада-воительница! Ты летаешь на лианах и постоянно бьешь мои окна! — удивлённо комментирует Рони.
— Я не боюсь летать, — цедит Андрияненко. — Я боюсь…лошадей…
— Лошадей? — Рони не смеётся, а просто удивлённо поворачивает голову в бок, чтобы видеть Лизу краем глаза. — Зачем же ты пригласила меня на такое свидание?
— Потому что я знала, что тебя это порадует, — тихо отвечает Лиза, едва дыша, и Рони хочет развернуться и расцеловать ее всю целиком, но решает заговорить Лизе зубы, чтобы она расслабилась.
— А можно узнать, почему ты боишься лошадей?
— Ты снова будешь смеяться, я не скажу, — бурчит она.
— О, Лиза! — Рони перекидывает ногу через седло, чтобы оказаться сидящей боком и можно было смотреть в глаза. — Я обещаю, что не буду смеяться…
И Лиза неуверенно начинает говорить.
— Родители повезли меня кататься на ипподром. В выходные дни там можно брать лучших скакунов. Тогда они не подумали, что лучшая лошадь для катания детей — это не та, которая победила в забеге… В общем, неважно. Но породистый конь оказался норовистым и укусил меня.
— И все?
— А что ещё?
— Больно укусил?
— Больно.
— Но прошло уже?
— Прошло.
— А куда укусил?
— За задницу… Эй! Так нечестно!
Лиза поздно вспоминает правило трёх вопросов, когда первые два задаются для получения заведомо ожидаемого ответа, а третий идёт по инерции. Так из человека можно выудить что угодно.
И Рони уже хохочет, до слез напрягаясь в попытке сдержаться, и при этом мягко опирается на плечи Лизы. Она просит прощения за все это, едва выговаривая слова, и Лизы злится только для проформы, и уже начинает краешками глаз улыбаться. И ей кажется, что за сегодняшний день она услышала глубокого, искреннего, чистого и прекрасного смеха этой женщины больше, чем за все время общения с Ирой…
Подобно тому, как пегас подчинился искусной всаднице, член Лизы в конце концов тоже становится смирным. Что удивительно, учитывая, в каком интимном и плотном контакте он находится с округлыми ягодицами спутницы, что Рони старательно игнорирует. Вероятно, впечатления от полета все же затмевают основной инстинкт.
В воздухе стойко и сладко пахнет зефиром, и аромат усиливается при каждом взмахе крыльев. Когда Лиза спрашивает, откуда он, Рони объясняет, что это естественный запах пегасов, и что эти разумные животные выпускают так свои феромоны, чтобы успокоить слишком впечатлительного седока.
И больше Лиза очень долго не спрашивает ничего.
Ночное незалежное королевство, объятое тусклым светом звёзд и нарождающегося месяца, захватывает дух своими бескрайними просторами. Крыши мерцают зеркальными мутными бликами, убегая далеко вперёд к границе синего леса, и повсюду из окон в домах разливается теплый вкрадчивый свет цветочных лампад. И все это с высоты пегасного полета словно на ладони, такое миниатюрное, будто игрушечная волшебная страна…
Рони направляет пегаса чуть дальше от поселения, в черноту королевских угодий, но с приближением живых существ сады автоматически вспыхивают благородным фиолетовым цветом удлиненных ночных светильников, лежащих промеж грядок.
— Таких я ещё не видела…
— Это искусственно выведенные, — понимает ее Рони, — светящиеся баклажаны. Они несъедобны.
И они снова долго не говорят, пока всадница направляет коня. И под ними с лёгким ветерком проносятся стройные ряды магических полей с растущими прямо на деревьях и кустарниках диковинными яствами.
Вскоре внизу виднеется ущелье. Оно должно чернеть бездонной пустотой во мраке ночи, но, как одно из чудес света, сияет ярким ультрамарином подсветки из самой своей глубины. И Рони отвечает на неозвученный вопрос:
— Это ущелье Погибшей Королевы… — она долго молчит, выдерживая паузу. — Так его называют. Это что-то вроде памятника. Памятника ей. Вся информация о Ирине Лазутчиковой исчезла из архивов. Вероятно, это стандартная процедура при замене памяти у Аида. Но местные поговаривают, что это то самое ущелье, куда упала королева Ирина и разбилась, когда каталась на пегасе… Поэтому, якобы, она и исчезла из королевства тридцать лет назад…
Лиза недоумевает и ждёт, что будет продолжение.
— Разумеется, это все народные поверия. На самом деле, это ущелье, где юная принцесса Ирина получила свой шрам. Только она не погибла. Но людской молве до этого все равно: она переиначивает историю как хочет и смешивает факты с легендами…
Рони грустно молчит, глядя вниз на зависшем в воздухе коне и покачиваясь с ним в одном темпе… Лиза видит, что девушка грустит, и уже хочет произнести сожаления, но ей не дают.
— Не переживай, я не стану оплакивать Иру. Мне просто захотелось здесь побывать, когда я случайно нашла в одной из фольклорных книг безымянную заметку об этом месте…
Лиза так и не произносит ни слова, а только плотнее прижимается к Рони со спины в утешающем объятии и целует сзади в шею, заставляя проснуться прозрачные мягкие волоски на ней…
…
…
Путь назад кажется быстрее. Раскачиваясь на белоснежной спине огромного крылатого коня и постепенно погружаясь в транс, Лиза слушает сказочные легенды о магах, дриадах и других волшебных существах, которые вспоминает Рони вслед за историей про ущелье. И изумляется иронии ситуации, когда у сказочных героев, оказывается, тоже есть свои сказки. А как они вообще реальность от вымысла отличают?
Ответить сама себе Лиза не успевает: бывшая королева неосознанно льнет к ней, усиливая трение навострившихся чувствительных сосков и такого же бодрого пениса о свои ягодицы и спину. Так что когда в зачарованном ритмичном полете они прибывают к балкону, Лиза вся мокрая до буквально трусов, и, кажется, не в силах оторваться от жаркого тела перед собой.
Она открывает глаза, только когда слышит восхищённый вздох Рони, и с изумлением вспоминает про сюрприз: пока они летали, ее верноподанные лианы приготовили им поздний романтический ужин.
Разумеется, тут ничего серьезного — только лёгкие закуски и десерты: сладковатые лесные булки с красной икрой, забродившие фрукты с коктейлями, мармелад, мороженое и пряничные домики из царства лилипутов, — но это все стоит на изящном, сплетенном из тонких ветвей столике, где рядом с ним покачиваются два кресла с гибкими сидениями ему под стать, и весь балкон увит плющом с маленькими фонариками неведомых светящихся ягод…
Так что восторг Рони понятен: Лиза и сама не ожидала, что получится так ошеломляюще мило…
— Всевышний, когда ты это все успела? — вцепившись в густую гриву Пегаса и наклонившись, чтобы рассмотреть поближе, не скрывает Рони своих эмоций, но не ждёт ответа. Она приподнимается, ловко перекидывает одну ногу, чтобы сесть боком, а затем проделывает тот же маневр ещё раз. Оказываясь к Лизе лицом, она забирается повыше, размещаясь поверх ее бедер и упираясь своим пыщущим пульсирующим мягким центром прямо в рвущийся наружу стояк.
Лиза ахает и сжимается, словно от боли, хотя на самом деле, ей так хорошо, что она готова кончить в следующее мгновение. Ее взгляд беспомощный, мокрые губы приоткрыты, она цепляется за жакет Рони для верховой езды изо всех сил, ощущая, как трётся ее член сквозь ткань о распахнутые для нее половые губы, и как обжигает его их влажный жар.
И Рони тоже охвачена этим безумством. Она припадает к ее губам с рваными беспорядочными от плавного покачивания пегаса в воздухе поцелуями, словно о чем-то умоляя сквозь короткие сумбурные паузы. Через густую завесу шорохов, вздохов и сладких чмоканий Лиза не сразу понимает, что Рони просит освободить ее от одежды, но она не знает, как. Тем более, они все ещё на улице, пусть даже здесь царит сумрак, и крылья пегаса прикрывают их с земли. Но никакая сила не способна сейчас ее вырвать от этой случайно нашедшейся идеально пронзительной позы, когда их касания так интимны, когда Рони так доверчиво раскрыта ей, и Лиза больше не может обмануть ее чаяния. Так что все, что она делает с помощью своих искусных ювелирных дриадных побегов, — это дотошно и тщательно, нитка за ниткой, расшнуровывает каждую ширинку и все нижнее белье по швам, оставляя их обеих в оболочке верхней одежды.
Этой удивительной экзекуции Рони не замечает и только удивлённо всхлипывает и облегчённо стонет, когда упругая, и в то же время деликатная в своей широкой мягкости головка уверенно касается ее текущего и разгоряченного вожделением лона.
Лиза не стремится пройти дальше, ей уже одно это действие верхом на коне кажется верхом сумасшествия. Но им даже почти не приходится двигаться: послушный пегас, припаркованный у балкона, мерно и неустанно раскачивает крыльями в воздухе, разгоняя вокруг тонкий и сладкий аромат зефира. И они вдвоем колышутся вместе с ним, соединенные плотно в сокровенном влажном месте и пребывая в агонии эйфории.
Лиза поддерживает спину Рони с помощью лиан, чтобы позволить ей двигаться более уверенно. И та сразу же выгибается в руках Лизы, хватаясь за ее плечи и подставляя под ее губы прикрытую несколькими слоями одежды грудь, и Андрияненко не раздумывает, каким магическим образом темный пик одного соска оказывается обнажен и готов к встрече. Она просто забирает его себе, в свой жадный сосущий рот, и больше ни на миг не отрывается от него, продолжая скользить своим судьбоносным Жезлом по набухшему клитору.
Очевидно, прикосновение к груди оказывается решающим действием в этом торжестве слияния. Рони начинает томно постанывать и двигаться немного чаще их общего с пегасом ровного медитативного ритма. В какой-то момент она, сидя верхом на Лизе, двигает бедрами так резко и глубоко, что пенис легко соскальзывает с клитора, пробирается чуть дальше и всей своей объемной набухшей шляпкой упирается в основание входа неистово пульсирующего влагалища.
И именно то, как упругая, но нежная и влажная плоть начинает непроизвольно растягивать ее тесные ножны, инстинктивно стремясь пробраться глубже, причиняя приятную боль именно там, где надо, бросает Рони за край. Она бьется в конвульсиях, несдержанно крича, и неистово трется своей раскрытой, готовой, но все ещё узкой дырочкой о широкую головку, сокращаясь мышцами распахнутого входа на ее шляпке.
И именно Лиза оказывается той, кто завершает эту мучительную жажду проникнуть друг в друга. Она чувствует по скованности мышц на пальцах ног, как подступает неминуемый оргазм, теряет себя в этом и, наконец, отвечает суетливым и безрезультатным танцам Рони на ее члене одним быстрым острым толчком вперёд.
Все еще пульсирующие на спуске оргазма восприимчивые и мокрые стенки вагины послушно поддаются, раскрываясь и пропуская долгожданного нарушителя. И кажется, будто слышно, как легко, коротко и звонко рвется плева невинности, сметенная напором. И продвигаясь дальше в объятиях все ещё сокращающегося влагалища, Лиза с ревом выплёскивается, утешительно заливая учиненный огненный беспорядок своей противопожарной пеной…
…
…
Они приходят в себя неспешно, убаюканные покачиваниями своего верного крылатого свидетеля, слитые в объятиях и обвитые гибкими ветвями. Веки Лизы тяжёлые, она с трудом их поднимает, и чувствуя, как все ещё где-то в тесной глубине зажат смягчившийся после экстаза пенис, тревожно смотрит на Рони. Но та не выказывает никакого дискомфорта и спокойно потягивается, придерживая равновесие крепким обхватом Лизиного плеча
— Тебе разве не больно?
Рони смотрит на нее в ответ взглядом с поволокой, словно с трудом различает слова.
— А почему мне должно быть больно?
Андрияненко, кажется, окончательно трезвеет от взаимного дурмана и шевелится, намереваясь, наконец, разлепиться. Она отзывает лианы и с лёгким чпоком выскальзывает из расслабленного, хоть и все ещё тугого лона. И наблюдает, как порочно и откровенно вытекают на светлое седло розоватые от девственной крови густые потоки спермы.
Она с испугом возвращает взгляд на лицо Рони, удивлённо замечая на нем только следы глубокого и всеобъемлющего удовлетворения и порочной сытости. Она грешно облизывает губы и, кажется, недоумевает растерянности Лизы.
— Ну, как почему, Рони? Это же первый раз… У тебя кровь…
— Лиза, — прерывает она ее глубоким, хриплым и очень довольным голосом, — ну ты же дриада. Дриады единственные могут рушить самые сильные заклятия и лечить болезни бесплодия не потому, что так Всевышний щёлкнул пальцем и приказал. А потому что их соки для зачатия обладают целебными свойствами…
— О!.. — Лиза беспомощно хлопает большими глазами от осознания. — Целебная сперма как у китов, — бормочет она, — как удобно…
— Что, прости? — лениво уточняет Рони, вполуха слушая ее бормотания.
— Нет, ничего. Я проголодалась. А ты?
— Да, я тоже готова проглотить солнце. Давай поскорей выберемся из этой качки, а то у меня уже начинается морская болезнь…
— А ты разве не можешь выбраться? — Лиза неопределенно показывает Рони магический жест, имея в виду телепортацию.
— Боюсь, сейчас я могу только шевелить губами, — выдыхает Рони, обессиленно опираясь на Андрияненко. Лиза лишь пожимает плечами и приказывает лианам прикрыть их обнаженное бесстыдство — без разницы чем — и доставить обеих за стол, который ждал их буквально в паре метров…
Вьюны в своих услугах до странности бережны, и даже ничего не рушат в хрупком устройстве балконного ресторанчика. Рони облегчённо стонет, распластавшись в удобном кресле, которое ожило и мгновенно подстроилось своими переплетенными ветвями под все изгибы тела…
«Просто идеальная ортопедическая конструкция», — невольно думает Лиза, обессиленно бухаясь в свое кресло и испытывая то же наслаждение.
Впрочем, Рони успевает только съесть пару шоколадных пряников и утолить жажду терпким коктейлем, после чего она лепечет еле слышное «Спасибо», ее глаза неспешно закрываются, и она уже дремлет, ласково облитая скупыми лучами молодого месяца.
Последнее, что помнит Лиза: как лианы переносят их обеих в постель, после чего она непроизвольно обнимает Рони одной рукой, роняя в подушку тяжёлую голову. У нее кружатся хаотичные мысли — что они снова сделали это на весу, что все действительно случилось спонтанно и случайно, и что все ее страхи и опасения оказались чистой воды ерундой — и мгновенно забывается глубоким, кристально чистым, как пронзительное безоблачное ночное небо, сном без сновидений…