Жезл судьбы, или Любить нельзя помиловать 18+ |Лиза Ира|

34 глава

*** Быть собой
Когда дверь закрылась, Рони некоторое время ещё смотрела на нее. Потом спохватилась, озираясь, и принялась трясущимися пальцами застёгивать рубашку. Скользкие пуговицы не сразу поддавались ее рваным движениям, но она не оставляла попыток и, наконец, запаковала шею под самое горло, ощущая внутри подобие самоконтроля. Она сделала глубокий вздох и впилась пальцами в обивку дивана, зажмурившись. Как часто за последние сутки земля уходила у нее из-под ног, и казалось, что она уже не знает, что реально, а что нет?
Лиза не поддалась на ее фальшивую провокацию — может, именно потому, что она была фальшивой? — и совершенно ничего не прояснила, а только ещё больше запутала. Это как будто было нормально и так типично для Елизаветы Андрияненко, что Рони почти не удивилась.
Но обдумать эту мысль ей не давал безрассудный, кидающийся кинжалами эмоций и грандиозный по накалу хаос. Сказывались две бессонные ночи, проведенные сначала в библиотеке, а затем под звёздами в ночном саду за домом, где она отдавалась ведьминскому искусству зельеварения, чтобы хотя бы как-то прийти в себя.
«Как издевательски теперь звучит фраза «прийти в себя», — размышляла Рони, — а в кого из нас двоих я должна прийти? И кто я вообще теперь?»
Ее рука на автомате потянулась за округлым плодом с вишнёвым сидром, что не допила гостья, чтобы опустошить его до дна. Обычно Рони редко пользовалась продуктами брожения из своего сада, предпочитая другие способы расслабления. Но теперь ей было все равно. Ещё пару несвязных мыслей уже ничего не изменят.
Два дня назад, когда разрушительница окон покинула ее владения, не оставив и камня на камне от ее выдержки и хладнокровия, припомнив ей погибшего жениха и отправив к психологу в отместку за Генри, Рони укрепилась в стремлении во что бы то ни стало выяснить всё о той женщине, которую втайне уже начинала ненавидеть. О той женщине, что медленно, клочок за клочком, вырывала у нее жизнь прямо из рук и заполняла ее собой и своими неуравновешенными родственничками.
Она долго думала, с чего начать…
Об Лизе и Генри она знала немного: в основном то, что они гостят при дворе у королевы Ингрид, что второй матерью Генри была очень могущественная волшебница, наверняка знакомая обитателям замка, и что на другой земле они жили три месяца, что в переводе на магические часы означало около 30 лет. Исходя из этого, Рони предположила, что нужная ей — ох, как нужная — чародейка, возможно, служила при монархе примерно в то время.
Библиотека покорно привела ее к спискам самых могущественных магов в истории королевства, и простое заклинание поиска указало на книгу о «подвигах» Драконихи Малефисенты. В издании, обитом черной чешуйчатой драконьей кожей, что недвусмысленно демонстрировало отношение летописца к героине повести, ровным убористым почерком были перечислены и подробно разобраны некоторые вехи ее жизни, начиная с неприметной знахарской лавки на окраине Незалежного Королевства, продолжая вскользь упомянутым спасением принцессы Ирины от Драконоборца и служением придворной чародейкой, а заканчивая кровожадным правлением с поеданием невинных младенцев.
Рони содрогнулась от предположения, что эта безумная варварша, не лишённая сомнительных принципов, может быть возлюбленной Лизы и матерью Генри, и с облегчением изучила найденный рисунок в центре издания, где королева Малефисента в пышном роскошном сиреневом платье предстала несомненно устрашающе прекрасной, но совершенно не похожей на Рони Квин. Иллюстрация была заколдована на метаморфозу: если долго всматриваться в болотные глаза ведьмы-оборотня, она незаметно превращалась в огнедышащего дракона прямо на картинке, продолжая торжественно восседать на королевском троне, какой ее изобразил маг-декоратор, а из зубастой пасти ее доносилась милейшая фраза «Вот такой я забавный зверёк».
— Да, летописец явно был пристрастен, — под нос себе сказала Рони, долистывая книгу. В конце истории, где Дракониху выгоняли на болота, ей снова попалось на глаза имя Ирины, теперь уже не принцессы, а королевы, причем с сильными магическими навыками.
— Королева Ирина, — словно смакуя звуки, медленно протянула Рони. Почувствовав острый пронзительный привкус истины на языке, она начала искать. И обнаружила черную дыру: словно бы кто-то намеренно изъял все изображения и упоминания королевы из летописей.
Только один учебник магической истории содержал сухой перечень правителей с перечислением их главных заслуг в годы царствования. У королевы Ирины они были внушительные и занимали с десяток листов — включая ликвидацию рабства и разработку программы по строительству школ, академий и университетов.
С рассветом, напрочь выбившись из сил от изнурительных поисков, Рони перенеслась в свою спальню, ослабевшими руками стаскивая с себя надоевшую за день одежду. Впервые в жизни не повесив ее в шкаф, а бросив на прикроватной тумбочке, она упала в постель в чем мать родила, зарываясь носом в подушку и укутываясь в одеяло. И главное — совершенно не испытывая дискомфорта из-за наготы, которой от мгновенной тревожной утренней дрёмы не сумела даже осознать.
Проснувшись поздним утром, ближе к обеду, чего с Рони Квин не случалось никогда, она очень сильно порадовалась выходному дню, ибо ощущала себя абсолютно не способной на трудовой марафон. Она привела себя в чувство быстрым завтраком из горячего шоколада и пряников с маслом, которые на днях доставили прямо с королевских угодий на университетскую ярмарку, заковала тело в привычно обтягивающее изгибы серое платье, и направилась на задний двор, где в скрытом кустами роз уголке прятался связной колодец.
Розы мгновенно расступились перед хозяйкой, открывая тайник. Она помнила, как отец, что гостил у нее уже достаточно давно — года четыре назад, — спрашивал, почему ее розы без шипов. Ведь они не смогут защитить то, что прячут. На что Рони беззаботно отвечала, что ей не от кого защищать колодец, и что эта цветочная преграда — просто формальность. Морщинистый добродушный мужчина только качал головой, улыбаясь…
Рони ощущала тоску по единственному родному человеку, который, и правда, был просто человеком и три года назад уехал в экспедицию на другую землю — через несколько месяцев после гибели Дэниела. Он грустно и долго всматривался в глаза дочери, стоя на пороге, и наказывал «открыть свое сердце кому-нибудь новому, пока его недолгий человеческий век не кончился»…
Рони обижалась, что он оставил ее: если век так короток, значит, нужно быть рядом, пока возможно! Отец был ее опорой после смерти жениха, и потеря опоры обернулась неизбывным страданием и обидой маленькой девочки. И может, так бы продолжалось и теперь, если бы не падение на ее грудь метеорита по имени Лиза.
И с тех пор звездный дождь таинственной дриады продолжал бередить ее сон, и бодрым мальчишеским голосом Генри вторгаться в будни. Только теперь Рони понимала, что если бы папа не ушел в свою экспедицию, она, возможно, так бы и пряталась в крепких защитных отцовских объятиях и никогда бы не открыла ту дверь, за которой стояла падающая на нее Елизавета Андрияненко…
Розы расступились, обнажая каменистый полукруг колодца. Рони бросила скорлупу в подобие ведра, прошептав заклинание с призывом Дракона по имени Малефисента, и опустила ёмкость на цепи вниз, в прохладу родниковых вод. Присев на край, она стала ждать, заботливым и нежным взглядом окидывая небольшой сад, который с лихвой ей компенсировал нелегкий труд по уходу за ним своим пышноцветием и плодоносностью.
Наконец, металлическая цепь зазвенела, и Рони вытащила бурлящую волшебным кипятком ёмкость, аккуратно ставя ее в траву перед собой. Показались светлые густые кудри, едва не вываливаясь за пределы ведра, но отражение все ещё было нечетким из-за взволнованной воды. Когда рябь утихла, перед Рони возникло удивлённое лицо, похожее на иллюстрацию из книги.
— Какие нелюди! Неужели! Глазам не верю! Давно не виделись, Ваше Величество! — Малефисента наклонила голову в шутовской манере, ожидая встречной реакции, но не дождалась и перекинулась на упреки. — Последний раз ты мне чуть хвост не отрубила!
Рони намеревалась импровизировать изначально, но все равно оказалась озадаченной, когда Дракониха приняла ее за королеву Ирину. Она решила подыграть и принялась лихорадочно вспоминать все, что знала о драконах.
— А ты залила меня своей черной кровью! — выдала Рони, точно попадая в цель.
— Да ладно! Только не говори, что я испачкала твой сомнительный наряд, в котором ты вернулась с той земли! Ты всегда была такой занудой, Ваше Величество. — Малефисента скептически цыкнула. — Ладно, кто старое помянет… Так чего ты хотела? Слышала, твои потуги с зачатием дали свои плоды. Кто же тот несчастный, от кого ты понесла?.. Хотя это было, наверно… уже лет сто назад.
Поняв, что Малефисента очень мало знает о жизни королевы после изгнания на болота, Рони не придумала ничего лучше, кроме как сказать первое, что пришло ей в голову.
— Я ушла странствовать… На другую землю…
— Опять? Вот же тянет тебя в то место! Никогда не понимала этой твоей любви к обычным людям… Там ты их тоже убивала с особенным наслаждением?
— Зачем мне вообще кого-то убивать, что за возмутительные обвинения?..
Поняв, что от вранья у нее горят ягодицы, Рони осеклась, боясь, что Дракониха ее раскусит. Но Малефисента, кажется, была совершенно убеждена, что перед ней Ира, и достраивала недостающие факты за нее. Она просто рассмеялась, отчего вода на поверхности пошла рябью.
— У тебя что, память отшибло? Ты убила несколько десятков мужчин, от которых не смогла забеременеть! А потом так сокрушалась об этом и думала, я не замечаю…
Рони шокированно молчала. Она боялась выдать свое плачевное, в прямом смысле, состояние, но ничего не могла поделать с тем, как трясется подбородок, нервно дергаются руки и наворачиваются слезы на глаза…
— Хей, ты чего, подружка?! Это ж сто лет назад было. Столько уж соленой воды утекло…
Рони молчала, не в силах выдавить из себя ни слова. А Малефисента ворчливо продолжила:
— Всегда ты была совестливой и жалостливой! — выплюнула она. — Я даже рада, что у нас с тобой не завязалось никакой интрижки.
Рони перевела дух, взяв, наконец, себя в руки:
— Разумеется. У нас слишком разные жизненные ценности, — едко добавила Рони.
— Да, — с серьезным лицом подтвердила Дракониха. И ехидно скривившись, добавила. — Потому что я бы скушала бы всех твоих детишек, а ты в отместку отрубила бы мне голову!
Ведьма безумно расхохоталась, вызывая у Рони приступ тошноты. Ей захотелось тут же вылить воду и разорвать связь. Но внутреннее любопытство, что колом торчало в ее существе и мешало спокойно дышать, не позволило.
Дракониха резко остановила смех, приближаясь лицом к поверхности воды, словно что-то рассматривая.
— Не может быть! Ты всё-таки избавилась от него!
— От кого?
— От того отвратительного шрама, который твоя матушка запретила тебе удалять!
Рони невольно дотронулась до губы, где когда-то давно, ещё детстве, она смутно это помнила, у нее точно был порез…
Она упала с пегаса…
Или упала с облака?..
Нет, это Дэниел упал с облака… Или с пегаса…
Как же это было?
Марево воспоминаний окутало ее: вот она плачет, вбегая в комнату, и ее нежными утешающими объятиями встречает мама. Лица ее не видно, оно словно в тумане…
Мама утирает слезы и… и что дальше?..
Ах, да. Она мгновенно залечивает рану, даже не давая ей затянуться…
— Эээй! Там! На том берегу? Ирина? Мне пора бежать. Тут нечисть прилетела. Челом бьёт. Справедливости хочет. — Дракониха загоготала, волнуя воду. — Ну ты плюй в колодец, если что, приду, поболтаем. Может, на свадьбу позовешь…
Ведьма снова рассмеялась, исчезая в глубине ведра. В сердцах Рони ударила по нему ногой, разливая воду.
Шрам. У нее был такой же шрам, как у Ирины.
Этого не может быть!
Она не может быть…ею!
Земля под ногами поплыла и смешалась с небом. Рони зажмурилась, давясь солёной горечью и цепляясь за каменные края колодца, сдирая ногти. Сердце рвалось из груди, как бешеное…
Призвав на помощь всю свою выдержку, она наколдовала костер и быстро собрала в лекарственной части садика нужные травы, замешивая зелье.
Потом вспомнила, что к ней собиралась зайти соседка за каким-то снадобьем, — она создала невидимый купол, чтобы ее никто не тревожил.
Наполнившись ещё большей решимостью и окончательно вернув самообладание, она подняла из колодца ведро чистой воды, разумеется, целебной и оживляющей. И теперь невидящим взглядом смотрела на свое искаженное отражение: она была похожа на ведьму. Волосы выбились из прически и растрепались, глаза казались стеклянными, налитыми кровью и безумными. Меж бровей пролегла упрямая, непреклонная складка.
Рони умылась, ощущая приятное покалывание родникового холода на лице и мгновенный прилив сил.
Оставалось добавить в зелье последний ингредиент…
Ведьма перенеслась во дворец, пожелав оказаться в комнате принца Генри. Отчего-то она не подумала в своем нетерпении, что тот мог быть в комнате. Но его, на ее счастье, там не оказалось.
Рони не обратила внимания, что сигнализация замка не сработала на магическое вторжение. В Академии она лично заговаривала стены заведения на подобную защиту, и здесь ее не могло не быть. Но она была так одержима своей целью, что ей было все равно. Рони беспрепятственно подошла к кровати принца, распахнув постель и изучая ее на предмет наличия волос. Найдя один, она с торжествующим выражением лица и горящими глазами тут же испарилась обратно.
Стоя над дымящимся котлом с тонким кинжалом в руке, богато украшенным витиеватыми узорами и кровавыми камнями, колдунья аккуратно порезала ладонь, наблюдая падение красных капель, и следом опустила найденный в кровати принца волосок.
Она почти не сомневалась, что результат будет таким, но все же растерянно уставилась на багряно-красные, искрящие спонтанными микровзрывами клубы дыма, повалившие из варева как реакция на новые составляющие.
Генри был ее сыном, без сомнения!
А значит, она была его матерью Ириной, женой Лизы, хоть и не помнила этого.
Она ещё была шлюхой, перетрахавшей толпы мужчин.
И убийцей.
И самой неоднозначной королевой за все время существования королевства.
Исходя из ее ведьминского знания, был только один способ, как все это могло произойти: три десятка лет назад она умерла.
Или ее убили, что казалось более вероятным.
А потом Аид зачем-то ее вернул с новыми воспоминаниями.
Истинное наказание для грешника и ад на земле — не знать, кто ты!..
Рони сидела на коленях, скорчившись возле костра от невыносимой и надсадной боли в груди. Содранные мелкими камушками колени щипало.
Почему Лиза ей не сказала правду?
Почему никто не говорит ей правды?
Даже сын?
Они презирают ее, не иначе!..
У нее промелькнула страшная мысль наведаться к Подземному Царю и спросить первоисточник. Но чтобы душа перенеслась, нужно было бы временно остановить сердце. А она была истощена, выпита, выжата, выжжена, и моталась на ветру, как половая тряпка на бельевой верёвке. Она рисковала не вернуться…
Покачиваясь, Рони встала на ноги, скидывая адские каблуки, от которых ломило ступни, буквально заставляя себя снова идти на аптечные грядки босиком и собирать травы для нового зелья. Замешивая очередное варево, она надеялась вытащить ответы из этого или потустороннего мира с помощью магии, но они были закрыты на такой чугунный, не поддающийся взлому замок, что от напряжения у нее затрещала голова, гулко и мощно звеня, словно надтреснутый церковный колокол.
Попытки свои она оставила под утро, в кровь измотав изорванную душу, злая и отчаянная. Кое-как приведя себя в божеский вид с помощью живой воды из связного колодца, чтобы всё-таки вернуться на работу, но так и не поспав ни минуты, она вознамерилась продолжить поиски истины. И первым делом, оказавшись в кабинете, отправила почтового голубя к Лизе во дворец.