Скрась мою жизнь| в процессе редактирования |

Глава 24

Ты не была юна, ты не была стара. Но ты  слишком часто и слишком подолгу одинокими вечерами всматривалась в зеркало. И от этого впалые щёки, кажется, становились ещё глубже.
Думать о том, что жизнь подходит к концу, было тяжело. Сначала было тяжело смириться с тем, что время, чёрт его дери, идёт. Или же ты сама проходила мимо. Стареет тело, потухает взгляд.

Так уж повелось, что у всех, кто медленно ползёт к концу, тускнеют глаза.

Но видимо, или увы. Но не сейчас, потому что над головой чёрное небо. Заплывшее облаками, освещаемые тусклой луной. И оно кружится и кружится. Холод окутывает с головой. В одном домашнем платье, на белом пепле, что жжёт, пробирается по позвоночнику. Пальцы слабо шевельнулись, и шум в миг оглушил тебя со всех сторон. Голова повернулась в сторону, и снег продолжал разъедал шею. «Дом.. он горит»-балки в пылающем пламени валились на землю, освещая округу и людей, что стояли в совсем лёгкой одежде, обхватывали себя руками и всё смотревшими на тебя. И на человека, что подкладывал под твою голову свою куртку, что-то осматривая на твоём теле. Ты подняла вопросительный взгляд.
-Лео?-так тихо, что сама не услышала.
-М?-парень обхватил тебя под коленями и под лопатками, подняв. С этими прикосновениями тёплых рук ты поняла, что это незнакомый тебе человек. Руки, не такие. И это 'м?' слишком вопросительное, слишком неправильное. Ты прикрыла глаза, когда наконец ощутила под собой не снег. И резкую смену температуры. Машина двинулась. Мучили только два вопроса. Кольцо, которого не было на твоё мизинце. С глубоким бордовым камнем. И теперь, когда нет этого ощущения покалывания на тебе. Ощущение взгляда матери, отца и брата, ты почувствовала свою душу настолько обнажённой, настолько бедной, что хочется натянуть лохмотья, зарыться глубоко под землю, только бы провалиться из этого мира. Ты почувствовала себя по-настоящему одинокой. Одной, среди незнакомых и неродных. И Лео. Его снова не было рядом. Снова, в миг твоей маленькой смерти его нет. Опять. От этой мысли кровь похолодела. Настолько, что, кажется, лютей реки промёрзшей до дна. И губы скривились, а ресницы стали влажными. Так холодно, что лёжа сейчас в сугробах льда было бы в тысячу раз теплей, только бы не было этих мыслей, что ты снова одна. Что ты всегда была одна.

Мы—наши мысли; наши действия, на которые побуждают затаившиеся мысли. А сейчас мысли были разбросаны в разные стороны, и приходили они всегда к одному и тому же. В уничтожении нет ничего интересного.. Хватит. Никогда. Никогда тебе ещё не было так себя жалко. И ты жалела. Смотрела на дрожащие губы, плотно сведённые брови и тёмно-оранжевые отметины на локтях оставленных огнём на память, сторонним наблюдателем. Проводила ладонью по её голове, и даже со стороны наблюдавшего наворачивалась новая волна слёз. Ты слышала как бьётся сердце каждого в этом мире. Кроме своего. Оно замерло на месте. Остановите планету, ты хотела сойти. И не возвращаться.