Проза моей любви

Глава 3

В общих спальнях приюта лежали циновки, накрытые ослепительно белыми накрахмаленными простынями. Футонов не хватало. Спасибо за, что было. И зимы в холодных сырых помещениях давались детям тяжело. Каждый второй болел: кашлял, температурил. Жизнь в окружении болезненно бледных худых детей, создающих вирусную среду нисколько не укрепляла истощенный иммунитет в купе с шатким ментальным здоровьем.

      Он кашлял всегда, приступы закончились с днями в приюте. Новые родители, люди интеллигентные и посвящённые, с безумной страстью к классике китайской литературы не жалели ни времени, ни средств на лечение двенадцатилетнего мальчишки. Чему он готов кланяться в полы и благодарить этих людей до их смерти за новую жизнь, за то, что они сорвали чёрные занавески в его комнате внутреннего мирка и впустили яркое и теплое солнце. Страшным напоминанием о приюте и былых временах остались шрамы и редкие ночные приступы кашля.

      Ацуши повернулся на бок в сторону письменного стола, кипа школьных книг, тетрадей, диктофон на углу, вот-вот грохотом свалится на пол. Статью для газеты они совместно уже написали и отправили на печать. А диктофон все кочевал и кочевал по столу, откладывался все дальше краю.

      Перед глазами всплыл образ мужчины в бинтах и кимоно, безобразной копной волос и до боли пустыми глазами. Ацуши хотелось узнать многое: почему он в бинтах? Почему отгородился от людей? Не одиноко ли ему там в лесу? И как за четыре года подобного образа жизни он не свихнулся? Накаджима обязательно спросить это у него, но потом, как судьба взблаговолит устроить им новую встречу. Впрочем, чего ждать подаяния невидимых сил, он сам может сходить к нему, как только статью напечатают.

      Губы растянулись в благодатной улыбки от мысли, как заблестят глаза у господина Дазая, когда увидит газету со статьей. И почему он так думал? Да, дураку ясно, что писатель дорожит своим трудом, пусть этого граничит с раздутой гордыней и ложности своего великого предназначения. Однако каждому дана вера. К чему рушить чужую веру в себя и свои ориентиры?!

      «Мое понимание счастья шло вразрез с тем, как понимают его другие люди, и это становилось источником беспокойства, которое не давало мне спать ночами, сводило меня с ума…», — немного кривил почерк Накаджимы в дневнике, что спрятан в шкатулке, за стопкой сложенной чистой одеждой. Небольшой блокнот жадно поглощал аромат стирального порошка, коим благоухали брюки и рубашки на полке. Это был приятный запах, успокаивающий разум, несущий положительный эффект.