Проза моей любви

Глава 13

      В комнате общежития тускло горел свет у входа, небрежно рассеиваясь по комнате. В окно бил желтоватый свет от уличных фонарей. Иного источника освещения не было, чтобы не портить драматичную нуарную обстановку собрания литературов. Должно быть, они собирались обсудить «Синию птицу», которую так хотел выпустить Дазай, обращая в неё весь смысл своего пребывания на земле.

      Через месяц Дазай переселиться в комнату выше, а пока вещи раскидались по помещению как повезло. Одни коробки стояли на других, что не поленился собрать. На полу лежало три футона, соединенных в одно общее спальное место. На столе, перемещенном пока к футонам, стояли чарки и глинянная бутыль сакэ, Дан, кажется, принёс её самым последним.

      Все друзья расположились как кому удобно. Дазай сидел в объятиях навязчивого Анго, который вот-вот и затискает его до невозможного стыда. Но Осаму не мог сдвинуться с места. В комнате было обычно холодно, а уже пьяный Сакуготи был теплым и мягким. На футонах возлежал Дан, расположившись на животе, подперев голову рукой и едва покачивая ногой. Ода сидел за столом, листая страницы своего рассказа.

      — Мне кажется, Анго не стоит больше наливать, — осторожно выдал Дазай, пытаясь посмотреть на друга, что возложил свой подпородок на его голову.

      — Мне кажется, тебе стоит помолчать, Дазай-кун, — заявил Сакуготи на утверждение Осаму.

      — Согласен, по-хорошему такое положение дел надо запечатлеть, — посмеялся Дан. Дазая возмущала сложившаяся атмосфера в комнате, ни в каких объятиях он не планировал проводить этот вечер. Что это ещё такое? Разве мужчины могут так беспечно сидеть в обнимку?

      — Если ты сфотографируешь нас, единственным твоим выходом из этой комнаты станет это окно, Дан, — сгрубил юноша, отчего друзья лишь сильнее рассмеялись. Он был похож на ребенка, что пытался пригрозить взрослому.

      — Осторожно с угрозами, Дазай-кун. Вдруг хотя бы одна из них случится, действительно, страшно будет, — потрепал голову Анго.

      — Идите вы, — надулся Дазай, посмотрев на серьёзного Оду. Он все маялся с чуть желтоватыми страницами на столе. Неуверенно мялся, перед тем как начать уже чтение.

      Всё вновь умолки в ожидании, которое будто уже тянулось час. Ода то ли был стеснителен в демонстрации своего творчества, то ли был не уверен, что его окружение оценит по достоинству и равенству его работу. Никому, впрочем, не хотелось подгонять Сакуноске, захочет начнёт. Если же нет, так этому и быть.