Бумажные сердца

27

глава двадцать седьмая.

      — Прекрати дергаться, Джейк, иначе криво получится! — раздраженный голос Сонхуна разносится по всей библиотеке, в которой, к счастью, кроме них с Шимом в данный момент никого больше нет, а потому и наругать за громкие возгласы в месте, где нужно вести себя тихо, некому. Рука Пака внезапно дергается вместе с Джеюном, из-за чего тоненькая кисточка, на кончике которой красиво поблескивает оранжевая краска, неожиданно и резко проезжается по щеке баскетболиста, оставляя на ней неровную и явно лишнюю линию. Хуну кажется, что еще секунда, еще одно движение, сделанное старшим, и его терпение точно закончится — он обязательно злобно шикнет или даст парню слабый подзатыльник, чтобы тот наконец перестал действовать ему на нервы. — Я же сказал тебе сидеть неподвижно, почему ты меня не слушаешь?

      Из груди Сонхуна вырывается тяжелый, томный вздох, но он умело сохраняет спокойствие, не говоря Джейку ни единого слова. Чувство стыда тут же окутывает баскетболиста с головой: все-таки, каждый раз нарочно злить младшего только ради того, чтобы посмотреть на его крайне забавную, умилительную реакцию — идея не из лучших. Хоть Шиму и хочется всегда наблюдать за тем, как очаровательно Пак хмурит брови, морщит носик и сжимает ладони в кулаки, стараясь выглядеть грозно и устрашающе, что получается, конечно, из рук вон плохо, наверное, ему стоит попытаться вывести художника на совершенно другие эмоции, обратные этим: например, заставить юношу ярко улыбаться и громко, звонко хохотать, как счастливый пятилетний ребенок, или, быть может, сильно засмущать его, чтобы все лицо парнишки стало красным, как спелый помидор.

      Но Пак, на самом деле, прекрасно понимает, что в Джеюне нет ни капли плохих намерений и, если уж он и вредничает, то делает это по-доброму, никогда не переступая границ и не выходя за черту. Сонхун уже даже не обижается и не злится на Шима — ну, разве что совсем-совсем недолго и почти не по-настоящему. На Джейка, который каждый раз щенячьим взглядом снизу-вверх из-за своего роста смотрит и без слов прощение просит, держать обиду действительно невозможно. Дешевый и самый простой трюк, но работает замечательно, потому что Хун ведется. Он всегда на него, черт возьми, ведется.

      — Ты ведь не сердишься на меня, — баскетболист даже не спрашивает, а утверждает вполне очевидный факт, после чего широкая и отчего-то такая счастливая, довольная, прямо как у чеширского кота, улыбка появляется на его лице. Сонхуна почему-то очень сильно с этого плавит — он замирает на пару секунд, засматриваясь на старшего, сам того не замечая. — Я же знаю, что не сердишься, — снова повторяет Джейк, продолжая улыбаться.