Проклятие безумного Пастуха

Глава 2

«Мне надо идти. Я больше не чувствую его здесь»

Утром отец Софи рано уехал на работу, предоставляя смышленой малышке самой разбудить маму и приготовить с ней банановые оладьи. Софи решила бы, что ночной гость ей лишь приснился, но еще не высохшие следы на полу и кровати, а главное, его резинка на руке свидетельствовали о том, что все было взаправду.

Легче от этого не становилось, ведь никому о таком не расскажешь: родители, любители паниковать, поднимут шумиху, а друзей, с которыми таким делишься, попросту нет. У  Софи, конечно, были подружки из школы-интерната, но общение их распространялось прямиком до самого ограждения и  резной металлической калитки включительно. Недюжинное расстояние, если мерить от двери этого самого интерната.

Гоблин осторожно выпутался из плена сна и более осязаемого плена одеяла, чтобы тихонько снять с волос резинку и надеть ее на ручку девочки в благодарность за кров и уход.

Ночной гость был молчаливой и рассудительной персоной, так что довольствоваться было чем. Ему задали мало вопросов, не тревожили сон опасностью и не подняли шумиху попусту. Дитя попалось тихое и разумное. Но пора было отправляться в путь.

По следу нити энергии странник нашел место, где, возможно, ему смогли бы помочь. Довольно большим ее сгустком являлось старенькое двухэтажное здание с выцветшей надписью «НОТАРИУС». Чуйка никогда не подводила гоблина в таких вещах, но ничего даже отдаленно похожего на нечто невообразимо странное для местных краев не было в этом здании и в помине.

— Чего стоишь? На собеседование, что ли, пришел? Ну, заходи, не задерживайся,  — ворчание донеслось сбоку, незнакомец вышел из-за угла, учтиво подождал пару минуток, больше ему не позволяли неотложные дела, и окликнул загородившего вход в здание.

Додо обернулся и  поспешил отойти, попутно настороженно рассматривая человека. Пухленький и низенький, он не внушал доверия и чего-то ярко положительного, но и неприятным его назвать было нельзя. Карие глаза с желтым ореолом вокруг зрачка из-под очков-половинок на золотой цепочке прищурились, небрежно осмотрели гоблина и вернулись к пыльной двери из красного дуба, которая видала виды, и не самые приятные.

Человек погладил себя по шляпе-котелку таким привычным движением, что значило одно из двух: либо он беспредельно любил свой синий головной убор, либо под ним зияла постыдная лысина, которую хотелось запрятать в недра шляпы и забыть, как страшный сон.