Зелёная радуга

Часть IV Глава 31 Бесцветный океан ~ Хрусталь ~ Перламутровая волна

Глава, в которой Лендаль примеряет на себя такие абстрактные понятия, как закон, бесконечность и любовь. А ещё он узнаёт, что наше мироздание по вкусу совсем не похоже на персик.

Неужели я умер? И теперь, как и всякая отлетевшая душа, пребываю в загробном мире, где нет ничего, кроме сладостного забвения? Ну, или бесконечной боли, если провести всю земную жизнь исключительно в грехе и разврате.

Мне не было спокойно и хорошо, я не ощущал ни капли той сладости, которые обещаны праведнику, но при этом больно или плохо мне тоже не было. Мне было никак.

Да и существует ли загробный мир в том виде, каким он описывается в откровениях или проповедях? Пожалуй, существует, ведь Аль-Мухит многогранен и бесконечен, и к нему в виде энергии возвращается всё живое, когда заканчивается его жизненный срок. Так что в некотором роде райские сады Девы и горячие равнины Охотника, равно как и другие представления о том, что происходит с нами после смерти, вполне реальны с точки зрения циркуляции мирового эфира.

Но будет ли правдива система сада и равнины для серпенских жрецов? Уж я-то точно знал, что в конце пути моя душа вольётся в Необъятный и станет частью бездонных вод, где она растворится, если захочет вечного покоя, или же продолжит свой труд, вторя рокоту вечных волн. И не то чтобы подобное утверждение претендовало на непреложную истину, но всё же казалось мне более вероятным, чем то непонятное место, где я очутился. Оно не было частью Аль-Мухит, и, если честно, я не слишком уверен, что к нему вообще можно было применять понятие «где».

Значит, делать выводы на тему того, жив я или мёртв, пока что слишком рано, это, как и многое другое, мне ещё только необходимо выяснить.

Что я имел? Лишь то, что мне было доступно осознание себя как личности, а также то, что я оказался заперт в месте, где органам чувств человека было не за что зацепиться. Тут в буквальном смысле этого слова не существовало ничего. Здесь не было самой концепции трёхмерного пространства и принципа движения частиц, и даже само понятие времени находилось вне времени!

И как только я об этом подумал, в тот же миг мою шею обожгло болью. Но не холодным металлом ошейника, принуждающим выполнить приказ хозяина, а живым горячим пламенем. Будто я расшевелил золу давно прогоревшего костра, где в самой глубине притаились всё ещё тлеющие уголья, которые жадно вспыхнули, почуяв ток воздуха.