Yakamoz

Hit 'em up

— Пиздец, я жую собственную почку.

Феликс сплевывает обоссаную местными алкашами траву, забившуюся в рот после того, как его лицом вжимали в землю, и поворачивается на бок. Такое ощущение, что в него затолкали пакет воздуха, и пока он внутри не лопнет, ему нормально не задышать. А ведь этот сраный вечер должен был закончиться по-другому. Еще полчаса назад довольный быстрым перепихоном Феликс выскочил из дома новой подружки и собирался отметить то, что ему перепало, большим бокалом дешевого пива, но нарвался на драку. Хотя и дракой это не назвать, его просто отпинали вчетвером, и если бы не подъехавший друг, то возможно втоптали бы в эту влажную траву, и все бы закончилось. Минхо присаживается рядом и, нахмурившись, смотрит на его помятое лицо.

— Вечно ты лезешь первым, хотя знал же, что один, — как и всегда никакого сочувствия от лучшего друга. — Мог бы дождаться.

Феликс, постанывая от боли в ребрах, принимает сидячее положение и, попросив сигаретку, ждет пока Минхо ему ее прикурит. Его пальцы, измазанные в чужой подсохшей крови, дрожат, внутри мясорубка, но Феликс вставать не торопится, медленно затягивается и смотрит на накрываемую тучами луну. Даже луна на их небе отличается. Феликс может поклясться, что как только он покидает границы выданного им при рождении проклятого мира, он видит другую луну. Та луна не внушает чувство безнадежности, не лезет в душу, которую обещает сожрать следующей. Хотя в этой дыре души при рождении не выдаются. Может, поэтому она всегда такая злая, голод поднимает самое темное не только в людях.

— Будешь так продолжать — до двадцати откинешься, — укоризненно говорит Минхо и утирает руки о джинсы.

— Двадцать в нашем районе — все шестьдесят в Лейксвилле, так что не страшно, — усмехается Феликс и сразу морщится из-за лопнувших ранок на губе. Ничего смешного в его словах нет, и оба это понимают. Вся эта поебень о том, что их жизнь принадлежит им и им решать, какой она будет и сколько продлится, не работает в этой клоаке. Их жизнь принадлежит жестоким улицам, они сдали ее как залог, только вступив на них, и назад дороги нет.

— Я ему член отрежу, а потом в его же жопу засуну, только сперва в себя приду, — вдавливает сигарету в землю Феликс и, опираясь на друга, поднимается на ноги и ковыляет к держащемуся на честном слове Доджу Минхо.