о чем молчат висельники (18+)

XII. глухой и слепой.

— Ты и дальше будешь беситься?

      А Лера и слова из себя выдавить не могла, заперевшись в своей комнате. Она стала реже её покидать, словно отчего-то пряталась. Но было и так понятно: ей было мерзко осознавать то, что с ней сделали, а точкой кипения стало холодное равнодушие брата, который даже не попытался помочь или поддержать, только обвинял и при удобном случае тычел носом в эту грязь.

      Он же не знал, что говорить и делать. Конечно, Даня не предполагал, что всё произойдет так быстро и уплывёт из-под его носа. Не доглядел, не успел. И ему до зуда в руках хотелось найти того парня, до кровавой каши размазать его лицо по стене, собрать выбитые зубы и ему же скормить, но это не утешило бы младшую. Пока она давилась обидой и отвращением, старший стоял за дверью, пялясь в стену и глотая все слова, которые хотелось высказать. Даже если он пытался ломиться, стучаться, иногда кричать, это не действовало. Терпение медленно подступало к финальной точке, держась на добром слове.

— Хочу и буду беситься, отъебись, — заезжанно выкрикивала в ответ Лера, пряча лицо в подушках и утопая в собственной желчи.

      И он бы мог махнуть рукой, бросить это всё и не добиваться своего, ответно послав сестру в том же направлении. Но Даня всё ещё чувствовал угрызение совести, что болезненно скреблась под сердцем. Если бы не гордость и эгоизм, может быть всего этого и не произошло. Может быть…

      Лера ненавидела его. И его, и одноклассника, и себя-себя-себя… Она оступилась, потеряв бдительность и допустив это. Виноватая сама, собственноручно скинула себя в эту яму и отмахивалась от помощи. Но что сделает Даня? Набьет кому-то лицо, оскорбит прилюдно или что? Бред. Лера давно не полагалась на брата, который даже пальцем не дёрнул, чтобы всё это остановить. Стоял, смотрел, молчал, зараза. Хотелось обозвать его последним словом и послать далеко и надолго.

      Тогда-то она для себя и сделала вывод: никто никогда не будет беспокоиться за твои проблемы, никто тебе не поможет и руку помощи не протянет. Делай всё сама или не делай ничего вовсе. Умирать тебе всё равно в одиночестве и никто рядом в гроб с тобой не ляжет. Сама!

      Лера долго-долго сидела в своей комнате, питаясь горьким кофе и божьим духом. Кажется, её болезненно бледная кожа просвечивала повисшие органы, а рёбра можно было пересчитать. Она, всякий раз стоя перед зеркалом, задирала жёлтый свитер и рассматривала своё тело, в отвращение морщась и осторожно касаясь выпирающих костей, несильно надавливая на них ноготочками. Тощая, как спичка, совсем запустила себя. Вечно спутанные волосы, мешки под глазами обрели синеватый оттенок, а лицо вытянулось — точеные скулы неприлично выпирали, что можно было порезаться. Казалось, что кости просто были стянуты кожей и лишь где-то имелась мышечная масса. А Лера продолжала издеваться над собой, лишая себя еды, а в душ она ходила последний раз… Она даже не помнила, когда посещала ванную. От неё неприятно пахло, но это мало её смущало. Свыклась. Смирилась.