Эхо | СюэСяо

Насквозь. 6

Сяо Синчэнь уже в третий раз вытирает ладонь о подол своего наверняка и без того безвозвратно испачканного распахнутого ханьфу и не может решить, что же удивительнее: снова чувствовать свои руки, или что он позволил себя ими касаться человеку, которого недавно убил. Едва ли хоть кто-то в этой жизни занимался подобным и при этом еще и наслаждался! Разве что, может, какой-нибудь Старейшина Илин... Или он был не настолько низко павшим? Все очевидцы подтверждали слухи о его безумии и кровожадности, про извращения с участием мертвецов вроде бы никто не болтал... М-да, быть первопроходцем по этой части — сомнительный повод для гордости!
Сюэ Ян же, закончив развлекаться, удалился обратно за грань, уступив тело Сяо Синчэня законному владельцу без всяких пояснений. Но, наверное, он тоже остался доволен, если его беспрестанное игривое хихиканье до сих пор в ушах стоит... Лучше бы его оттуда выгнать и призвать из закромов памяти все советы по успешному проведению ритуала воскрешения, особенно про единственно верную последовательность активации печатей!
Сяо Синчэнь глубоко вдыхает для храбрости и тянется вперед. Скользнув ладонями по недвижному телу — все-таки очень невежливо было не привести его в порядок! — он касается основной, самой крупной выцарапанной на полу печати, с которой следует начинать. Трудно сказать навскидку, что именно означают начертанные символы, но гадать бессмысленно, остается только питать надежды, что Сюэ Ян ни в чем не ошибся. В конце концов, это было в его интересах быть как можно внимательнее! Ему не мешало при этом заодно продумывать план по проникновению в чужие штаны?
Встряхнув головой, чтобы отогнать свежие воспоминания о собственных кажущихся неуместными в присутствии трупа стонах, Сяо Синчэнь кивает сам себе, и ощупывает оставшиеся печати. Вторая, третья... Седьмая. Все на месте, где и положено, однако расслабляться рано, ведь впереди самая сложная часть. Хотя по словам Сюэ Яна, наоборот, самая простая. Легко ему говорить, для него пользоваться темной энергией — как конфеты есть!
— Сильно захотеть, и он явится на первый зов... — проговаривает как напоминание о своей конечной задаче Сяо Синчэнь, возвращаясь к первой печати.
В прикосновение к бороздам на досках он вкладывает весь свой стыд за содеянное, смешанный с негодованием — Сюэ Ян по возвращении обязан будет рассказать все без утайки, хочет он того или нет, уже не отвертится! Пальцы сводит судорогой от ощущения пронизывающего жара, движущегося вверх. Сяо Синчэнь не видит, но отчего-то знает, что его руку охватило багровым свечением, пускай его в такие подробности и не посвящали.
Пора двигаться дальше или еще рано? А можно уже начинать звать? Что-то из памяти успело вылететь... Ох, каким же медлительным дураком сейчас себя чувствует Сяо Синчэнь! И ведь как обычно из-за Сюэ Яна. Нет, всем остальным тоже нравится его дурачить, но тому, кто прикидывался юным другом, это приносит особый сорт удовольствия. Вот именно поэтому он и умер, между прочим.
— Ты, видимо, ожидал, что я буду терпеть целую вечность и прощу все твои проступки, но ты ошибся — я оказался недостаточно силен духом. Мне бы могло польстить, что моя добродетель была оценена столь высоко, не считай ты ее на самом деле моим главным недостатком, — бормочет себе под нос Сяо Синчэнь, обращаясь к покойнику.
Сюэ Ян, само собой, хранит молчание — хоть что-то заставило его прикусить язык! — и это призывает к тому, чтобы продолжить работу. Еще две печати отзываются горячим трепетом и запоздалым вопросом: что бы сказал Цзычень, увидь он, чем занимается его друг? Едва ли что-то хорошее. Скорее всего, тоже бы не стал слушать оправдания и всадил Фусюэ в сердце без долгих разговоров. Только он бы и мысли не допустил об использовании темной энергии, чтобы искупить вину перед убиенной жертвой.
— Помилуйте Небожители, да какая разница, что бы мне сказал человек, который бросил слепого калеку в одиночестве и только спустя пару лет начал мучиться совестью? — Если бы Сяо Синчэнь мог, он бы закатил глаза, но вместо этого только стонет, спохватываясь: — Я не должен говорить подобные вещи! Цзычень ни в чем не виноват и хватит уже об этом.
Он говорит так, будто беседует с Сюэ Яном и пытается ему что-то доказать! Глупости сплошные... Руки уже онемели так, будто они опять принадлежат кому-то иному, а тревожная дрожь смещается к внутренностям, стоит коснуться четвертой и пятой печатей.
— Осуждение от А-Цин я бы тоже не принял, так что я даже немного рад, что ее здесь нет, — доверительным шепотом сдавленно признается Сяо Синчэнь, прежде чем водрузить ладони на последние символы, для чего ему приходится перегнуться через мертвое тело. — И раз уж я тебе так много сказал, не пора ли вернуться? Сюэ Ян? Ты здесь?..
Да как же его звать прикажете? Кричать так быстро опостылевшее имя на все лады? Уговаривать и умолять? Сяо Синчэнь уже готов сделать что угодно, лишь бы его старания прошли не впустую. Не потому, что он себя осквернил черней некуда — об этом он будет сокрушаться позднее, если вообще станет это делать, — а лишь потому, что он не хочет в который раз чувствовать себя обманутым. Сюэ Ян ему обещал примчаться с того света, так почему не держит слово?!
— Ты так шутишь, что ли?.. Давай я посмеюсь, а ты мне ответишь, хорошо? — от всей своей побитой пятнами тьмы души предлагает Сяо Синчэнь, ощущая першение в горле, отчего обещанный смех выходит хриплым и невероятно жалким. — Ну же... А-Ян?
Невозможно не вздрогнуть от ужаса и вместе с тем предвкушающего удовлетворения, когда с губ срывается это имя. На самом деле, Сяо Синчэнь бессчетное множество раз мечтал о том, чтобы юный друг наконец ему раскрылся и его можно было называть так, как дозволено только самым близким. Цзыченя так называть не тянуло — посмотреть бы на его лицо, приди кому в голову к нему обратиться подобным образом! Конечно, у него была А-Цин, но это другое. Названая младшая сестра не имеет ничего общего с любимым спутником жизни. Нет, они не на разных ступенях, а на разных лестницах! А вот Сюэ Ян, точней его мнимая личность, которую он подсовывал наивному даосу, а тот с радостью ее принимал...
Закончить мысль не дает странный шум где-то за пределами комнаты: будто нечто с глухим стуком ударилось о деревянный пол, отталкиваясь и взмывая вверх, и сейчас молниеносно летит сюда, вспарывая воздух. Для того, чтобы понять, что это, требуется половина мгновения. Позабытый возле кухонного стола Шуанхуа больше не в силах игнорировать вихрь из темной энергии, бушующий прямо под боком, и он намерен это прекратить любой ценой.
Вторая половина мгновения у Сяо Синчэня уходит на то, чтобы уклониться от собственного оружия, стремящегося прервать ритуал. Он без раздумий роняет себя, вжимаясь лицом в пропахшую кровью мокрую ткань ханьфу на груди Сюэ Яна. Клинок со свистом проносится мимо, успевая чиркнуть лезвием по плечу. Боли нет, лишь изумление — он был уверен, что Шуанхуа никогда не посмеет его ранить без разрешения!
— Уймись! — севшим голосом приказывает Сяо Синчэнь, вскидывая руку в направлении, где, по его мнению, должен находиться ослепленный праведным гневом клинок. Желудок снова скручивает в мучительном пустом спазме — после пропущенного сквозь себя потока темной энергии направить ци дается с трудом, на что изнеможенное тело незамедлительно реагирует всеми возможными оттенками боли. — Пошел прочь, не мешай!
Шуанхуа с безжизненным лязгом падает вниз, и в этом звуке столько осуждения, что это становится почти невыносимым. Нет, нельзя на это сейчас отвлекаться! Сяо Синчэнь потом обязательно принесет извинения своему верному мечу... Если тот захочет его выслушать — он был выкован в нетерпимости к запретным искусствам и у него нет причин меняться. Да плевать! Главное, что он успокоился и больше не горит оправданным желанием располосовать хозяина.
А сей инцидент мог нарушить ход техники? Придется начинать сначала или можно будет продолжить с того же момента? А если Сяо Синчэню была дана всего одна попытка? И он же уже закончил с активацией и зовом, разве нет? Тогда почему ничего не произошло? Должно быть, где-то закралась ошибка...
И что же ему теперь делать? Вновь возвращаться за грань и опозоренно просить помощи у Сюэ Яна? Но если его там уже нет? Его душа вполне могла застрять по пути из одного мира в другой или, того хуже, развеяться в тумане. А все из-за непредусмотрительности Сяо Синчэня, который не догадался спрятать Шуанхуа в ножны! Бросил, как никчемную крестьянскую палку, и предался порочным утехам... Измученный разум сдается перед заполоняющим потоком вопросов в пустоту, неспособный больше сражаться с самоуничижением.
— Даочжан, если собираешься реветь или блевать, то давай не на меня — я и так весь в не пойми чем по твоей милости.
— Нет, я не... — отзывается Сяо Синчэнь и лишь спустя невыносимо долгий миг соображает, что голос — сухой и тихий, но оттого не менее язвительный — прозвучал не только в его идущей кругом голове, а его дрожащее запястье обхватывают вполне настоящие пальцы. Холодные и влажные. Четыре штуки. Вроде как.
Кажется, Сяо Синчэнь погорячился в своем обещании обойтись без слез или выворачивания наизнанку! Ну как же тут сдержаться, если с ним заговорил мертвец? Лютый мертвец, если точнее... Лютый мертвец, которого он только что поднял!
— Эй-эй-эй, прекрати! Ты чего... Ну-ка, соберись! Твою ж...
Недовольные упреки так и сыпятся, но Сяо Синчэнь не может их разобрать, несмотря на честные старания. Толчок и последовавший за ним рывок вынуждают его неловко подняться на шатающиеся ноги, и в грудь упирается неведомая твердь, не давая вернуться на полюбившийся изрезанный пол. По щекам мажет что-то мокрое и мягкое. Похоже, Сюэ Ян пытается вытереть ему лицо краем рукава и, судя по тихой брани — безуспешно. Неужели это забота? Искренняя? Или он притворяется? Для чего? Он ведь уже добился своей цели, вернувшись в мир живых, ему больше нет нужды строить из себя ласкового юного друга, готового прийти на помощь...
— Ну у тебя и видок... Краше в гроб кладут! А вокруг что творится? — тем временем раздосадованно восклицает Сюэ Ян, бросая свою бесполезную затею — только грязь пуще прежнего размазал. Его привычные, но в то же время незнакомые смешки кажутся то ли самым мерзким, что доводилось слышать, то ли изысканнейшей музыкой для ушей. — Какой же беспорядок ты учудил! Доверь даосу дом на день — все разнесет к демонам... Убирать теперь за тобой пол-луны! Признайся, ты меня за этим воскресил, да? Я-то думал, ты жаждешь моих пылких признаний, а тебе поломойку подавай! Вредный ты, и корыстный, совсем меня не любишь...
Возразить или согласиться с этим утверждением Сяо Синчэнь уже не успевает, потому что сознание милосердно покидает его, отправляясь в блаженную пустоту. Все-таки медитации — не лучшая замена сну, особенно для новоиспеченных темных заклинателей.