Эхо | СюэСяо

Разоблачение. 6

Цзинь Гуанъяо в отчаянии трет пальцами виски и с драматичным надрывом вопрошает:
— Сяо Синчэнь пытался перед тобой извиниться, а ты сделал что?
— Я дал ему в морду, — охотно повторяет Сюэ Ян и запоздало возмущается: — И все было совсем не так! Он вдруг ни с того ни с сего ко мне присосался, а я... Сначала хотел ему коленом по яйцам вломить, но тут — бах! — и мой кулак уже прилетел ему в глаз!
Он решает оставить при себе не один десяток томительных мгновений, которые простоял каменной статуей в попытках сообразить, что происходит. Ну не привык он иметь дела с чужими языками, если они не плавают в чае, а стремятся залезть к нему в глотку! Потом уж, как понял, что к чему, зашевелился... Рожа у Сяо Синчэня была на редкость удивленная и даже обиженная — не такой реакции он ожидал на свои внезапные лобзания.
О том, как после удара бежал без оглядки, распинывая некстати высыпавших со всех сторон визжащих павлинов, Сюэ Ян тоже не рассказывает. Цзинь Гуанъяо это и без слов должен был понять, ведь друг ворвался к нему в покои запыхавшийся и захлебывающийся негодованием. Настолько спешил все вывалить, что даже не обратил никакого внимания на летящие со всех сторон смешки, преследующие его с момента неудавшегося допроса. Точнее, всех шутников запомнил, но месть им отложил до подходящего случая.
— И где он сейчас?
— Кто, Сяо Синчэнь? А демоны его знают — может, остался на дорожке куковать, а может, рыдать побежал... — пожимает плечами Сюэ Ян. — Или ты про его глаз?
— Помилуйте Небожители, ты его выбил, что ли? — хватается за голову Яо, и начинает суетливо стенать: — Он у тебя с собой, этот глаз? Надеюсь, ты ничего не раздавил и его еще можно поставить на место...
— Еще чего! — фыркает Сюэ Ян, невольно горделиво расправляя плечи от столь высокой оценки опасности собственной персоны. Выдернуть глаз голыми руками — это вам не шутки! — Это был бы мой боевой трофей!
— «Был бы»? То есть, глаз все еще в Сяо Синчэне, верно? — с облегчением выдыхает Цзинь Гуанъяо, заметно успокаиваясь.
— Самое большее, что ему светит — фонарь на недельку... — кривится Сюэ с недовольством. Будь там что посерьезнее, даос бы орал, а не прижимал белую ладошку к лицу, раскрывши рот... А раз молчал, стало быть — легко отделался. — И что за чушь ты городишь: если уж глаза нет, сколько обратно ни пихай — не приживется!
— Радуйся, что нам не придется это проверять, — цедит Цзинь Гуанъяо. — Иначе ради справедливости я бы настоял на использовании твоих глаз.
От услышанного у Сюэ Яна аж дыхание перехватывает. Не то чтобы он сильно верит в подобные угрозы, но с таким человеком, как хитрый сынок главы Цзинь, никогда нельзя быть ни в чем уверенным, кроме того, что его следует опасаться при любом раскладе. На всякий случай Сюэ Ян отодвигается подальше по вышитой тахте, на которую его насильно усадили — «Пошел вон с моей кровати, Ченмэй!» — и восклицает:
— Ты на чьей вообще стороне?
Сюэ Ян чуть ли не впервые в жизни готов признать, что в произошедшем есть крохотная частичка его вины. Он же сам предложил Сяо Синчэню утворить все, что в голову придет, только кто же мог подумать, что тому прищемит щедро поделиться своими слюнями?! Кстати, было очень сладко, будто дурацкий даос до того сам сжевал десяток конфет... Но это совсем не повод его оправдывать!
— Я на стороне Ланьлин Цзинь, — жеманно отзывается друг. — Сяо Синчэнь опозорился не меньше тебя из-за своей якобы допущенной ошибки, но публично ее признал, и потому снова считается весьма уважаемой и достойной персоной в глазах заклинательской общественности. И потому, если ты нанесешь ему непоправимый вред уже после разрешения вашего конфликта, это ляжет тенью на весь наш Орден, чего я допустить не могу.
— Это он мне чуть не нанес непоправимый вред! — огрызается Сюэ Ян, ни капли не впечатленный сложными политическими заморочками. — Я мог чести лишиться, между прочим! — напоминает он, добавляя в голос жалостливые и вместе с тем гневные нотки.
— Ченмэй, я поверить не могу, что тот, кто не колеблясь отправил на тот свет целый клан заклинателей, из-за одного жалкого поцелуя рыдает, как опороченная пьяной толпой девица, — пренебрежительно цокает языком Яо, и прежде чем собеседник успевает возразить, добавляет: — Не понимаю, почему ты остался недоволен, если все условия были выполнены.
— Какие еще условия? — настороженно интересуется Сюэ Ян. Он о чем-то не в курсе? И ничего он не рыдает! Так, покрикивает разве что...
— Не ты ли перед судом готов был отдаться за прогулку по саду с конфетами, стихами и цветами? И что мы имеем? Тебя выгуляли, накормили, лирикой порадовали... От цветов, впрочем, ты отказался, но спишем это на спешку. Так чего ты нос кривишь, Ченмэй? — закончив перечислять, Цзинь Гуанъяо награждает Сюэ Яна пытливым насмешливым взором.
И тут становится все ясно, как белый день. Какое предательство! И от кого? От самого близкого — нет, единственного близкого! — человека. Так вот о чем толковал этот мальчишка-слуга, когда вещал о том, что вечер будет устроен по высшему уровню!
— Так это ты впарил Сяо Синчэню эту дичь? — осеняет Сюэ Яна. Он чувствует себя еще несчастней, чем несколько дней назад. — Уговорил его начать ко мне лезть, чтобы проучить меня за то, что я чуток облажался с этими вонючими Чанами?
Настоящий цзиньско-даосский сговор! Само собой, Яо-мэй не мог всерьез воспринять дурацкую браваду пленника с прищемленным хвостом, но принял к сведению, чтобы позднее воспользоваться самым гнусным образом. Обиделся-таки на что-то! Так сильно, что впутал в свои игры еще и Сяо Синчэня, и без того одураченного сверх меры. И еще сидит тут теперь, растягивает губы в лисьей ухмылочке — даже не собирается отпираться!
— Милый друг, не надо делать такое грустное лицо. Я всего лишь ему намекнул, что именно тебе придется по душе, а к остальному я не имею никакого отношения, — поднимает перед собой руки Цзинь Гуанъяо. На кончике его указательного пальца красуется чернильное пятнышко — когда его побеспокоили, он вовсю выводил очередные скучные письмена. — Не привлекай ты Сяо Синчэня в должной мере, он бы меня ни о чем и спрашивать не стал. Так что можешь не беспокоиться: притязания на твою персону были более чем искренние и без всякого принуждения с моей стороны!
— Ага, шикарно... — бормочет Сюэ Ян, перебирая в пальцах уже порядком истрепанный кулек с прихваченными с незадавшейся прогулки конфетами. Он размышляет несколько мгновений, поражаясь способности друга найти нужные слова, дабы успокоить, а затем вновь взрывается, обнаружив подвох: — Да не из-за того я злюсь! Плевать я хотел, науськал ты этого даоса на мою задницу или он в самом деле на меня слюни пускать начал! Когда он вообще умудрился?.. Все, что до того я от него видал — это морды постные да обвинения водопадом, а тут нате вам! Приехали!
Недоверчиво-ехидно приподнятая бровь Яо весьма неоднозначна, однако многозначительна. В его голове сейчас разом витает огромный ком мыслей, и он выбирает, какую из них сейчас выгоднее озвучить, чтобы увести разговор в нужное ему русло — подальше от собственных коварных грешков. В этом он непревзойденный мастер своего дела!
— Думаю, твои нагие прелести, несмотря на то, что мой папенька их освистал, покорили даосское сердце, — наконец отвечает он.
— Скорее уж не сердце... — фыркает Сюэ Ян, находя в словах друга нечто логическое.
Если до того он больше выдумывал, что все только и мечтают, как завалить его в ближайший куст (обозвать врага мерзким развратником — дело святое!), то теперь это стало походить на правду. Не от стыда за то, что чуть не отправил Сюэ Яна на казнь, так краснел и сопел Сяо Синчэнь! И обрели смысл все эти его странные фразочки о том, что покажет себя достойным, чтобы еще раз поглядеть на то, что скрыто одеждой...
Нужно было воспользоваться советом Яо и попросить дать оценку увиденному! Раз Сяо Синчэнь так вдохновился, точно бы гадостей не наговорил... Да только ж он не спереди глядел, а сзади! Может, вернуться, снять штаны и показать? Второй глаз у распутного даоса полностью дееспособен, так что... Помилуй тьма, ну и ерунда в голову лезет — бежать трясти своим добром перед каким-то извращенцем, к тому же мужиком! Срочно прекратить об этом думать!
— А-Ян, неужели тебе совсем-совсем не понравилось? — тем временем любопытствует Цзинь Гуанъяо, откидываясь на спинку тахты и подбирая под себя ноги, что сразу ему придает на редкость доверительный вид. Какой-то... уютный, что ли. Ни дать ни взять — вылитая подружка, жаждущая выяснить все пикантные подробности, а после надавать кучу советов.
— То, что меня не стошнило — это не значит, что я был в восторге! — категорично буркает Сюэ Ян, складывая на груди руки.
Его не вывернуло лишь из-за той самой сладости — о которой он никому в жизни не расскажет, — но в остальном... Сравнить, увы, не с чем, ибо девицы не спешили одаривать Сюэ Яна поцелуями, а со шлюхами миловаться — себя не уважать! Ну в целом да, было не противно, скорей просто странно и необычно, занятно даже в некотором роде. И тем не менее, за хорошую вещь в глаз не дают! Так что какие сомнения могут быть у Яо на этот счет?
— Ладно, как знаешь, — вздыхает тот после недолгих раздумий. — Раз уж ты не заинтересован, то самым верным будет сообщить Сяо Синчэню, что мы приносим взаимные извинения за возникшее недопонимание и отослать его отсюда наконец куда подальше. У меня есть человек, который отлично справится с этой задачей и заодно его утешит...
— Ты это про кого? — щурится Сюэ Ян, испытывая необъяснимое дурное предчувствие. А казалось бы, все отлично складывается: даосу дадут пинка под зад, и конец истории!
— Отправлю к нему Мо Сюаньюя. Они примерно на одном уровне блаженности, так что сумеют договориться без лишних склок.
Поспорить с этим утверждением никак нельзя, равно как и не возопить:
— Что!? С этим рукавом обрезанным? Как он его там утешать будет, по-твоему?
— А какое тебе дело? — приподнимает уголок губ Цзинь Гуанъяо. — Даже если беседа выйдет за рамки дружеской вежливости, то тебя это касаться не будет. Главное — итог.
— Дружеской? Они же даже не знакомы!
— Отнюдь, — криво усмехается Яо на замечание Сюэ Яна, — они отлично поладили за то время, пока ты имел удовольствие три дня страдать, заперевшись в покоях, как капризная девица. А ты что, думал, я твоего даоса самолично тут развлекал все это время? У меня дел по горло и без твоих сердечных тягот!
— Они не сердечные! — рявкает Сюэ Ян, не разумея, отчего он разозлился еще сильнее. Наверное, из-за того, что кое-кто слишком легко заводит друзей. Сун Ланя мало, что ли?
— Тебе виднее, — закатывает глаза Цзинь Гуанъяо. — Так или иначе, это идеальное решение проблемы для нас всех. А если уж А-Юй урвет себе кусочек даосской плоти как награду за старания и об этом все узнают, то это будет забавно, не находишь?
— Чего тут будет забавного? — хмурится Сюэ Ян. Он, кажется, снова потерял нить разговора! Его водят кругами, как опоенного прокисшим вином осла, честное слово! Что к чему?
— Так замарать честь почтенного заклинателя, столь славящегося своей праведностью — дорогого стоит, знаешь ли. От бедолаги Мо и так все шарахаются, а тут и вовсе бояться начнут, ведь кто знает, кто падет его следующей жертвой?.. — Яо поджимает губы, будто осуждая, и делает вид, что совсем не замечает исказившегося от тяжких размышлений лица Сюэ Яна.
А тому есть над чем пораскинуть мозгами! Ушлый Цзинь только что подкинул просто потрясающий план по восстановлению хотя бы толики былой дурной славы ужасающего приглашенного ученика. Ладно, не настолько уж и потрясающий, но... Лучше, чем ничего. Резать ублюдков ему запрещено, а вот остальное... Сами будут виноваты!
— Держи своего полудурочного любителя нефритовых стержней от моей добычи подальше, — решительно заявляет Сюэ Ян, хорошенько взвесив все за и против. — Отправь к Сяо Синчэню какую-нибудь девицу пострашней, чтобы справилась за его глаз и передала, что я с ним завтра сам побеседую. Пускай не убегает.
— И с чего ты так резко поменял свое мнение? Что ж, не буду спорить, — с деланным недоумением усмехается Яо, даже не возражая, что его подопечный так сильно обнаглел, что вздумал ему раздавать приказы. Он встает с места, расправляя складки на подоле и радушно предлагает: — Можешь на ночь остаться здесь, ни к чему тебе лишний раз мелькать на виду у всех.
— Не боишься, что разговоры пойдут? — Сюэ Ян склоняет голову на бок.
В ответ Цзинь Гуанъяо лишь хитро улыбается: мол, пусть только кто-то попробует обо мне молоть языком — сам о себе столько нового узнает, что слез не хватит отмываться! Действительно, с таким лучше никому не связываться.
Этой ночью Сюэ Ян засыпает под убаюкивающий шелест бумаги, впервые за несколько мучительных дней испытывая трепетное предвкушение в ожидании следующего дня.