Эхо | СюэСяо

Насквозь. 10

Сюэ Ян издает невнятный всхрип, а затем заходится в каком-то булькающем подобии смеха. Вдоволь нахохотавшись, он наконец вкрадчивым тоном интересуется:
— Ты всерьез хочешь, чтобы покойник придумывал тебе план на жизнь?
— Не мне, а нам, — недрогнувшим голосом поправляет его Сяо Синчэнь, крепко сжимая чужие пальцы, пускай те и не шелохнутся, даже если их расплющить. — Я бы пошел разыскивать А-Цин, но уверен, что ты не согласишься.
— Само собой, не соглашусь! — горячечно восклицает Сюэ Ян, ощутимо дергаясь, ну вырываться не спешит. — Нахер мне не сдалась эта паскудная соплячка — я был вынужден ее терпеть при жизни, но дохляком точно не собираюсь!
Сяо Синчэню просится на язык замечание, кто кое-кто совсем недавно уверял, что делает только то, что ему нравится, но он предпочитает обойтись без столь грубой шпильки. Впрочем, это не останавливает его от вполне, на его мнение, резонного:
— Относись ты к ней лучше, она бы тоже рано или поздно пошла тебе навстречу, и у вас не было бы разногласий.
— Заняться мне будто нечем было, — в голосе Сюэ Яна сквозит раздражение. — Почему это я должен был ее умасливать, а не она меня? Пока человек мне не скажет, что я ему по душе, он для меня будет считаться куском дерьма. А вот если он придет ко мне первым, то... — он многозначительно замолкает.
— Что ж, это многое объясняет, — неслышно усмехается себе под нос Сяо Синчэнь.
Он сам, в отличие от всех остальных вокруг — и, может быть, Цзинь Гуанъяо, — когда-то сделал первый шаг и в награду получил Сюэ Яна со всеми потрохами. Ну, уже без потрохов.
— Да и зачем тебе вообще сдалась эта поганая шмакодявка? — с вызовом любопытствует Сюэ Ян, с каждым словом наседая все больше: — Не затем ли ты ее прогнал, чтобы она не якшалась с убийцей? Что-то успело измениться за пару дней, а я пропустил? Или ты думаешь, что вы с ней миленько поворкуете и все вернется в прежнее русло? «Моя дорогая Слепышка, я тут случайно по блажи прикончил нашего юного друга, но потом оживил, так что прошу любить и жаловать!», — пискляво передразнивает он и торопливо, чтобы успеть все выплеснуть, продолжает: — А Цзыченя своего вонючего куда денешь? Он-то точно рассусоливать не будет — сначала меня на корм собакам пустит, а потом и тебя в ближайший Орден на суд затащит, и радуйся, если это окажется не Цзянское гнездилище, там с таких как ты три шкуры снимают... Нет, если тебе конечно очень щемит побежать их искать, то я ж не держу — беги на здоровье, а я вот своей дорогой пойду, в обратную от тебя сторону. У одинокого лютого мертвеца с мечом предостаточно дел и без тебя найдется, уж поверь! Я ведь уже тебе говорил: выбирай — или она или я, а ты снова...
— А-Ян, остановись, — обрывает его Сяо Синчэнь, чувствуя нарастающую головную боль от этого бесконечного трепа. Если честно, ему гораздо сильнее хотелось повысить голос и велеть заткнуться, но воспоминания о том, к чему приводит собственная несдержанность еще свежи. А еще у него нет ни малейшего желания лезть в бутылку и отвечать на каждый провокационный вопрос, поэтому он миролюбиво говорит: — Я прекрасно понимаю, что мы больше не сможем жить по-старому, потому и спросил твоего мнения.
Похоже, Сюэ Ян порядком удивлен столь скудной реакцией на свою яростную тираду. Его рука дергается и настороженно замирает, словно он все еще ждет развития пустопорожнего спора, однако не дождавшись, надменно тянет:
— Понятненько. Даосы и их неуемное желание скинуть ответственность на других.
Сяо Синчэнь готов на себя взять полную ответственность за отвешенную Сюэ Яну затрещину, на которую он изо всех сил напрашивается. Не то чтобы в этом есть какой-то смысл, но это всяко лучше, чем звать Цзянцзай для отведения души. А тот, судя по подозрительному шуму из спальни, совсем не против разрешить ситуацию... Пожалуй, в будущем стоит как-то донести ему мысль, что не стоит рваться воплощать в жизнь все мимолетные желания нового хозяина, иначе велик шанс сойти с ума вместе с ним в рекордно короткие сроки.
— Эй-эй, даочжан, ты давай потише! Уж и пошутить с тобой больше нельзя... Я же так, не всерьез, — Сюэ Ян мигом улавливает грозящую ему опасность в мрачной улыбке собеседника, потому его тон становится слаще некуда.
Несмотря на витающую в воздухе тревогу, отсесть или хотя бы высвободиться он не пытается, а наоборот, придвигается ближе по крышке гроба. Волосы щекотно проходятся по все еще голому плечу Сяо Синчэня, — так и не удосужившегося спросить о своем ханьфу, — когда Сюэ Ян кладет туда голову, небезосновательно полагая, что все еще имеет на это полное право.
— В одном ты прав, оставаться здесь нельзя, — задумчиво говорит он и в ответ на поощрительное хмыканье поясняет: — Не шибко жажду местным объяснять, с какого хрена у меня морда серой стала и гнилью за десяток чжанов несет — засмеют, что собственный же муженек на тот свет отправил...
— От тебя не пахнет ничем... таким, — в некотором замешательстве выдавливает из себя Сяо Синчэнь, ощущая как краска заливает его лицо от шеи до лба и искренне надеясь, что это останется незамеченным.
И ведь каждый раз, когда он думает, что Сюэ Ян уже не способен его каким-либо образом смутить, тот находит новый способ это сделать! До сегодняшнего дня как-то ни разу толком не всплывала тема, как называется то, что между ними происходит. Сам Сяо Синчэнь для себя это обозначал достаточно обтекаемым «спутники на пути самосовершенствования», а вот у Сюэ Яна, похоже, на этот счет сложилось иное мнение... Может, такому как он, никаких храмов с поклонами не нужно, чтобы считать кого-то своим супругом — одной крыши над головой и общей постели уже достаточно.
А может, Сюэ Ян шутки ради назвал Сяо Синчэня сим доселе неслыханным словом, чтобы вновь ввести в смятение и всласть потешиться. В конце концов, кто бы его за что мог засмеять, если горожане если и подозревали непристойное за заклинателями, живущими в похоронном доме, то доказательств у них никаких не было. Будь у них что-то в запасе, то Сун Цзычень после опроса местных был бы на порядок пристрастнее к старому другу.
— Ну значит, скоро точно завоняюсь от скуки, если тут останемся, — как ни в чем не бывало заявляет Сюэ Ян, похоже, и впрямь не уловив внутренних метаний Сяо Синчэня относительно того, считается ли тот в таком случае вдовцом или же не совсем. — Твоими стараниями мне уже ни спать, ни жрать нужно — и куда мне себя девать денно и нощно? Не в кладовой же прятаться...
Его слова определенно имеют смысл. Сюэ Яну лучше не позволять тосковать для всеобщей же безопасности, а из-за того, что ныне у него слишком много свободного времени, которое он прежде тратил на свои любимые занятия... Риск получить взбесившегося лютого мертвеца, которому приспичило развеяться за счет невинных жизней, слишком высок.
Сяо Синчэнь коротко кивает, безмолвно соглашаясь с предложенным планом. Отправиться в путь, вернувшись к бытию бродячего заклинателя — только уже не в компании добродетельного соратника, а крайне болтливого покойника — не самый плохой вариант. И кто знает, вдруг в дороге им повстречаются А-Цин с Цзыченем? Хочется хотя бы просто убедиться, что с ними все в порядке (и что друг не покинул юную деву на произвол судьбы), большего никто и не смеет просить... О воссоединении и впрямь не может идти и речи, ведь едва ли даже за сотню лет найдутся верные слова, чтобы достойно объясниться.
— Вот и чудненько, — преувеличенно бодро говорит Сюэ Ян. — Пойду прикину, что из нашего барахла может пригодиться...
— Не торопись, — останавливает его Сяо Синчэнь, не давая вскочить и ринуться навстречу бурной деятельности, и мягко произносит: — Ни к чему пока так лететь, верно?
— Звучит так, будто у тебя есть какая-то идея, которую ты никак не можешь решиться выпростать.
Сюэ Ян, как всегда прозорлив. Однако скорее уж не идея, а навязчивая мысль, давно требующая выхода наружу из уст не шибко решительного хозяина, бесконечно выжидающего подходящего момента.
— Что ж... — вздыхает Сяо Синчэнь, собирая воедино витающее в воздухе напряжение, чтобы обратить его в слова. — Сложно найти для тебя достойное развлечение на замену сну или пище, но кое-что я в силах предложить, и если ты не против, то можно было бы... — он запинается в легком раздражении на себя из-за того, что не способен обойтись без пустопорожних вежливых витиеватостей.
Поэтому вместо того, чтобы и дальше бродить вокруг да около, он подается вперед, прижимаясь к холодным недвижным губам Сюэ Яна своими. Более доходчиво донести свои намерения он не сумеет — ровно так же он поступил два с лишним года назад и получил награду, превосходящую все самые смелые ожидания. Сейчас все иначе: Сюэ Ян не отталкивает, но и не отвечает, просто позволяет себя целовать.
— Забудь, — безэмоционально бросает Сяо Синчэнь, отстранившись. На что он надеялся? Что скабрезная бравада и пылкие признания мертвеца несут под собой какую-то почву? Да на кой ему что-то уже нужно — много ли радости в поцелуях для того, кто ничего не чувствует? Настоящая, отчаянная в своем безумии глупость, как она есть.
— Еще чего! — громко фыркает Сюэ Ян, в его голосе проскальзывает смешок, когда он игриво пихает локтем поникшего собеседника. — Разве можно забыть про то, как даос к трупу взялся домогаться?
Сяо Синчэнь буквально кожей ощущает его насмешку, и как никогда четко себе представляет, как тот глядит исподлобья с затаенной настороженностью, готовый броситься плеваться ядом в любой момент. Именно таким был Сюэ Ян в туманном загробном мире, и воспоминания о его нахальном поведении там подталкивает Сяо Синчэня едва ли не огрызнуться:
— Этот труп недавно чуть ли не рыдал, умоляя разрешить ему меня ублажить напоследок! И мне показалось, что он бы мог быть не против продолжить.
Сюэ Ян издает уважительный присвист, полный театральщины, прежде чем ехидно интересуется:
— А не противно будет? Ты, помнится, очень возмущался, что я к тебе свои поганые руки тянуть посмел! Мне твоя жалость даром не нужна, — заканчивает он уже без всякого веселья.
— Нет, не противно, и жалость тут не при чем. Только мои низменные желания, — Сяо Синчэнь с болезненной обреченностью приподнимает уголок губ.
Его отвращение к мертвой сущности Сюэ Яна, родившееся в момент скрепления договора для частичного Подношения — или как это называлось? — почти мгновенно испустило последний дух, даже как следует не потрепыхавшись для приличия в мучительных корчах. И за это даже как-то совсем не стыдно, на самом деле — темного заклинателя не должна волновать собственная порочность.
— Ну как же тут отказаться после такого волнующего откровения! — Сюэ Ян хрипло усмехается и движется навстречу, обхватывая голову Сяо Синчэня, будто стремясь удержать внутри нее пришедшиеся ему по нраву думы, и тянет за собой, вытягиваясь на крышке гроба.
Сяо Синчэнь шумно вздыхает от холодных скользящих прикосновений и больше не вздрагивает, замирая в оцепенении, а прочерчивает себе касаниями давно знакомый и вместе с тем отчасти новый путь. Под ладонью больше не бьется сердце, зато появилась парочка идеально гладких, чуть выпуклых следов на месте разрезов. Губы у Сюэ Яна навсегда останутся сухими и твердыми, а вот зубы не утратили своей остроты, и когда они сжимаются на сгибе между плечом и шеей, Сяо Синчэнь одобрительно стонет. Но вслед за этим на него накатывает разочарование — едва ли когда-нибудь ему светит услышать нечто подобное в ответ. Разве что притворное, а притворство ему больше не нужно, на всю жизнь вперед хватило.
— Можно ли сделать так, чтобы ты тоже что-нибудь чувствовал? — косноязычно спрашивает Сяо Синчэнь, с заметным сожалением перехватывая чужую руку, уже распустившую тесемки на его нательных штанах.
Да, ему безусловно приятно — очень приятно! — но в том, что он не может сам подарить удовольствие есть нечто крайне нечестное. Да, жажда справедливости от него еще не окончательно сбежала! И дело вовсе не в том, что он всегда наслаждался реакцией на свои ласки чуть ли не сильнее, чем когда их получал... Ну может, самую капельку.
— И что ты предлагаешь? — с недовольством отзывается Сюэ Ян, тем не менее, послушно прекращая.
— Не знаю, — сокрушенно отвечает Сяо Синчэнь сиплым голосом и смущенно бормочет: — Я надеялся, что на этот случай имеется какая-нибудь техника... Или у тебя получится ее придумать, ты же такой... У тебя сотни тысяч затей! Может, я смогу как-то поделиться с тобой своими ощущениями, например...
— Хочешь отдать мне свой живой член взамен моего, который теперь разве что палочкой подпирать, что ли? — вопрошает Сюэ Ян, не скрывая своего недоверия к предложению.
— Что?.. — переспрашивает его Сяо Синчэнь, с превеликим трудом избавляясь от мгновенно всплывшей перед мысленным взором картины дивной конструкции, излишне яркой для того, кто ни разу вживую не видел ничьих достоинств, кроме своих. И лишь после этого до него доходит смысл заданного вопроса, на который следует категоричный ответ: — Нет, я больше не хочу лишать себя никаких частей, и я уверен, что это не сработает, если уж на то пошло. Прости меня за недостаточную жертвенность.
Конечно же Сюэ Ян не простит его за то, что оказался не столь ценным, чтобы ради него рвать себя на части, в отличие от Сун Цзыченя, и закономерно может за это упрекнуть — устроить настоящий ураган из обиды и гнева, если точнее, — однако этого не происходит.
— Отрадно видеть, что ты наконец-то начал думать в первую очередь о себе, даочжан, — хмыкает Сюэ Ян, поощрительно похлопывая опешившего Сяо Синчэня по щеке, будто бы говоря «Я тобой горжусь, как собой!».
— И это не делает мне чести, — передергивая плечами, шепчет тот, пристыженный столь непредсказуемым ответом.
— Почти все приятные вещи в этом мире не делают нам чести, — философски замечает Сюэ Ян, продолжая легонько оглаживать пылающую от румянца кожу, и это вопреки здравому смыслу действует самым успокаивающим образом.
— Пожалуй, ты прав.
— Что? Никаких споров и самоуничижения? — с неподдельным удивлением уточняет Сюэ Ян. — Даочжан, ты меня поражаешь все сильнее.
— Боюсь, чаша с моими прегрешениями уже переполнилась настолько, что если я обвиню себя в чем-нибудь еще, то мне придется вернуться к мыслям о том, что лучшим выходом будет себя убить, чтобы небо не развезлось оттого, насколько я омерзителен, — кристально честно признается Сяо Синчэнь, поджимая искусанные губы.
Ох, он все-таки осмелился сознаться в том, что невероятно устал себя глодать каждый миг своего существования. И небо даже не разверзлось, ха! Это случайно не то самое освобождение от чувства вины, которое ему обещал Сюэ Ян? А тот же, неразборчиво что-то прошипев, рявкает:
— Тьфу, никогда не слышал более даосской херни, чем ты сейчас выдал! Впредь избавь меня от нее, уж будь любезен! — А после, даже не дав толком растеряться от столь резкой и беспричинной смены настроения, принимается рассуждать: — Наверняка что-нибудь придумать можно. Пока не знаю как и сколько это займет времени... Придется много экспериментировать, учти. А если... То есть когда у нас получится... Ох, ты бы знал, как мне хочется ощутить вкус конфет, что ты мне носил — так что ты их вместо меня будешь горстями наворачивать, чтобы я хорошенько распробовал, понял? — сурово спрашивает он, подводя итог своей речи, которую Сяо Синчэнь не смел перебить, затаив дыхание. И затем, резко дернув его на себя, мурлыкающе шепчет ему на ухо: — И... ты намереваешься ждать, пока я что-то соображу, или мы закончим начатое?

— Знаешь, я бы тоже не удержался, — задумчиво произносит Сюэ Ян, нарушая размеренную тишину, царящую с момента, как на рассвете были пройдены ворота города И, чтобы больше туда не возвращаться.
— Ты о чем? — с некоторой опаской спрашивает идущий рядом с ним Сяо Синчэнь, не особо желая гадать, какой же из вариантов окажется верным. Слишком уж их много на выбор.
— О твоих извращенных забавах с трупами, — более чем охотно делится Сюэ Ян, явно наслаждаясь своей очередной шпилькой в адрес спутника. — Помри вдруг ты, я бы на тебя обязательно накинулся, даже если бы ты не восстал. Особенно, если бы ты не восстал.
Сяо Синчэнь сбивается, спотыкаясь, и встает как вкопанный прямо посреди пыльного тракта. Из его легких словно вышибло весь воздух, а крупная дрожь, охватившая его руки, столь сильна, что вдруг вырасти сейчас из ниоткуда ватага темных тварей, у него не будет ни единого шанса даже выхватить висящий за спиной Цзянцзай, не то что удержать рукоять в твердой хватке.
Однако Сяо Синчэнь при этом совершенно спокоен за себя и свое будущее, ведь если он вновь способен смеяться над шутками Сюэ Яна, значит — все наладится. Поэтому, наконец разгибаясь от душащего его хохота, он поправляет сбившуюся повязку на глазах и выстанывает:
— Ты абсолютно ужасен, А-Ян.
— Ну за это ты меня и полюбил, даочжан.
Сяо Синчэнь улыбается, не возражая. Лишь мысленно добавляет: «И за это же также пронзил насквозь мечом и после воскресил, бесповоротно встав на Темный путь», — и дальше шагает по пыльной дороге.

---

Возможно, финал вышел немного скомканным, ибо хотелось впихнуть сюда все неиспользованные ранее мысли, но... Мне все равно нравится то, что я сделал.
Весь фик для меня был очень странным сюжетный экспериментом, и надеюсь, он вас хотя бы позабавил. Всем спасибо!

Далее будут главы "Разоблачения", ранее скрытого из-за сбившегося графика публикации. Я его тоже рано или поздно допишу, а пока можете почитать начало, если еще не читали.