Ну все, так и закончатся мои приключения в 2003...
Про себя вздохнула ты, глядя как грубая рука приближается к твоему лицу. Все будто в замедленной съемке, но при этом нет сил пошевелиться, словно все тело превратилось в один сплошной каменный монолит и не может сдвинуться с места.
Страшно, ужасно страшно. Но одновременно с этим такое ощущения правильности поступка......
Ты уже ни на что не надеялась, молча глядя как рука становиться все ближе и ближе. Внутри все будто похолодело и, кажется, опустилось.
Он меня убьет....
А нет, есть Бог на белом свете!
За большую грубую руку, схватилась не менее огромная и сильная. Горшок яростный и злой, с лохматой башкой и сверкающими от гнева глазами...
Красивый...
Подумала ты, восторженно разглядывая мужчину. Миша тем временем дернул его на себя, крепко перехватив рукой у горла.
Казалось, в таком состоянии он мог не то что отца родного укокошить, но и горы свернуть. Не сколько он был зол и свиреп, сколько был крепко расстроен. В нем говорили чувства обиды, непонимания, отчаяния. Именно эти эмоции заставили его наброситься на отца с кулаками. А тот был уже в такой степени опьянения, что казалось не понимал, кто окружающие его люди, и что они тут делают.
Горшок, чуть ли не рыча, сжал горло отца между предплечьем и плечом. Юрий Михалыч заметно покраснел, и стал что то хрипеть, нелепо размахивая руками.
ТИ: Хватит, Мишенька...
Простонала Татьяна Ивановна, спеша к сыну.
Л: Мих, заканчивай.
Лешка наконец поднялся с пола, и тоже подошел к брату.
Но Миха не остановился. Он только крепче сжал руку и зубы, поворачиваясь спиной к присутствующим. Ему хотелось выжать все из этого человека. Все те мерзкие слова, все ту нелюбовь, всю ненависть, которой этот человек всю свою жизнь травил себя окружающих. Всю голову будто заполонил черный туман :
добить, добить, добить. Он был уже на грани последнего шага.
Т/и: СТОЙ!!!
Снова твой крик останавливает действие. У Горшка автоматически
опускаются руки и Юрий Михайлович без сознание валится на пол. Миха, тяжело дыша отступает назад, с отвращением поглядывая на полуживого отца.
Татьяна Ивановна с хриплым стоном опусается на колени перед мужем, обильно рыдая ему в грудь. Леха садится рядом, слегка отодвигая мать.
