Птица в клетке (Эклипсис #2)

Глава 2.1

«Долгие проводы — долгие слезы». Кавалер Ахайре вспоминал холодные нефритовые глаза своего сына и думал, что был бы совсем не против, если бы они хоть слегка увлажнились слезами.

Впрочем, когда он сам вот так же стоял в гавани Трианесса, — целую жизнь назад! — провожая отца все в тот же таинственный Иршаван, его глаза были мокры вовсе не от предстоящей разлуки. Юный кавалер Ахайре отчаянно, до слез завидовал. Ему хотелось выйти с отцом в открытое море, быть его правой рукой, а когда железного кавалера Руатту свалит, ну, к примеру, жестокая лихорадка, то именно Альва возьмет на себя командование кораблем и проведет его сквозь бурлящий котел Пояса бурь, и именно Альва первым ступит на берег таинственного Иршавана, и его будут там ждать прекрасные чародейки, воительницы, драконы, пираты, варвары и прочая экзотика.

О, если б он тогда знал, что за судьба ждет его отца, он был точно умер от зависти — или пробрался бы на борт корабля и спрятался в трюме... Но к тому времени, как кавалер Ахайре обрел упомянутое знание, завидовать уже было нечему: ему самому экзотических приключений хватило выше крыши — и варваров, и воительниц, и прекрасных чародеек, и того, чего, согласно легендам, в Иршаване не было (оборотней, например). Но тогда, в двенадцать лет, он грезил о дальних странах, как все подростки; и мечты о пустынях Арислана, джунглях Джинджарата, фиордах Белг Мейтарн, вершинах Хаэлгиры бледнели и меркли перед мечтой о Западном крае, откуда еще никто не возвращался.

Потрясением было узнать, что отец не собирается брать его с собой. Альва опустился до того, чтобы умолять, даже зная, что это бесполезно, потому что кавалер Руатта принимает решение раз и навсегда, и воздействовать на него невозможно. Он был ребенком, когда между родителями впервые зашла речь о путешествии, но прекрасно понял, что мать была категорически против. Они стали ссориться; леди Майвен сходила к завтраку с покрасневшими глазами, и Альва знал, что она опять рыдала всю ночь в своей спальне. Кавалер Руатта уехал из замка за месяц до назначенной даты, присмотреть за подготовкой, и леди Майвен страшно кричала на него накануне вечером, так что даже отдельные слова можно было разобрать через дверь, отрывочные и бессмысленные для Альвы тогда, как например, это:

— Пятьдесят миль тебе мало между вами, тебе хочется пять тысяч положить и еще Пояс бурь впридачу?

Только через много лет кавалер Ахайре понял, что она имела в виду. Вернее, кого. Государева супруга к тому времени уже умерла, и наверное, им стало труднее прикидываться, будто расстались они ради радостей семейной жизни, и труднее противостоять искушению вернуть все, как было. А может быть, дело вовсе не в этом, и нынешний циничный кавалер Ахайре, которому сравнялось столько лет, сколько у него язык не поворачивался назвать, сказал бы так: «Рудра захотел больше, чем трахать короля, — самому стать королем». Конечно, королевский титул как таковой Рудре даром не сдался; ему просто было тесно в Пандее, нигде здесь он не мог бы добиться большего, чем уже добился, и даже магическая карьера была весьма сомнительна, коль скоро у него даже спонтанной инициации не случилось. При всем уважении к Дэм Таллиан, перспектива долгих лет обучения под ее чутким руководством наверняка так же не вызывала энтузиазма у отца, как и у сына. И куда ему было себя приложить? Он же собственными руками разгромил морских пиратов Белг Мейтарн и племена Дикой степи, так что они начали поднимать голову только лет через двадцать.

Худшим кошмаром Альвы Ахайре было: он попадает в Иршаван, находит отца, и тот отказывается ехать с ним. И что тогда? Возвращаться без него — или вязать и тащить на корабль? Изначально бессмысленное предприятие. Может, вместо того, чтобы разыскивать отца на краю света, надо было потратить время на сына? Узнать его лучше, следить, как он растет, заниматься его воспитанием... впрочем, всегда казалось, что уж ему-то нечему научить свое дитя наполовину эльфийской крови.

Наверное, это было правильно. Оставить его расти на свободе и подождать, покуда он сам не заскучает, не захочет найти его и сказать: отец, я вырос, я стал равным тебе, пришла пора нам узнать друг друга. Так он собирался сказать кавалеру Руатте.

Но что ответит ему отец?

Сейчас, в открытом море, на колеблющейся под ногами палубе корабля, кавалер Ахайре ощущал себя не одним человеком, а звеном в цепи поколений. Его отец и его сын незримо присутствовали рядом, и оба были чужаками, равно незнакомыми ему, без которых он прожил большую часть своей жизни.