Диаспора.Мафия.

Позволит ли он стать тебе такой?

– Не переживай так, – произнесла Ноэль, и я заглянула в ее фиалковые глаза. Какой красивый цвет. Молодая Ноэль наверняка была чертовски красивой женщиной. С годами мелкие морщинки покрыли ее лицо, но они и придали ей новый шарм – шарм взрослой женщины.
Судя по всему, она знала всё о всех, Найт делился с ней информацией. Если муж рассказывает своей жене все, значит, он ей доверяет и любит. О таком муже можно только мечтать. Ричард молодец. Я сразу поняла, что под маской весельчака и хитрого лиса скрывается добрая натура.
– У вас есть дети, Ноэль?
Почему-то мне захотелось познакомиться с их детьми, ведь они наверняка моего возраста и, скорее всего, такие же милые, как и родители. Но Ноэль сжала губы в тонкую полоску, а в глазах появилась грусть. Я заметила ее и тут же возненавидела себя за бестактность.
– Мы с Ричардом женаты больше тридцати лет, но, к сожалению, детей так и не смогли родить.
Как это страшно. Я была убеждена, что никакие деньги мира не сравнятся с чувством материнства.
– Простите меня, я не хотела вас расстроить, – прошептала я.
– Ничего, девочка, откуда тебе было знать. Да и мы уже привыкли жить вдвоем и не делаем из этого трагедию, как раньше. Мы смирились с нашей участью. Видимо, Бог распорядился так, а не иначе.
Я вздохнула, мысленно жалея Найтов. Прожить жизнь и не оставить никого после себя... Бог жестоко распорядился.
– Вы знаете, кто я, так ведь? – ч посмотрела в сторону мужчин, осознавая, как сильно Том выделяется из толпы. Даже Найт был одет гораздо проще, хоть и в костюме. Видимо, Ноэль выдернула его с работы, заставляя пройтись с ней по магазинам.
– Да, Полина, я знаю, кто ты. И знаю, зачем Том взял тебя к себе, но вижу совсем другое.
Я тут же обернулась на ее слова, ожидая продолжения, и Ноэль улыбнулась, кивая в сторону Найта и Каулитца:
– Не всегда получается так, как ты задумал, чаще не получается совсем. Жизнь меняется так быстро, что ты не успеваешь под нее подстраиваться. Том взял тебя наемной убийцей, а станешь ли ты ей? Вот в чем вопрос.
– Стану, я уже ей являюсь.
– Тогда вопрос можно поставить иначе. – Ноэль внимательно смотрела на меня. – Позволит ли он тебе стать такой?
Я не понимала смысла ее слов. Как
Том может мне этого не позволить, если уже вложил столько времени в мою учебу? Я нужна ему. Нужна, как воздух! Том знал, что лучше меня он никого не найдет.
– Он уже позволил мне стать такой.
– Тогда еще вопрос, – засмеялась Ноэль. – Как тебе удалось привести сюда Тома Каулитца?
Я вспомнила слова, сказанные им перед уходом. Он не ходит за продуктами. Но со мной пошел. Почему?
– Я просто попросила, и он согласился.
Видимо, это было очень смешно, потому что Ноэль рассмеялась еще сильнее:
– Вот, Полина, все в жизни меняется. И ты не знаешь, что будет завтра. Хочу спросить тебя кое о чем... – Она перестала смеяться и посмотрела в сторону мужчин. – Смотря на Тома, что ты видишь?
Я взглянула на него, и сердце забилось сильнее. Что я вижу? Только его. И больше никого. Я поняла, к чему клонит Ноэль. Но расписывать яркими красками все то, что происходит внутри меня, не стала. Я просто прошептала:
– Я люблю его.
И стало легче. Я не могла больше терпеть это одна. Мне нужен был совет опытной женщины. Или нет! Не надо советов! Просто нужно было сказать эти три слова, иначе я скоро выкрикну их ему. Почувствовав на своем плече руку Ноэль, я тут же засмущалась.
– Я знаю.
– Знаете? Это так заметно? – я испуганно посмотрела на нее. Раз это увидела женщина, которая не умеет читать мысли, то... Он тоже это видит!
– Видно, Полина. Но не ему, не переживай. Ты же не замечаешь этого в нем?
– Не замечаю чего?
Я окончательно запуталась. Я отступила, увидев, как Ричард Найт и Том Каулитц возвращаются к нам. Но голос Ноэль заставил меня остановиться:
– Мы не видим того, что происходит рядом. Мы просто не хотим этого замечать.
– Вы наговорились, милые дамы? – кивнул Найт, и я натянула улыбку. Перевела взгляд на Тома, пытаясь разглядеть в нем то, чего не вижу. Но чего я не вижу? Как я могу увидеть то, чего не видно?
Каулитц улыбнулся мне, вглядываясь в мои зеленые глаза, видимо, пытался понять, почему я так пристально разглядываю его. А я все еще пыталась рассмотреть в нем то, чего не было видно.
– Боже! Идем, милая, мы тут уже никому не нужны, – вздохнул Найт и, проходя мимо меня, шепнул: – Нас тут нет.
Кто-то что-то сказал?.. Почему Том так смотрит? Ах да! Это же я начала первая. Что сделать, чтобы прекратить смотреть в его глаза?
– Что сказала тебе Ноэль, Полина? – поинтересовался Каулитц, прерывая наше молчаливое созерцание друг друга.
– У вас такие темные глаза, – прошептала я.
– Она так сказала?
– Нет. А что сказал вам Найт? Тема вашего убийства меня волнует сейчас больше, чем... – я замолчала на секунду, но потом продолжила: – Чем ваши глаза.
Том покатил тележку вперед, и я пошла за ним. Молчание. Он не собирается мне ничего рассказывать?
– Почему вы молчите? Я задала вам вопрос.
– Ты купила все, что хотела?
Уходит от ответа. До встречи с Ахмадом остается четыре дня, а он преспокойно молчит. Он готовил меня к этому дню, и что теперь? Он передумал?
Но он так же молча направлялся к кассе, и мне не оставалось ничего, кроме того, чтобы идти следом за ним.
– Почему у Найтов нет детей? Они такие милые, почему Бог лишил их права быть родителями?
Том резко остановился и взглянул на меня:
– Маленького Найта мир не пережил бы. – Он засмеялся, а я недовольно посмотрела на него. – Шучу. Не знаю
почему.
– Это так печально, – сказала я. – Мы живем ради того, чтобы оставить после себя свою кровь, а их династия закончится на них. И мне жаль Ноэль, она была бы хорошей матерью... Вот вы ради чего живете?
Мне показалось, что он слегка занервничал. А может, он понял, что не знает ответа на вопрос? Действительно, ради чего живет Том Каулитц? Чего хочет от жизни?
У него все есть: деньги, власть, женщины. Чего ему не хватает? К чему он стремится? Как много вопросов и ни одного его ответа. Том молчал, молчал, молчал... Мы уже вышли из магазина, а он по-прежнему не произнес ни слова. Я уже забыла о своем вопросе, думая о том, что сейчас снова останется одна в его квартире. Ко мне сразу вернулись мысли о Николасе. Где сейчас его тело? Нашли ли его? Том вообще ничего не рассказывает, он молчит обо всем, оставляя меня в неизвестности. А неизвестность пугала меня больше, чем правда и реальность.
– Сколько можно молчать? – не выдержала я, когда мы садились в машину. – Вы можете хоть слово мне сказать? Где покоится тот, кого я... убила?
Это слово далось мне тяжело, буквально застряло у меня в горле.
– Можешь не переживать, пусть покоится с миром. Надеюсь, его еще долго не найдут.
– Что вы сделали с телом?
– Закопали в лесу. Что еще с ним можно сделать?
Том говорил так, будто каждый день закапывал трупы. Ни капли жалости, ни капли человечности. Мне на секунду стало жаль Джона Стаффорда. Он не сможет найти сына и никогда не похоронит его по-человечески. Пусть сын и был настоящим ублюдком, но он его ребенок. Его кровь. Он вырастил его.
– У Стафа остался еще один сын?
бросил на меня недовольный взгляд:
– Младший. Никогда не видел его, даже имени не знаю. Не могу понять, за кого ты переживаешь: за себя, за Николаса Стаффорда или за Джона Стаффорда?
Я переживала за всех, и это чертовски раздражало.
– Перестань мучиться, Полина, ты защищала себя. Если бы ты не убила его, я убил бы его сам.
До дома добрались в полном молчании, я нажала кнопку лифта, пока Том забирал из машины пакеты. Его мобильный начал звонить, когда мы зашли в квартиру:
– Да. – Одно слово. Я снова обратила на это внимание, ставя горшки с цветами на журнальный столик. – Хорошо, я сейчас приеду. – Он отключил телефон, помогая донести пакеты на кухню.
– Вы уходите?
Он посмотрел на часы, потом перевел взгляд на меня:
– У меня важный звонок через полчаса. Мне надо быть в офисе. Ты разберешься со всем сама?
– Вы вернетесь к ужину? – я не хотела оставаться одна ни сейчас, ни вечером, ни ночью. Особенно ночью. Я даже боялась представить его с другой женщиной, а себя одну в его пустой квартире.
Том задумчиво кивнул, казалось, что он не понял моего вопроса, думая о чем-то своем. Видимо, предстоящий звонок очень важен для него.
Он ушел, оставляя вместо себя пустоту в квартире. Я убрала продукты в холодильник и выглянула в окно. Вид на город. Красиво. Но на душе пусто и одиноко. Я решила заняться ужином, чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей. Я поймала себя на том, что теперь постоянно думаю о предстоящей сделке с Ахмадом. Четыре дня... У Тома четыре дня, чтобы жить... Четыре дня у меня, чтобы помочь ему выжить! Но он молчит и не просит меня сделать то, к чему готовил меня несколько месяцев. Может, он решил, что я струшу? Ведь, убивая собаку, я вся обливалась слезами. Но убив Николаса, я даже не вздрогнула. Он причинил бы мне вред, так же как Ахмад причинит вред моему упрямому Дьяволу. Я и глазом не моргну, нажимая курок на своей винтовке. Может, стоит позвонить Антонио и спросить у него, что думает Том и какие у него планы? Или Майклу? С ним я нашла общий язык. Может, стоит съездить в офис самой? А может, стоит поехать на выжженное поле и одной потренироваться? Я задумалась: что же мне делать? Мысли плутали, путались в собственных суждениях, но руки занимались готовкой. Они прекрасно помнили, что и с чем надо смешать на сковородке, сколько солить и перчить. Живя без матери год, не имея лишних денег, чтобы ходить по ресторанам, я готовила себе всегда сама. Я любила готовить. Другой вопрос – было ли у меня на это время? Возвращаясь со съемок, я падала от усталости. Мне было не до необычных блюд, я что-то наспех готовила и снова шла на работу. Теперь времени у меня много и делать в общем-то нечего. Я усмехнулась, переворачивая мясо на сковородке. Когда-то я мечтала иметь много свободного времени, но сейчас поняла, что, иметь его – не всегда плюс. Время – друг и враг. Время сейчас было моим врагом, оно шло против меня. Его
оставалось слишком мало...
Звонок домашнего телефона вывел меня из раздумий. Я побежала в гостиную в надежде услышать родной голос. Кто же еще мог звонить сюда?
– Я слушаю.
Но недолгое молчание собеседника, судя по всему, удивленного, говорило о том, что кто-то мог.
– Извините, я могу услышать Тома?
Мое сердце дрогнуло, когда я услышала нежный женский голос.
– Его нет, – ответила я, злясь одновременно на себя и на него. Почему нельзя позвонить ему на мобильный, почему надо обязательно звонить домой? Ах, она знает его домашний телефон? Значит, это кто-то важный для него: – Позвоните ему на мобильный, он в офисе.
– Он не берет трубку. А вы кто?
Судя по всему, девушка тоже была шокирована тем, что услышала на другом конце женский голос. Мысленно я соображала, что ответить: кто я и что я тут делаю? И вообще, почему я должна перед кем-то отчитываться?
Не найдя, чем оправдать свое нахождение в его квартире, я произнесла:
– Ему что-нибудь передать?
– Я не знаю, кто вы и что делаете у него дома, но имейте в виду: то, что мое, моим и останется. Передайте ему, что звонила Аделина Паркер. У нас встреча сегодня в клубе «Миллениум», пусть не опаздывает.
Я услышала в трубке прерывистые гудки и положила ее обратно на базу. Гнев, боль, обида, ревность... Ревность. Я вспомнила это чувство. Я уже испытывала его в «Кречете», когда увидела Тома с девушкой. Тогда я выбежала на улицу и встретилась с Николасом Стаффордом... Второй раз в «Бункере», опять девушка, и опять это чувство. Тогда я нашла утешение в губах Марка. Значит, любовь жила во мне уже тогда, я просто не понимала этого. Когда же все это началось?
Я легла на диван, закрыв лицо руками. Я знала ответ: когда впервые увидела его. Такого красивого и жестокого, богатого и властного. Он испугал меня, страх стал сильнее остальных чувств. Я не чувствовала любви, я чувствовала страх. Но там, на обрыве, в его руках, я отпустила свой страх, и любовь, наконец, смогла вырваться на свободу.
– Боже, – прошептала я, – за что мне это?
Наказание, испытание за что-то! Я прекрасно понимала, что мы не можем быть вместе, он не прикоснется ко мне. Он едва ли видел во мне женщину. Но вспомнив слова Ноэль, я задумалась: «Мы не видим того, что происходит
совсем рядом. Мы просто не хотим этого замечать». Чего не замечала я? Чего я не видела в нем? Он дал мне слово, тем самым доказывая свое безразличие ко мне, как к женщине. Я была ребенком в его глазах.
Радовало только одно – я успела приготовить джамбалайю, после этого звонка я уже не в силах была бы это делать. Возможно, он не придет сегодня на ужин, его ужин состоится в «Миллениуме» в компании настоящей женщины, а не девочки вроде меня. Взяв со столика мобильный, я рискнула позвонить Тому, чтобы передать слова Аделины.
– Решила похвастаться своими кулинарными изысками?
Но сил шутить не было:
– Почему вы не берете трубку, когда вам звонят ваши... – я даже не знала, как их назвать, – близкие подруги.
– И кто у меня близкая подруга? – удивленно спросил он.
– Вам знакомо имя Аделины Паркер? Она ждет вас сегодня в «Миллениуме». Кстати, не опаздывайте.
Я нажала на кнопку отключения абонента, и телефон выпал у меня из рук. Я так и лежала, уставившись в потолок, ненавидя себя, Аделину Паркер и Тома Каулитца, слушая вибрацию своего телефона. Возможно, это глупо.
Возможно, я не имею права так себя с ним вести. Но по-другому не получается. Это слишком тяжело. Мне захотелось домой, в свои родные стены, в свою кровать, на свой диван. Выйти на улицу и пробежаться до пляжа. Сесть на песок и долго смотреть вдаль, чтобы ветер уносил всю печаль и... чувства к нему.
Вибрация мобильного телефона прекратилась, но зазвонил домашний. Я знала, кто звонит. Сейчас я точно это знала, и схватив трубку, начала говорить первая:
– Я хочу домой. В свой дом. В свои стены. Мне здесь плохо. Дайте мне Лео, я согласна на него.
– Я за Лео, стены моего дома станут твоими стенами. Не я убил Николаса Стаффорда, не мне надо прятаться.
– Его не нашли, и мне пока бояться нечего.
– Я бы на твоем месте так быстро не расслаблялся.
Каулитц положил трубку. Теперь он сделал это первым. И я чуть не захлебнулась в потоке слез.