Мой террорист

*

После деревни Москва кажется особенно душной и шумной. Правда, часа через два я этого уже не замечаю, мой организм горожанина быстро приспосабливается к привычной обстановке. Встать сегодня пришлось очень рано, но я прекрасно выспался ночью, немного подремал в дороге, и, кроме того, Тор разрешил мне
появиться в офисе к обеду. Так что все замечательно. Вообще все. Теплый солнечный день, пестрые вывески магазинов и кафе, прохожие на улице, пассажиры в
вагоне метро, я сам, свежий и отдохнувший. А самое замечательное то, что совсем
скоро, вот уже через каких-нибудь сорок минут, я снова увижу Тора. От этого смешно щекочет в груди, как будто там возится маленький теплый котенок. Легкая звонкая радость окутывает меня с головы до ног. Я словно заключен в тонкий прозрачный купол, мягко отсвечивающий нежными радужными оттенками. Меня даже не толкают в уличной толпе, как будто я под защитой своего нежданного счастья. В приемной Тамара, не успев поздороваться, тут же находит мне занятие.
- Антош, мне ненадолго надо выйти, ко мне пришли. Выручи, пожалуйста, сделай два кофе.
Да пожалуйста! Мне нетрудно. Я сейчас счастлив, всех люблю, и из меня можно веревки вить. Два. Значит, у Тора в кабинете кто-то еще. Киваю на дверь:
- Кто у него там?
- Клара. Ну все, я побежала. Спасибо тебе.
Клара. Понятно. Значит, как обычно для Тора и двойной «эспрессо» для нее. Пока кофе варится, достаю из шкафа поднос, ставлю на него маленькую мельхиоровую сахарницу, корзиночку с обезжиренными крекерами - Клара следит за фигурой, кладу ложечки. Так, что еще? Несколько салфеток, сливки не нужны, оба пьют черный.
Разливаю кофе по чашкам. Готово, можно подавать. Чуть-чуть приоткрываю дверь кабинета, так, чтобы ее потом можно было легко и непринужденно открыть носком
ботинка, подхватываю поднос и в нерешительности застываю, потому что разговор между Кларой и шефом довольно напряженный. Главбушка за что-то выговаривает
генеральному. Не знаю, уместно ли будет сейчас войти. Невольно прислушиваюсь. Клара, похоже, очень сердита.
- Тор, ты что творишь? Ты соображаешь, что делаешь?
Тор видимо в хорошем настроении, потому что отвечает ей спокойно, я бы даже сказал, немного лениво:
- И что же такого ужасного я делаю?
- Ты вчера должен был быть в офисе! Из-за твоего отсутствия Тамаре пришлось отменить несколько важных встреч! И потом, ты хоть помнишь, что в мире финансовый кризис? На фондовых биржах вчера был обвал, некоторые твои акции
сильно упали, надо было что-то решать. Черт, я даже не смогла до тебя дозвониться!
- Угу, я отключил телефон.
- Зачем?!!
- Чтобы мне не мешали. Клара, мне так захотелось. Сама подумай, к чему эта нервотрепка, эта гонка за деньгами, если в результате я даже не могу позволить себе лишний день отдыха?
- Ладно, пусть так, дело твое. А как насчет госпожи К**?
- А что с ней?
- Что?! А ты не помнишь?! Вчера вы должны были объявить о своей помолвке!
Радужная пленочка счастья вокруг меня стремительно съеживается, истончается, теряет краски, как будто готовый вот-вот лопнуть мыльный пузырь. Значит, все-таки
невеста... Что ж. Этого и следовало ожидать. Тор ведь не может жениться на мне. Вообще, далеко не всегда женятся на тех, кого любят. Ну, с этим ничего не
поделаешь. Но все равно, так расстраивает. Снова чувствую себя Золушкой, на сей раз возвращающейся с бала. Пешком, в старом рваном платье и одной хрустальной туфельке. Клара продолжает:
- Был заказан банкет, приглашена пресса. А гости? Ты о них подумал? А госпожа К**? В какое положение ты ее поставил? Тебя все ждали, а ты в это время торчал в какой-то деревне с этим... этим мальчишкой! Ты что, совсем потерял голову? Черт, Тор, если бы я не знала тебя, я бы решила, что ты...
Что бы решила Клара, остается неизвестным, потому что Тор ее прерывает. Кажется, он тоже начинает злиться, во всяком случае, в его голосе слышно предостережение, пожалуй, даже угроза:
- Клара, хватит! Остановись. Мы с тобой старые приятели, я очень ценю тебя, как специалиста и всегда прислушиваюсь к твоим профессиональным советам. Но это не дает тебе права лезть в мою личную жизнь и указывать мне, где, сколько и с кем мне проводить время. Такого права вообще никто не имеет!
- Но...
- Никаких «но»! Что ты тут какую-то сопливую романтику развела? Просто сериал: юный любовник-разлучник, брошенная невеста... Ты же прекрасно знаешь, что за всей этой историей не стоит ничего, кроме денег!
Мыльный пузырь с тихим хлопком лопается, оставляя меня обнаженным и беззащитным
перед внезапно открывшейся неприглядной правдой. Ничего кроме денег? Деньги. Всего лишь чертовы деньги, несчастные несколько сотен тысяч деревянных рублей, которые я тебе должен, мелочь для тебя, ты сам говорил... И это все из-за них? Я понимаю, тебе было удобно держать меня на виду, «контролировать процесс», как ты когда-то выразился. Но тогда зачем все остальное? Эта откровенность, эта нежность? «Кажется, я нашел кое-что другое. Что-то, на что совсем не рассчитывал». Это ведь твои слова? Ты это сказал. Сказал перед тем, как обнять, осыпать
безумными поцелуями, слиться телом и, как мне казалось, душой... Ты... Чертов гребаный Террорист. Нет, ты просто сам дьявол, для тебя видно нет вообще ничего святого. И это ты мне рассказывал, как мало в человеческой жизни значат деньги? Как мало значат они для тебя? Так пусто и холодно. Как будто я заснул в теплом счастливом раю, а проснулся на грязной льдине где-нибудь посреди Северного Ледовитого океана. И так больно в груди. Так больно, что просто нет сил держать этот чертов поднос. Опускаю подносик на секретарский стол. Кажется, слишком резко, потому что посуда звонко, испуганно дребезжит. На этот звук из кабинета выглядывает Тор. При виде меня на его лице появляется еле заметная улыбка. Какая довольная физиономия... Даже так? Ты рад, что я все услышал? Не могу, не могу, ни секунды больше не вытерплю.
Поворачиваюсь к негодяю спиной, нетвердой походкой направляюсь к дверям. Краем глаза успеваю заметить, как удовольствие на лице Гурова сменяется недоумением, тут же следом - тревогой. Боишься, что добыча улизнет из ловушки? Плевать... Мне теперь абсолютно плевать, хуже уже не будет.
Так хочется быстрее уйти, не чувствовать этого холода, не видеть этой бесстыжей рожи... Это придает мне сил, выскакиваю за дверь, быстро иду по коридору...
- Антон, подожди!
Даже не оборачиваюсь.
- Антон!!
Да пошел ты... Чертов гребаный Террорист. Прибавляю шаг и через минуту уже быстро сбегаю по лестнице.
Я не знаю, куда мне деться, не могу понять, куда идти. В результате бесцельно и бестолково кружу по улицам. Я до краев полон обидой. Липкой, тягучей. Черной. Она тяжело колышется во мне, как мутное зловонное болото, подступает к горлу, стискивает его, не дает глотать. Она жгучая, как кипяток, такая горячая, что
сердце заходится от боли. Она ледяная, как зимняя речная вода, от нее застывает кровь и останавливается дыхание. Иногда она поднимается до самых глаз, и все вокруг тонет в дрожащем сером тумане. Поэтому я существую как будто фрагментами. Время от времени обнаруживаю себя то у какого-нибудь киоска, внимательно рассматривающим сквозь пыльное стекло пустые сигаретные пачки и выгоревшие
шоколадные обертки, то в маленьком скверике на лавке. Потом вдруг почему-то в
парфюмерном магазине - зачем-то старательно нюхаю благоухающие разными ароматами длинные бумажные полоски. Спускаюсь в метро, бесцельно пересаживаюсь с линии на линию, толкусь у какого-нибудь столика с копеечными сувенирами. Наконец к вечеру
оседаю в каком-то зачуханном баре.
В момент очередного просветления вижу себя за грязноватым, липким столом. Не знаю, я что-то разлил, или просто не вытерли после предыдущего клиента,
совершенно не помню. Передо мной кружка пива. Зачем, почему пиво? С какой стати? Я ведь его не люблю. За столом я не один. Рядом какая-то девица. Она здорово
пьяна, почти так же как я. Вот только я пьян не от выпивки. Я пьян от своей беды. Девица что-то от меня хочет. Никак не могу понять, что именно: внимания, секса, любви, денег? Она так и липнет ко мне, жарко и пьяно дышит в ухо, лезет за пазуху, елозит по щеке губами. Губы у нее в чем-то жирном, пахнущем дешевыми духами, кажется, это помада. Рубашка у меня расстегнута на несколько пуговиц и почему-то выправлена из брюк, галстук висит на шее свободной петлей, пиджак валяется на соседнем стуле. Девчонка ужасно мешает. Мешает тонуть мне в моем
зловонном болоте, мешает упиваться своей тоской. Вяло отталкиваю ее, но она с
поразительной настойчивостью лезет снова и снова. Да что ей надо-то, в конце концов? Так раздражает.
Следующий приступ осознания - в такси. С удивлением понимаю, что девица по-прежнему со мной. Пытаюсь ее высадить, но ничего не получается. На меня внезапно
наваливается такая усталость, что решаю на все наплевать. Черт с ней, пусть едет, куда хочет. Тут же возникает мысль, что надо бы посмотреть по карманам, вдруг
она меня уже обчистила. Хотя, вряд ли. Если бы обчистила, то не полезла бы со мной в такси. Но все же надо проверить. Принимаюсь себя обшаривать, обнаруживаю,
что пиджака на мне нет, наверное, так и остался в том кабаке. Хорошо, что обычно я все таскаю в карманах брюк. Так, ключи... кошелек... телефон... пропуск в
издательство... кажется, все на месте. Вот только паспорт... не помню, брал я его сегодня с собой, или нет.
Наконец, такси тормозит в моем дворе. Расплачиваюсь с таксистом, выхожу. Девчонка - следом. Тут же вцепляется в меня мертвой хваткой, жмется к боку. Черт,
ну как же достала! Пытаюсь оторвать от себя нахалку, уговариваю ее оставить меня
в покое и ехать домой. Все бесполезно, похоже, она твердо решила набиться ко мне в гости. И вообще, кажется, она настолько пьяна, что вряд ли понимает, что я ей говорю. С тихим глупым хихиканьем виснет у меня на шее, пытается залепить мне рот влажным слюнявым поцелуем. Shit, да что же это такое!
Краем сознания улавливаю, что где-то позади нас хлопает дверца машины, и нас почти тут же буквально отбрасывает друг от друга. Тупая, давящая боль в плече,
напряженное от злости лицо. Гуров... Чертов гребаный Террорист... Отвожу глаза.
Видеть его сейчас просто больно, гораздо больнее, чем чувствовать крепко вцепившиеся в меня железные пальцы. Он оборачивается к девице, тихо, со
сдержанной яростью выталкивает сквозь зубы:
- Пошла отсюда.
Бесцеремонно тащит меня в подъезд, не дожидаясь лифта, молча тянет вверх по лестнице. Все это здорово напоминает то, как он тащил меня в свое бунгало, тогда,
на Острове. Только сейчас мне намного хуже. После того, что я сегодня услышал, мне неприятно, нет, мне просто невыносимо его присутствие, не понимаю, зачем он только притащился. Ощущение несвободы, захлопнувшегося капкана, его хватка на моем запястье, как стальное кольцо наручников. И боль... Боль в несчастном, доверчивом сердце, так глупо обманутом в наивных смешных надеждах.
Чертов гребаный Террорист ловко обшаривает мои карманы, выуживает ключи. Отпирает дверь, толкает меня в квартиру, проходит следом. От резкого тычка, просто чудом удержавшись на ногах, залетаю сразу в комнату. Гуров проходит следом, снова вцепляется мне в плечи, впивается взглядом в глаза. Почему-то в
этом взгляде такая ярость. Злобно, сквозь зубы выплевывает слова:
- Ну что, нагулялся, сучка?!
Shit, да какого?!! Я-то с какого сучка?
- Отвали, урод! Тебе бы так погулять...
- Сучка... Подстилка... Похотливая тварь, видел бы ты себя... Морда вся в помаде... рубашка расстегнута... Хорошо оторвался, блядь?!
От изумления, от его наглости я просто немею. Shit, ты еще смеешь ревновать?!
- Мелкая, грязная, ненасытная шлюха... Я тебя мало трахаю?! Тебе не хватает?! Хорошо, сейчас получишь еще....
Грубым пинком отправляет меня на диван, придавливает своим весом... Яростно пытаюсь отбиваться, но он как будто даже не замечает моего сопротивления. Shit, какой же он все-таки сильный... Быстро, ловко расстегивает мои брюки, стаскивает вместе с бельем до колен. Все, мои ноги почти бесполезны, они спутаны штанами. Рубашку он просто перекидывает мне через голову, стараюсь ее стряхнуть, но мешают застегнутые манжеты. Черт, руки теперь тоже все равно, что связаны... Одним движением переворачивает меня на живот, наваливается сверху... Отрывисто, бессвязно матерясь, грубо трахает... Выходит из меня полностью, тут же вставляет снова... намеренно делает это резко, неаккуратно, стараясь причинить как можно больше боли... Мне, и правда, чудовищно больно. Болит в заднице, больно
бедрам, в которые он крепко вцепился. Самое главное, больно душе... В памяти вдруг всплывает картина: я и он, на полу, у печки... бережные касания... волнующие слова... От этого становится в десять, в сто раз больнее, мозг не выдерживает этой боли,
воспоминание съеживается и куда-то прячется, я снова один на один с ужасной реальностью. Реальностью, в которой Тор, нет, чертов гребаный террорист, жестоко насилует мои душу и тело, осыпает грязными оскорблениями... Разумеется, нет и речи о том, чтобы я кончил, я даже не возбуждаюсь, вообще ничего не чувствую, кроме боли и отвращения.
В какой-то момент мой рассудок подергивается черной дымкой. Делаю над собой усилие, чтобы оставаться в сознании. Наверное, если бы я отключился, для меня
было бы лучше, но я не хочу. Я должен все это запомнить. Боль, унижение, чувство беспомощности. Я должен накрепко это запомнить, чтобы не дать слабину, когда эта хитрая сволочь снова подкатится ко мне. Стараясь удержать себя от падения в беспамятство, вожусь с манжетами. Надо все-таки попробовать освободить руки.
Черт, петли такие тугие...
Чувствую спиной, как напряжены мышцы его пресса. Подонок пытается сдержать оргазм, чтобы мучить меня как можно дольше. В конце концов он все же кончает,
тут же переворачивает меня на спину, бегло осматривает мой живот, ощупывает подо мной диван.
- Что, бляденыш, даже не кончил? Все потратил... Яйца совсем пустые?
- Иди на хуй, дерьмо...
Мне наконец-то удается выпутаться из рукавов, но он тут же перехватывает оба моих запястья одной рукой, придавливает их к дивану у меня за головой, наваливается коленом на ноги. Обхватывает пальцами мой вялый член.
- Ничего, сучка, ты у меня кончишь...
Не хочу, не хочу!.. Черт, кончить сейчас, от его руки, после такого... это так... унизительно... так грязно... Он и делает это для того, чтобы меня унизить, чтобы
окончательно растоптать... Дать почувствовать, что я в его власти... Не дождешься, урод... ничего у тебя не получится... Но у него все-таки получается. Этот подонок так хорошо знает мое тело, он делает все как надо. С ужасом чувствую, как сквозь отвращение и отчаяние, сквозь боль в истерзанном теле пробиваются предательские
импульсы возбуждения... Стягиваются внизу живота... Мелкими волнами прокатываются по телу... Корчась от стыда, захлебываясь злыми рыданиями, выплескиваюсь ему в руку.
Он тут же меня отпускает. Почувствовав свободу, влепляю ему хлесткую звонкую пощечину. Моментально получаю в ответ смачный шлепок перемазанной в моем семени ладонью. Щека взрывается резкой болью. Размазываю по лицу собственную сперму. Это я тоже запомню.
Он встает, не глядя на меня заправляет в брюки выбившуюся рубашку, застегивается. Низко наклоняется надо мной, всматривается в лицо. Сволочь, что ты пытаешься там разглядеть? Хочешь понять, насколько мне больно? Как сильно я унижен? Не
волнуйся, ты хорошо поработал.
Он выпрямляется. Презрительный взгляд сверху вниз:
- Какая же ты все-таки дрянь. А я... я дурак.
На пороге комнаты снова поворачивается ко мне:
- Не попадайся мне на глаза. Видеть тебя больше не хочу.
После его ухода со мной случается дикая, рвущая в клочья душу, истерика. Я не рыдаю, я просто вою, как зверь. В отчаянье катаюсь по дивану, кусаю руки, впиваюсь в себя ногтями, пытаясь телесной болью заглушить душевную. В памяти то и дело вспыхивают картины недавнего ужаса вперемешку с видениями былого
короткого счастья, чудовищный, мучительный калейдоскоп. Неужели все это действительно со мной? Лучше бы я, и правда, угорел прошлой ночью...
Выбившись из сил, затихаю, какое-то время лежу, как труп, такой же неподвижный и застывший внутри. Только трупы не плачут, а у меня из глаз слезы так и текут.
Если бы не они, сходство было бы полным. Наконец, отыскиваю в себе силы сесть, разуваюсь, до конца стаскиваю брюки. Плетусь в душ. Надо привести себя в порядок,
попытаться смыть этот кошмар, что-то сделать с задницей, она до сих пор кровит, этот ублюдок сильно меня порвал. В ванной старательно отворачиваюсь от зеркала, не могу сейчас на себя смотреть, да в него много и не увидишь, оно маленькое и
старое, помутневшее от вечной сырости. Все же мельком успеваю заметить, что у меня на шее до сих пор болтается галстук. Так дико смотрится на голом теле. Вид
петли со свободным, легко скользящим узлом наводит на всякие нехорошие мысли. Быстро сдергиваю галстук и отшвыриваю подальше.
Долго стою под душем. Струящаяся по лицу вода смешивается со слезами, прячет их, делает невидимыми, а, значит, как бы несуществующими. Удивительно, но почему-то это помогает успокоиться. Даже нахожу в себе силы помыться. Порывшись в аптечке, обрабатываю попу перекисью, потом синтомициновой мазью, на всякий случай запихиваю между ягодицами марлевую салфетку. Все. Кажется, буду жить.