Жизнь под чужим солнцем

20.Девушка на старой фотографии

Все фотографии являются точными. Но ни в одной из них нет истины

Ричард Аведон

- Ну что, так и будем молчать? - Малфой смерил растерянную Гермиону ледяным взглядом. Тон его был таким же ледяным, как и взгляд, а, может быть, еще холоднее, и Гермиона с трудом удержалась от соблазна зябко поежиться. Она неопределенно пожала плечами, подошла к зеркалу и принялась вынимать заколки из прически, причем делала она это с таким энтузиазмом и усердием, словно не было для нее занятия в этой жизни интереснее и занимательнее.

Она знала, что соврать и отвертеться сейчас у нее не получится, и просто тянула время. Он видел ее растерянность, а значит, понял, что она что-то скрывает. Он всегда был очень проницательным, ее муж, да и два и два всегда складывал без труда, неизменно получая в результате четыре. Но говорить правду нельзя. Стоит ей только начать, одно потянет за собой другое, и вереница из ее маленьких и больших обманов начнет разматываться, точно клубок ниток, а когда размотается до конца, на ее жизни можно будет безошибочно поставить крест.

Она тяжело вздохнула, положив на туалетный столик последнюю шпильку. Молчание затягивалось, и надо было что-то говорить, но она решительно не знала, что.

- Ты ведь не поверишь, если я скажу, что была на свидании? - она сказала это просто так, чтобы досадить ему, хотя прекрасно знала, что ему все равно. Вернее, она подозревала, что такие тонкие материи как ревность вообще не доступны его пониманию.

Малфой хмыкнул.

- Ну конечно, как же я сразу не понял, в чем тут дело! Он, разумеется, высокий страстный брюнет, настолько страстный, что в пылу любовной горячки огрел тебя по голове доской?

Гермиона, наконец, повернулась к нему, встретившись с насмешливым взглядом серых глаз. Драко поднял руки, словно бы в знак примирения.

- Я бесчувственное бревно, я помню, ты неоднократно это говорила.

Ну да, так она и говорила. Малфой никогда не ревновал ее, и Гермиону это страшно задевало. В конце концов, она пришла к выводу, что ему либо все равно, либо он вообще не способен на какие-либо проявления эмоций. Зато она однажды закатила ему первостатейную сцену ревности со всеми надлежащими атрибутами, которую он запомнил надолго.