Жизнь под чужим солнцем

43.Старый должок

Он не знал, что безразличие возвращается точно так же, как возвращается любовь. Не знал, что время играет в странные игры, развлекаясь неожиданными поворотами, которые всегда озадачивают участников; и в один прекрасный вечер ты будешь смертельно желать ту, что отправил к дьяволу десять лет назад.

Франсуаза Саган "Смятая постель"

Малфой вдруг с удивлением поймал себя на мысли, что нервничает как мальчишка в ожидании ее появления. Это было глупо, тысячу раз глупо, и все же он ничего не мог с собой поделать. Все давно в прошлом, кануло в Лету, бесследно и безвозвратно, растаяло, словно ночной туман под первыми лучами солнца. У него давным-давно своя жизнь, а у нее - своя. Воспоминания о свидетельстве ее той, другой жизни, в которой не было места ему, отдалось ноющей болью где-то глубоко внутри, но он быстро прогнал это ощущение.

Он, разумеется, не любит ее - столько лет прошло, столько воды утекло с тех пор. Он приводил самому себе неоспоримые доводы, снова и снова убеждая себя в своей правоте, придя, в конце концов, к одному неоспоримому, но единственно верному выводу - все это фальшь. Была одна единственная правда, но это было слишком для него страшно. Принять эту правду…

Где-то в глубине дома гулко пробили часы, ровно девять раз, а потом снова стало тихо. Тишину ненадолго потревоженного дома нарушало только негромкое потрескивание поленьев в огромном камине. Языки пламени танцевали в камине странный, немного мистический танец. Всполохи яркого света будили дремлющие в углах дома тени, отчего те тоже оживали, становясь частью странной, почти первобытной огненной пляски.

Малфой, сидя в кресле перед камином, неотрывно смотрел на огонь, завороженный открывшимся зрелищем. Огонь странным образом успокаивал, помогал отвлечься от мыслей, сводящих его с ума.

Грейнджер должна была появиться в девяти. После тягостного разговора с Асторией, который, однако, не расставил все точки над «i» в их отношениях, прошло несколько дней. От его бывшей жены вестей не было, она словно бы напрочь забыла о его существовании. Что она делала, где бывала, с кем общалась? Он не знал ответов ни на один из этих вопросов, и вопреки всем законам здравого смысла, его мучило и изводило это незнание.

И это осознание временами приводило его в ярость. Малфой чувствовал, что в минуты, когда он начинает думать о Грейнджер, он словно бы перестает принадлежать самому себе, попадает в зависимость, странную, неправильную зависимость от человека, который десять лет назад бесследно пропал из его жизни. Странное дело, но на протяжении минувших десяти лет мысль о том, что где-то на свете живет Гермиона Грейнджер, которая когда-то была его женой, и которую он когда-то любил, если занимала его, но занимала как-то… опосредованно. Были мысли и воспоминания о ней - призрачные, туманные, живущие где-то в самых потаенных уголках его души, куда он никого не пускал. Да и она сама, словно сотканная из воспоминаний и сожалений, была для него всего только бестелесным призрачным образом. Тогда она принадлежала только ему. И вот теперь призрак обрел плоть и кровь, вырвавшись на свободу из душной темницы, обернувшись живой женщиной, быть может, чуть менее прекрасной, чем та, которая жила в его воспоминаниях, но совершенной точно гораздо более желанной.